Снова хлюпала под ногами густая вода. Вспухали пузыри вонючего газа. Покачивались яркие прекрасные цветы, лианы топорщили сияющие, как льдистая изморозь, колючки. Казалось, плавающая и цветущая зелень благоухает ядовитее нутта. Стояли замершие без единого намека на ветер деревья. До воды свисала похожая на истлевшую тысячелетия назад ткань паутина. Бесшумно снялась с ветвей, и исчезла над кронами неопределенная, похожая на сгусток паутины тварь. То ли птица, то ли нетопырь.

Солнце, едва пробивающее жаркий туман, начало тускнеть. Глири ушел вперед – командование искало подходящее место для ночлега. Правильно – еще одной ночевки в грязи отряд не выдержит. Квазимодо выдернул увязшее в иле копье и огляделся. Люди из последних сил тащились вперед. Вор видел спины «своих» носильщиков – Толстый и Тонкий плелись в середине отряда. Полученный нутт явно добавил им сил. До ужина доживут.

Квазимодо несколько нервно огляделся. В животе булькало и сосало – хотелось жрать. И наоборот… тоже хотелось.

Впереди носильщики перебирались через завал из двух огромных стволов. Еще дальше раздавался зычный глас Глири. Кажется, начальство нашло место для ночлега.

Квазимодо с трудом вскарабкался на лежащий в воде ствол. Клочья паутины цеплялись за разбухшие носы сапог. Проклятая станина норовила стянуть обратно в воду. Вор с трудом выпрямился. К завалу подходили десятник и «серый», прикрывающие тыл растянувшегося отряда.

– Вынужден задержаться, – доложил Квазимодо, расстегивая пряжку ремней своего вьюка. – Иначе наложу в штаны.

– Ну и клади, – пробурчал десятник, забираясь на бревно. – Вони все равно не прибавится.

«Серый» молча перебрался через завал, оперся древком глефы и плюхнулся в воду.

Квазимодо посмотрел им вслед, уложил станину на испачканную илом кору и поспешно пошел по стволу к ветвям. Идти по сухому оказалось неожиданно легко. Парень ухватился за ветку, обвешенную паутиной, и в сердцах сплюнул в воду. Уютное место оказалось занято. Даже два раза. Самым обидным было то, что одним из сидящих над водой оказался Филин. Никуда от него не денешься, от козла дристливого. Вторым, к удивлению Квазимодо, оказался один из ныряльщиков. Хм, все у этих фуа как у людей, даже понос. Вот только пальцы подкачали. Человек-лягушка, видимо, тоже предпочитал одиночество – сидел на крайних ветках, балансируя над водой.

Желудок напомнил о себе. Квазимодо расстегнул ремень с ножнами, повесил на шею и полез на ветку поудобнее. Филин кинул косой взгляд и отвернулся.

На оголившуюся под спущенными штанами плоть немедленно налетели москиты. Приходилось одной рукой отмахиваться, другой держаться за сухую ветку. Ножны шеуна свисающие с ремня на шее, мешали воевать с обнаглевшими насекомыми. Арбалет вор с себя благоразумно снял и повесил на соседнюю ветку.

Квазимодо раздумывал о причинах желудочного расстройства. Жратва, приготовленная на болотной воде, виновата, что ли?

Филин, сидящий на соседней ветке, издал гулкий короткий звук-вздох.

«Во дает пучеглазый», – с невольным сочувствием подумал Квазимодо и машинально скосил взгляд на ныряльщика. Интересно, какое впечатление на фуа производят простодушные человеческие привычки?

Фуа замер как деревяшка. Его по-рыбьи круглые глаза еще больше округлились.

«Не любят они нас, людей, – решил вор. – Да и то, за что нас любить?»

Слегка обеспокоенный выражением на лице ныряльщика Квазимодо обернулся и глянул на Филина. С тем было все в порядке. Пока. Из болотной жижи перед солдатом торчала огромная драконья голова. Если бы Филин хотел, то мог бы нагнуться и похлопать дракона по плоской вытянутой морде. Но солдат не хотел хлопать. Филину очень хотелось исчезнуть с неудачно выбранной ветки. Скорчившись на корточках, солдат был меньше огромной башки дракона.

«Конец нам», – в панике подумал Квазимодо.

