Вторично не стал стрелять, помешала собака. Наверное, хотела попросить кость.

– На, – протянул он лук Адыру, – я за тобой.

Адыр попал прямо в хвостик, чем вызвал у всех дружный смех.

Стрелу Яна так и не нашли.

– Еще по разу, – объявил он, подавая лук Санду.

Только тот встал в стойку, как вдруг пес сорвался с места и ринулся с лаем прочь. Они переглянулись. На лице Яна был написан испуг.

– Твои, наверное, – каким-то жалобным голосом произнес он, глядя на Адыра. – О, Господи, что нам будет, – запричитал Ян.

– Я с вами! – выпалил Адыр, – меня все равно убьют!

Они похватали луки и спрятались за шалаш.

Вскоре появились два всадника. Санд узнал их. На его удивление, это были Адил и Арзу. Пастухи вышли из укрытия и пошли им навстречу. Отогнав псов, Санд помог Арзу спрыгнуть с лошади. А Адил оказался неплохим наездником. Он умело спрыгнул с коня и бросил поводья Яну. Затем обнял и по-русски трижды расцеловался с Сандом, потерся щекой с Яном, а незнакомцу кивнул головой.

Ян тотчас рассказал ему о третьем члене их компании и, не жалея красок, описал подвиг Санда. Как на юношу в это время смотрела Арзу! Наверное, он ей казался каким-то божеством. Рад, очень рад был за него и Адил.

«Стол» накрывали прямо на земле. У хозяйственного Яна оказался в наличии плат из бранной ткани. Угощение нехитрое, обычное: баранина на углях, запеченный в золе заяц, засоленная рыба, монгольская вода (конское забродившее молоко, которое называют кумысом). Зато гости потчевали их финиками, апельсинами, виноградом и щербетом.

Разговор вел в основном Ян. Адил все это время не спускал глаз с Санда. Когда Ян сделал паузу, Адил спросил жестикуляцией рук, продолжая глядеть на Санда:

– Скажи, кто твои родители?

Невольным переводчиком опять выступил Ян. Санд неожиданно усмехнулся.

– Родители… – произнес он со вздохом, – если бы я знал.

– Что тебе известно?

– Я знаю… – в задумчивости произнес он и начал рассказывать свою историю. – В детстве я спас дочь нашего боярина, – он повернулся к Арзу, – это как ваш отец, – пояснил он и продолжил, – а под вечер, когда я пришел к своему дому, увидел полный двор гостей. То были люди боярина. Не знаю отчего, но я испугался и спрятался в кустах под окном. И слышал, что боярин стал расспрашивать моего отца про меня. И тот вдруг признался, что не они мои родители. Они нашли меня около убитой татарами матери, услышав мой плач. Они сохранили даже мои пеленки. Отец поведал, что мать моя была очень красива, – сказал, а сам засмущался. – Сохранился от нее еще… – он поднял рубаху, оголяя грудь.

Там все увидели небольшой золотой крестик, на котором было вчервлено тело Христа.

Адил вдруг побледнел и протянул за ним руку. Санду пришлось его снять. Адил схватил крестик и стал тщательно рассматривать. На его левой стороне была едва заметная ссадинка. Он ее узнал. И вдруг бросился к Санду, стал его целовать. И даже выговорил слово: «Моой!»

Когда он успокоился, то с помощью Яна и Арзу поведал свою историю, историю сестры и воеводы. Рассказал и об Аскольде, сыне воеводы, как тот стал мужем Всеславны. Все слушали, затаив дыхание. Вернее, Яна, который все это пересказывал. Арзу не стыдилась своих слез. Да и глаза мужчин были влажны от услышанного.

Адил замолчал, каждый по-своему переваривал услышанное. Ян вдруг точно окаменел. Потом повернулся к Адилу и спросил:

– Подожди, как звали отца Санда?

– Аскольд.

– Аскольд, Аскольд, – врастяжку произнес поляк, что-то припоминая. – А… вспомнил! – и начал рассказывать: – Это было давно. Я еще жил на родине и был человеком Мазовецкого. Этот князь отдал немцам, тевтонам, один из своих замков. До них мы жили хорошо. Но когда они появились… да ладно. Как-то в лесу я собирал дрова. Слышу радостные голоса. Я оставил вязанку и решил посмотреть, что за люди. Прячась за деревья, я вышел на кромку леса и вижу… Господи… Тевтонцы рубили тех, кто радостно их приветствовал. И тут я услышал, как кто-то крикнул: «Аскольд, беги!» Я увидел, как какой-то воин, не тевтон, пробился средь их многочисленных рядов. Путь для него в лес был свободен. Там было спасение. Но, увидев, что гибнут его друзья, он повернул коня назад. Я не знал Аскольда, только слышал его имя. Но я понял, что это был он и своих друзей не бросил. Сеча была ужасная. Много погибло тевтонцев. Но силы были не равны, и эти ребята все погибли. Мне стало так плохо, что силы оставили меня. Как же так? Они думали, что их встречают друзья, а оказалось… Господи! Но это не все. Вязанку я потерял. Пока искал, услышал новые голоса. Я вернулся на свое место и увидел какого-то воя и женщину с ребенком на руках. Отец ребенка был еще жив. Звали его… Аскольд. Это я хорошо слышал. Так называла его жена. Она еще произнесла имя, какое прошептал его отец. Я расслышал: Андрей! Наверное, тот так назвал своего сына.

