11 июня 201* года
Москва.
Крымская набережная.
21.20
– Предлагаем отправиться на вечернюю подсветку Москвы-реки. Вокруг Золотого острова, по Водоотводному каналу, мимо храма Христа Спасителя. Продолжительность экскурсии два часа. Желающих просим занимать места, – призывал мегафон.
Моторный баркас покачивался у причала. Желающих прокатиться пока не наблюдалось. Хотя по набережной народ прогуливался толпами. Начало уик-энда – все, кто не покинул город, потянулись в парки.
Женька с подругой сидел на ступеньках широченного «амфитеатра», спускающегося от набережной к речной мутной воде.
– А ничего так, – между прочим заметила Ирина, ставя на ступеньку бутылку безалкогольного пива.
– Ничего, – согласился Женька, покосившись на зазывалу-экскурсоводшу в выразительных белых бриджах. – Загорелая. Но видали мы и получше.
Иришка крепче сжала бутылку.
– Все-таки ты странная особа, – сообщил подруге Евгений Земляков, скручивая голову вяленой корюшке. – Все знаешь, но бессмысленно провоцируешь. Ты же мигом учуешь, если я на девчонок глядеть начну.
– «Учую», – пробормотала Иришка. – Фу, как неромантично. Ты, Джогнут, совсем сапогом стал.
Женька вручил возлюбленной очищенную рыбью спинку. Слышать почти забытое прозвище, сидеть на теплых камнях, смотреть на проплывающие прогулочные теплоходики, на заходящее солнце и слушать, как подруга пытается ревновать, было приятно. Находился рядовой Земляков в законном увольнении, пусть и в краткосрочном. Имело смысл полноценно наслаждаться жизнью. Конечно, можно было метнуться домой и ускоренно предаться блуду, что было бы тоже неплохо, но уж точно абсолютно не романтично.
Евгений Романович Земляков, военнослужащий срочной службы, и студентка Ирина Кирилловна состояли в отношениях глубоко серьезных, продолжительных, в которых суете места уже не было. Тем более завтра вечерком Женька собирался покинуть место дислокации минут этак на сорок и прокатиться с подругой на ее лимузинчике по Оболенскому переулку. Там вечером весьма безлюдно и спокойно. В общем, как раз романтично.
Диетическая кола в сумке-холодильнике нагреться не успела. Женька делал осторожные глотки. Жмурился на заходящее солнце.
– Вроде как все так мирно и благостно, – пробормотала Иришка, высматривая еще кусочек очищенной рыбки. – А облома так и ждешь.
Женька пожал плечами, вручил подруге аппетитный хвостик и принялся чистить следующую корюшку. Мир несовершенен. Утром в спорт-уголке сломался «Гиммлер», и где теперь искать манекен-тренажер, непонятно. Потом плотно забуксовал перевод выдержек из ЖБД[11] 5-й пехотной румынской дивизии. Вообще непонятно, кто и как его на немецком корябал – просто кроссворд какой-то и явная деза. Да еще эти новости о сегодняшнем теракте в Лужниках. Новости хоть и не хочешь, но слышишь. Собственно, никто там серьезно не пострадал, странное происшествие, двое легкораненых, но ведь совсем рядом случилось. Иришка по Комсомольскому несколько раз в день гоняет, да и вообще… Мирное, но крайне нервное время.
Рядовой Земляков служил переводчиком. Приходилось и в командировках бывать. С полевыми-боевыми выходами. И нынешние мирные времена с полномасштабной войной Женька путать не собирался. Но вот ощущение близкого «облома» действительно присутствовало…
орали динамики с нарядного вишневого теплоходика. Проплывала «Амели» – крайне шумное прогулочное судно. Гуляет народ, развлекается. И это, наверное, хорошо.
– Гуляют, – задумчиво сказала Иришка. – Свадьба. По пятницам всегда свадьбы. Идиотизм. Столько денег угрохивают. Мне на той неделе тоже подарок искать и на торжество идти. Марфа своего доконала. Помнишь Марфу?