Дракон приподнял голову выше. Невозможно поверить – но тварь двигалась совершенно бесшумно. Ни всплеска, ни шуршания. Тело чудовища казалось продолжением черной болотной воды. Движение – такое же маслянисто-текучее, сонное. Монстр и выглядел как часть болота – черно-зеленые узоры кожи, похожие на бледно-желтые плавучие листья глаза с вертикальными щелями-зрачками. Теперь тварь возвышалась над древесным завалом. Голова на шее толщиной с бочку замерла, разглядывая три жалкие человеческие фигурки, сидящие среди сухих ветвей со спущенными штанами.

«Брезгует нас, засранцев, жрать, – подумал парень. – Не дракон это. Змеюка непомерная. Только какая нам разница?»

От понимания, что это не дракон, как ни странно, стало чуть легче. Теперь Квазимодо чувствовал острый резкий запах. Как можно было его не ощущать раньше? Змей казался ненастоящим, слишком большим. Большинство носовых фигур на драккарах, которые видел вор, были куда скромнее по размерам, чем эта змеиная башка. И невозможно представить, какой длины тело скрывает непроницаемая темная вода.

Змей не шевелился. Казалось, он к чему-то прислушивается.

«Все равно будет жрать», – решил Квазимодо и осторожно потянулся к арбалету.

Стоило сделать движение, и вор ощутил, что тварь смотрит на него. Змей не шевельнулся, но теперь все его внимание было обращено на юного вора.

«Не начинай с меня, – беззвучно взмолился Квазимодо, – я уродлив, невкусен. Я противный».

Змей неуловимо вознесся из болота еще выше. Теперь людям, чтобы смотреть на его морду, приходилось задирать голову. Длинная, чуть изогнутая шея казалась глянцевитым и лишенным кроны стволом дерева.

– Отвлеките его, парни, – прошептал Квазимодо, очень медленно протягивая руку к арбалету. – Чуть-чуть отвлеките.

Никто не шевельнулся. Мелко-мелко подрагивали бледные ягодицы Филина. Понимая, что никто рисковать не собирается, вор дотронулся до полированного ложа арбалета. Успеть бы снять…

На своей ветке шевельнулся ныряльщик. Чуть двинулся, чтобы опереться ладонями о ствол.

Квазимодо обдало ветром и острой вонью. Змей неуловимо быстро метнулся сверху. Его узорчатая башка приблизилась к ныряльщику и замерла на расстоянии двух человеческих ростов. Змей всматривался в добычу, предупреждая следующее движение.

Квазимодо знал, что наверняка бы обделался, если бы не сделал этого чуть раньше. Сила и неуловимость движения болотного чудовища потрясали.

В руке почему-то оказался арбалет. Вор совершенно не помнил, когда успел сдернуть оружие с ветки. Нужно взвести…

Ныряльщик-фуа и змей смотрели друг на друга. Короткие белесые волосы на затылке ныряльщика поднялись дыбом.

– Филин, скотина, скажи что-нибудь гаду. Я арбалет взведу, – одними губами прошептал Квазимодо.

Солдат не двинулся. Казалось, он окоченел, только ягодицы продолжали мелко и неудержимо дрожать.

Квазимодо потянул рычаг арбалета. Где-то вопили попугаи и противно скрипел-стонал хвостатый ревун,^[16] но скрип натягивающейся тетивы, казалось, заглушает все звуки.

Змей повернул голову к вору. Квазимодо замер, с трудом удерживая полувзведенный рычаг.

Шевельнулся, по-лягушачьи разводя колени, ныряльщик.

Болото ожило. Бесчисленные петли змеиной плоти скользили из воды. Заскрипели под их тяжестью древесные стволы завала. Змей все выползал и выползал, казалось, черно-зеленое тело никогда не кончится. Беззвучно скользила между сучьев страшная узорчатая плоть, окружала петлями замершую на ветвях худую фигурку ныряльщика. Петли пока не торопились сомкнуться в жутком объятии. Змей остановился, оставив жертве жалкую иллюзию свободы. Фуа сидел, окруженный нагромождением пятнистых мускулистых колец.

Квазимодо задыхался от страха и смрада. Как всегда от волнения, слюна переполнила рот и потянулась нитью сквозь щель на месте оборванной губы. Сглотнуть вор боялся. Арбалет взведен, болт^[17] наложен. Конечно, огромному гаду такой болт что щекотка. Юный вор очень плавно поднял оружие. Попасть в глаз он не надеялся – змей не стурворм, хотя сам и подлиннее морского гада будет, но башка и гляделки куда меньше. Подрагивающая на проволочке бусинка прицела нашла место сразу позади змеиной головы, там, где шея казалась чуть тоньше. Квазимодо коснулся пальцем спускового крючка шнеллера.^[18] Арбалет щелкнул.

Падая набок, Квазимодо успел заметить, как вздрогнул змей. Одновременно тощий ныряльщик потрясающим лягушачьим прыжком взлетел строго вверх, уходя из страшных змеиных колец.

Хрустели древесные стволы, вода, ил и грязь взлетали до неба. Змей превратился в стальную обезумевшую пружину. Яростные прыжки-конвульсии словно бичом секли все вокруг. Воздух прорезал шипящий прерывистый звук. Арбалетный болт по самое оперение ушел в шею чуть-чуть ниже башки монстра. Темная кровь толчками выплескивала на узорчатую шкуру.

Всего этого Квазимодо не видел. Он висел, обхватив рукой и обеими ногами толстый сук. Стискивал свободной рукой арбалет и ждал, когда древесные стволы разлетятся, открывая взбешенному хищнику затаившегося обидчика. Деревья содрогались под ударами колец змеиного тела, но пока держались, плотно увязнув в иле. Юный вор висел как пиявка, тесно прижимаясь к стволу. Такого страха Квазимодо еще не испытывал. Чувствовать, как рядом беснуется гигант, который может сожрать тебя раз двадцать, совсем не то что рисковать, ныряя под клинок в бою. Жутко хотелось натянуть штаны. Голая задница парня почти касалась болотной воды, и Квазимодо казалось, что змей вынырнет прямо оттуда.

Тварь шипела, билась. Болт, застрявший в шее, несмотря на свои скромные размеры, повредил что-то важное. На завал из древесных стволов падали комья ила, потоки грязной воды и сломанные ветки. Где-то вдалеке кричали люди. Квазимодо казалось, что он различает командный рев Глири.

Сотник пытался выстроить свое воинство и повести в атаку. Получалось с трудом – взлетающие фонтаны грязи и мелькающие в мутной воде изгибы чего-то жуткого вызвали настоящую панику. Глири не разбираясь бил кулаком в перекошенные морды и, пока еще плашмя, лупил мечом по спинам и задницам. Один за другим щелкнули два арбалета. Стреляли издалека, стрелы канули в водном месиве, но стрельба приободрила других бойцов. Выстроилась неровная, ощетинившаяся копьями шеренга. Под ее прикрытием стрелки обрели некоторое хладнокровие. Арбалеты защелкали чаще. Несколько болтов нашли цель. Змей отчаянно зашипел, развернулся и рванулся к группе врагов. Двигалась тварь неловко. В нее попало еще несколько стрел. Змей на миг замер в нерешительности, и это его погубило. Кто-то из метких арбалетчиков всадил стрелу в шею, совсем рядом с болтом, выпущенным Квазимодо. Змей дернулся, кольца его бесконечного тела судорожно прошлись по воде, взметая густую грязь. В ослабевшего гада полетели копья.

Слушая воинственные крики товарищей по оружию, Квазимодо завертел головой. Следовало бы все-таки натянуть штаны. Змеюку, кажется, вот-вот добьют. Вот только как бы встать, не замочив штаны целиком? Да и упавший ремень с тесаком следует отыскать. Парень неожиданно увидел ныряльщика. Сухощавый фуа висел в очень похожей позе, только штаны он успел подтянуть и поэтому не сиял нежными местами на фоне черно-серого древесного ствола. Квазимодо повесил арбалет на сук и принялся неловко, одной рукой натягивать штаны. Фуа зачем-то показал товарищу по несчастью два растопыренных пальца.

– Что, мне два раза стрелять нужно было? – пробормотал вор, мучаясь со штанами. – Я и один-то раз едва успел. Или ты своими перепонками хвастаешься? Так я уже догадался.

Ныряльщик настойчиво тыкал два пальца.

– Их двое?!! – ужаснулся, догадавшись, Квазимодо. – Двое змеев?!

Фуа кивнул.

– О боги! – Вор свалился в воду и тут же поспешно полез на стволы.

Там впереди добивали змея. Тварь в предсмертных судорогах окатывала людей фонтанами воды, но кто-то уже, обнаглев, кромсал топором окровавленную шею. Перекрикивая всех, трубно орал Глири.

Квазимодо, оскальзываясь мокрыми сапогами, пробежал по стволу. Вот вьюк со станиной. Где же Филин оставил свой груз? Чтоб он сдох, скотина трусливая. Квазимодо увидел лежащий у корней большой сверток с ложем и «плечами» эвфитона. Добежал до него. Проклятие, узлов-то сколько. И ножа нет.

На стволы завала выбрался фуа.