Женька не помнил. Наверное, в прошлой жизни Иркину подружку как-то иначе звали. Марфи или Марпл. Еще полгода не прошло, а ведь натурально иная жизнь. Да и фиг с ней, с прошлой. У нас Иришка есть и этого вполне достаточно.
Иришка была. Очень даже. И ножки точеные, мини-юбкой символически прикрытые, и топик миленький, и босоножки на платформе-танкетке, да еще с актуальными поднятыми-задранными супермодными носами. Поглядывает народ. А, между прочим, все это для одного человека надето. Можно таким достижением гордиться? Да, zweifellos[13].
– Ир, давай сэкономим и просто так сто лет проживем. Вместе. И без всяких понтов, – неожиданно для себя ляпнул Земляков.
Иришка поправила темные очки, придерживающие надо лбом рыжую челку и, щурясь, сказала:
– Я, естесно, на платье в стразах рассчитывала. Но экономия, тоже верно. Скромно съездим в Куршевель или Ишгль[14]. Расскажешь мне на природе о Зимней войне. Я как раз недавно читала ужасную книгу…
– Ир, твои лыжи горные – ужаснее любых мемуаров. Не спорт, а чистая клиника. А о Финской я ничего не знаю. Честное слово.
– Ладно, о другом каком-нибудь конфликте расскажешь. Не вдаваясь в подробности. Ты уже свободным будешь человеком, только подпиской связанным…
В кармане спортивных Женькиных штанов завибрировал телефон, и, хотя звук был выведен на минимум, Иришка замерла.
Выковыривая упрямый «самсунг», Земляков подумал, что загорать подруге не нужно – бледность в сочетании с загаром вообще жуткая вещь.
– Земляков, – прибыть в расположение, – приказала трубка спокойным голосом начальника Отдела. – Уяснил?
– Так точно. Буду через пятнадцать минут.
Женька сунул телефон в карман и принялся сворачивать салфетку с рыбьими головами.
– Я сама, – прошептала Ирка. – Иди. Только осторожнее будьте.
– Да ты что? Это ж просто проверка. Не положено нам так часто гулять по увольнениям. Вот и…
Иришка кивнула.
Губы у нее были сладко-соленые. Вкус этого пива смешного и ненастоящего, рыбки, помады…
Взлетев по ступеньке к набережной, Женька обернулся – подруга смотрела вслед. Сдернула очки со лба и вдруг злобно завопила:
– А я все равно с вами буду! Так и знай!
Женька махнул рукой. Ох, девчонка, все равно, девчонка.
Уже рыся по набережной, полной гуляющей публики, Земляков еще разок обернулся. Отсюда, от старинной беседки, просматривались все ступени длинного амфитеатра. Как раз удалось полюбоваться, как обожаемая Ирина Кирилловна, широко размахнувшись, зашвыривает в реку недопитую бутылку с безалкогольным. Вот руку обрызганную принялась отряхивать. Похоже, окропленные соседи высказали что-то назидательное. Иришка, судя по резкому движению, ответила. Ой-ой, это она может. Правда, за последние полгода как-то сориться не доводилось, но…
Пятясь, Женька с чем-то ощутимо столкнулся. Оказалось, велосипедист, весьма похожий на известного музыканта Макаревича. Велосипедист поправил соломенную шляпу и укоризненно поинтересовался:
– Пожар? Землетрясение?
– Вроде того. Извините.
Двойник музыканта (или не двойник?) покатил на своем белом «коне» в одну сторону, а Женька, петляя между гуляющими и катающимися, ускоренно двинул в другую. Рысь пришлось сбавить – йоркширские терьерчики так и кидались под ноги, заливаясь отчаянным визголаем. Блин, да сколько же их тут?