– Нож дай! Быстрее! – заорал Квазимодо.

Ныряльщик понял. Выхватил из ножен длинный узкий нож. Вору показалось, что клинок летит ему прямо в лоб. Нет – нож воткнулся в корень.

Офигительно.

Квазимодо принялся резать веревки.

– Мой вьюк тащи. Сюда. Живо. Тренога нужна.

Квазимодо успел распаковать «плечи». На корабле было время вдоволь попрактиковаться в сборке. Так, вставить. Центровать некогда. Винт. Натянуть…

Ныряльщик опустил рядом второй вьюк. Похоже, дотащил с трудом. Слабосильный народец.

– Их предупредить нужно. – Голос у фуа был мягкий, как у девки.

– Некогда. Сами разберутся, – рявкнул Квазимодо. Обдирая пальцы, он закручивал «барашек» станины.

Над поверженным змеем вопили десятки победных голосов.

Фуа выпрямился и замахал руками:

– Осторожнее! Придет второй!

Голос у ныряльщика был слабый, но стоящую на завале фигурку заметили.

Что-то требовательно проорал Глири.

Квазимодо на миг выпрямился над почти готовым к бою эвфитоном:

– Слушай, Глири, лошак недоношенный!

Откуда-то со стороны готовящегося заходить солнца доносился неясный звук. Словно непонятно откуда взявшийся вихрь летел по болоту.

Глири что-то скомандовал. Засуетились бойцы.

Квазимодо туда не смотрел. Крутил ворот. Пощелкивала шестерня, взводя механизм эвфитона в боевое положение.

Шум среди торчащих из воды деревьев нарастал. Вор дернул за штаны фуа:

– Садись! Нам маяк не нужен.

Когда водяной вихрь стал видимым, сотнику уже удалось сбить подобие строя. В пешем строю никто из бойцов ни морским ящерам, ни болотным гадам еще не противостоял. Защиты из бортов корабля здесь не существовало. Все, что могли сделать солдаты, – это лишь выставить двойную линию копейщиков и прикрыть ею стрелков.

Змей двигался поразительно быстро. Собственно, не змей – водяной бурун, рассекающий жирные воды болота. Глаз едва успевал разглядеть извивы длинного тела. Тварь лишь чуть высунула из воды голову и атаковала. Часть стрелков даже не успели выстрелить. Строй мгновенно разлетелся. Несчастный, оказавшийся на острие удара, высоко взлетел в воздух и, размахивая руками, отлетел далеко в сторону. Кипели вода и грязь. Разлетались и разбегались люди. Твердые как сталь кольца змеиного тела сшибали с ног, пасть рвала руки и ноги.

– Офигительно, – пролепетал Квазимодо. Эвфитон был готов к стрельбе, но стрелять было некуда. Вор ничего не видел, кроме фонтанов воды, вопящих людей и мелькающей между ними черно-зеленой шкуры безжалостного гада.

Люди падали, вскакивали, разбегались. Ни о какой обороне уже не могло быть и речи – даже полноценный щитоносный строй латников не удержал бы это взбешенное живое копье. Тем более в вязкой предательской грязи.

Люди удирали в разные стороны. Змей скользил между ними, наслаждаясь местью. Пасть распахнулась, почти нежно подхватив одного из воинов. Солдат, визжа, ткнул мечом в морду. Змей коротко мотнул головой, привычно ломая жертве позвоночник. Принялся заглатывать.

В эту короткую паузу Квазимодо выстрелил. Эвфитон бил резко, но все-таки недостаточно, чтобы поймать неуловимо быструю цель. Стрела просвистела мимо головы гада. Вор вместе с фуа едва удержали на корне дернувшуюся станину лафета.

Не обращая внимания на крики и вопли бегущих людей, змей захватил в объятия одного из моряков. Захрустели ребра. Жертва едва успела закричать. Петли змеиного тела захватили уже следующую добычу.

Квазимодо успел взвести орудие. Стрела с кованым четырехгранным наконечником ждала. Но стрелять было некуда. Змей ворочался в воде, почти невидимый. На линии стрельбы мелькали человеческие силуэты.

Неожиданно тварь вскинулась, отбрасывая раздавленные трупы людей. В узорную черно-зеленую шкуру впилась длинная стрела. Стрелял один из «серых» – только у них двоих в отряде были луки. Змей рванулся к наглецу. «Серый» исчез в водовороте. Щелчков арбалетов в воплях и плеске воды слышно не было, но по врагу стреляли уже с нескольких сторон. Зверь в секундном недоумении поднял голову.