По-настоящему Земляков побежал, только выбравшись на мост. Народ предпочитал гулять вдоль открытых балюстрад, и здесь, под душным стеклянным перекрытием, было совершенно пусто…
Рысил Женька энергично – пятнадцать минут, это пятнадцать, а не двадцать, или там какие-нибудь компромиссные восемнадцать. Отдел «К» точность ценил, несмотря на то, что привык оперировать годами и десятилетиями. Операции в прошлом, пусть, условно говоря, и «параллельном» – довольно специфичный профиль службы для подразделения МО РФ. И рядовой Земляков был полностью «в теме».
Еще рядовой Земляков был в поту и тревожном недоумении, поскольку пробежка вышла совершенно незапланированной. Чего это в пятницу, да еще вечером, вдруг аврал? В общем, когда почти у самого КПП Женьку окликнули со стороны, особенной радости рядовой не испытал.
– Евгений! Кого я вижу!
Мужик, протирающий лобовое стекло черного «Вольво», был вроде бы знаком. Смутно. Среднего роста, склонный к полноте (или уже толстоватый?). Совершенно банальная блеклая физиономия, неброский летний свободный костюм…
– Не узнаешь, Евгений? – Мужик улыбнулся чуть иначе. – Ай-ай, а еще и пары месяцев не прошло. Что у вас, у молодежи, с памятью…
Тьфу, сейчас Женька его узнал. Как же, были официально представлены, даже довелось сидеть за одним праздничным столом.
Земляков пересек газон, пожал пухлую ладонь:
– Здравствуйте, Виктор… э-э…
– Виктор Иванович. Попутный – такое наше родовое фамилие. Как жизнь-то, Евгений?
– Хорошо жизнь. Виктор Иванович, я вас искренне рад видеть во здравии и бодром расположении духа. Вот только, извините великодушно, время поджимает. Отпросился на полчасика с мамой повидаться, если застряну, замкомвзвода шуметь будет.
– Вопроса нет. Что я, не понимаю, сам служил. Дуй! Привет маме и замкомвзвода.
Женька пролетел через КПП, кивнул дежурным комендачам. Во дворе, сдергивая с себя пропотевшую футболку, выдернул из кармана электронный ключ. Странный все-таки тип этот Виктор Иванович. Тогда его как-то так уклончиво представили…
Рядовой Земляков влетел в коридор Отдела и чуть не врезался в собственного непосредственного начальника. Впрочем, сшибить с ног старшего лейтенанта Коваленко мало кому удавалось, посему Женька рикошетом отлетел к стене и был поддержан крепкой командирской рукой.
– Это чего за агрессивный стриптиз? – удивился Коваленко.
– Вызывали, пробежался немножко, – прокряхтел Женька, отклеиваясь от стены.
– Давай, в порядок себя приводи. Совещание у нас намечается.
Дверь в Расчетную группу была распахнута, там спорили на повышенных тонах. Вероятно, срочные координаты вводят. И что это за полундра, интересно?
Женька проскочил к себе, окончательно содрал спортивное. Запрыгнул в камуфляж. Что могло произойти? До операции в Румынии еще месяц времени по отсчету «Ноля»…
Требовалось умыться. Женька двинулся к душевой, увидел сидящих в пищеблоке начальника Отдела подполковника Александра Александровича Варшавина и Коваленко.
– Рожу умой, и сюда, – не оглядываясь, приказал Варшавин.
– …а как это могло случиться, он же в тылу был? – скованно спросил Коваленко.
– При такой работе… – Сан Саныч мерно постукивал фильтром по сигаретной пачке…
Женька пытался осмыслить. Майор Варварин пропал. Очевидно, погиб. «Разбился». Нет, как-то вообще не складывается. Женька знал Варварина лично. В 1943-м почти неделю вместе работали, и в Крыму 44-го мельком пересеклись. Профессионал. Конечно, он не первый из агентов «К», кто не вернулся в Отдел. Но «разбился»… Быть такого не может. Дезинформация? Ошибка? Вообще откуда эта шифровка взялась? Некому ее было отправить. Да и вообще чушь какая-то в ней…
– Разбор версий отложим, – сказал Варшавин, швыряя раскрошенную сигарету в мусорное ведро. – Пошли в кабинет. Аналитика сейчас подтянется, все нам растолкует…
Кабинет начальника Отдела был распахнут. Внутри стоял, заложив коротенькие руки за спину, Виктор Иванович и любовался висящим на стене, прикрученным к красивой дубовой дощечке, маузером К-96. Пистолет был, конечно, макетом, но хозяин кабинета Сан Саныч почему-то игрушкой чрезвычайно гордился. Возможно, из-за шутливой именной надписи на рукоятке.
Женька огорчился. Мог бы и сразу допереть, что совпадений не бывает. Значит, расследование будет вестись совместными силами. Ну, ведомство Виктора Ивановича особой любовью в армии не пользуется, хотя, с другой стороны, человек он знакомый. Можно сказать, «с рекомендациями».
– Знакомьтесь, – сказал Варшавин. – Собственно, с Земляковым товарищ майор уже знаком.
– Так точно, мы уже поздоровались, – признался Женька.
Варшавин представил гостю нового начальника Полевой группы.
– Смена, значит? – Попутный оглядел старшего лейтенанта, потом кивнул Женьке: – В камуфляже-то оно привычнее, а, Евгений? А то красный как помидор – «Меня мама не отпускала…»
Сан Саныч посмотрел на подчиненного и сказал:
– Заканчивай, Виктор Иванович, подчиненных мне смущать. Не то настроение.
Попутный вздохнул:
– Понимаю. Но все еще вполне может разъясниться. Давайте будем оптимистами.
В коридоре заговорили – прибыл представитель АЧА[15].
Дело рядовых – помалкивать, пока начальство прямо не спросит. Женька и помалкивал. Поскольку вообще мало что понимал.
– …Собственно, это не шифровка. Зашифровано лишь название аэродрома. Довольно примитивно, зная, где находился пропавший агент, раскрыть код несложно. Остальной текст сообщения вполне обычен, стилизован под черновик письма домой. Второго и третьего смысла в послании мы не обнаружили. Насколько я понимаю, ваш внедренный агент постоянно придерживался подобной практики, – представитель АЧА закрыл крышку ноутбука, демонстрируя, что общий анализ послания закончен.
– По сути, нас лишь уведомляют, что Варварин больше на связь не выйдет? – уточнил майор Попутный.
– Полагаю, что так, – подтвердил аналитик АЧА. – Написано стандартным карандашом ТМ. Скорее всего производства фабрики имени Сакко и Ванцетти. Варварин пользовался таким же. Бумага «Для заметок» писчебумажной фабрики им. Горького широко использовалась в штабной работе. Возможно, здесь будут еще какие-то уточнения, наша лаборатория с результатами тянет.
Женька представителя АЧА знал еще по старым добрым временам – Александр Новик курировал взаимодействие нового аналитического центра с Отделом «К». Зачем вообще создали столь мощную структуру, было непонятно, но и по определению некоторые вещи рядовым срочной службы знать не положено. По крайней мере, работали «чрезвычайщики» оперативно, этого не отнять.
Коваленко кашлянул:
– Извините, я человек новый, некоторых нюансов еще не улавливаю. Погиб наш ключевой агент. Погиб при исполнении, на боевом задании. Я понимаю, – что-то в происшедшем настораживает наше руководство. Но практически… Извините, действительно не улавливаю. Сбили самолет или сам он разбился, так? Это и сейчас-то сплошь и рядом, а уж на той технике. Еще раз извиняюсь, я, конечно, лично Варварина-Ковтухина не знал, возможно, неуместно мне высказываться…
– Брось, Валера, официальщину, – пробормотал Сан Саныч. – Все мы друзей теряли. Мы в «кальках», ты в других регионах, в общем, поминать погибших позже будем. Теперь по ситуации… В произошедшем есть… нечто. Беспокоящее. Не только нас, но и коллег из иных ведомств. Приказано разобраться. В кратчайшие сроки.
– Да, шифровка настораживает, – согласился Коваленко. – Предлагаю просчитать варианты и сходить. С обратной коррекцией. Глянем, кто это сообщение отправил.
О проекте
О подписке