Андрей сидел ни жив ни мертв. Такое слышать! Не лучше выглядел и Василий, князь козельский с такой печальной судьбой. Молчание нарушил Ян.

– Да… интересная встреча! – произнес он, покачивая головой.

– Что… дальше? – глухо спросил Андрей.

– Дальше, – Ян тяжело вздохнул, – мы отнесли тела русских глубоко в лес и там похоронили. Потом расстались. Они торопились поскорее оставить эти места.

Он повернулся к Василию:

– Князь, – назвал он его. За столько лет Василий впервые услышал это слово, – почему ты так пристально разглядывал Андрея?

– Он вылитый дед Андрей Сеча, славный козельский воевода.

– Вот так да! – Ян ударил себя по ляшкам. – Я тогда столько наслышался о Козельске. Это был город, который первый дал отпор татарам! Да так дал, что об этом знали даже в глухих европейских селениях. Позволь мне, Андрей, вспоминая прах твоего знаменитого деда, поклониться тебе в ноги, чтобы он знал, что его слава не умрет в веках.

Он упал на колени и низко поклонился.

– Санд, что он тебе сказал? – подала голос Арзу.

Андрей, поднимая Яна, повернулся к ней:

– Говорит, хороший у меня был дед, – и рассмеялся.

– И я скажу, хороший! – поддержала и Арзу.

– Я думаю, – Андрей подошел к Арзу, – там было много хороших людей.

– Да, ты прав, – отряхивая колени, заговорил Ян, – взять князя, сколько тебе было тогда?

– Тринадцать.

– А какую отметину они оставили на тебе! Как ты сюда попал?

Князь поднялся, разминая затекшие ноги. Походил какое-то время взад вперед, потом сел. На него все смотрели, и он понял, что ждут рассказа. И опять при помощи Яна и Арзу Адил поведал:

– Мы долго держались. Ждали помощи. Посылали лазутчиков. Многие погибли. Аскольд дошел, но черниговский князь отказал в поддержке. Он боялся, что Батый пойдет на него.

Ян вскочил:

– Вот так всегда у нас: одного бьют, все смотрят. Начинают бить второго – тоже смотрят, – он говорил быстро, нервно, брызгая слюной. – Одни не заступаются, потому что, когда его били, никто не вступился. Другие думают: не полезу, и меня не тронут. Не проходит, – Ян виновато посмотрел на князя. – Прости, князь, душа не терпит.

– Я понимаю, – князь откашлялся, посмотрел на закат.

Солнце стало прятаться за далекие зубцы гор. Они приобрели какое-то фантастическое очертание неведомой крепости, напоминая о далеких боевых днях.

– Так вот, – продолжил он, – воевода понимал, что нам не устоять. И решил во что бы то ни стало спасти хотя бы часть детей. Ибо знал, что вражина никого не оставит в живых. И это ему удалось. Были сделаны несколько ладей. Жиздра тогда разлилась и стала для татар недоступна. Собрав все силы в кулак, воевода открыл ворота и отбросил татар. Проход к реке был свободен. Мы все успели добежать до воды. Одним словом, были спасены. Но нас стали преследовать старые наши враги – соседи, половцы. Аскольд хотел спасти меня и дал одного воина, а сам с другими воинами остался, чтобы задержать врага. Мы с ним бежали, но нас догнали. Воин погиб, а я вот… – он вздохнул.

Все поняли, что как ему тяжело вспоминать то время. Ян постарался как-то это сгладить:

– Ладно, князь, главное, жив остался. Многим ведь было и не суждено…

– Я понимаю. За мной гнался один половец, я сумел его ранить. Но он…

И все поняли, что тот сделал.

– Я потерял сознание. Спасла… собака. У меня не было сил идти. Она меня нашла, и я стал сосать ее молоко. Это дало мне силы. Потом она привела хозяина. Хорошие были люди. Но… опять татарский набег. Дальше, как обычно. И я молю Господа, что попал к Умур-беку. Зная теперь других ему подобных, скажу, что он хороший человек. И Арзу в него, – он посмотрел на нее и по-отечески улыбнулся здоровой частью лица. – Да, Андрей, ты ей обязан жизнью. Бек за самовольный отъезд решил поступить с тобой по обычаю своих предков. Тебя должен был судить кадий. Я разговаривал с ним. Он был в затруднении, как казнить тебя: отрубить голову, утопить или разорвать лошадьми.

– Это… правда? – лицо Андрея изменилось.

– Я не шучу.

По его глазам можно было понять, что он говорит правду. Андрей вскочил и подошел к Арзу. Какими глазами она смотрела на него! В них было все: и счастье, что она сумела спасти его, и страсть горячих южных женщин, и радость видеть его. Юность же Андрея еще не позволяла глубоко читать сокровенные тайны по глазам. Но он сердцем чувствовал ее доброту и рано созревшее в ней материнское чувство как-то оградить, сберечь его. Он был ей очень благодарен. И она уловила это в теплоте его голоса, когда он благодарил ее за совершенный, весьма смелый для этих краев поступок.

И в ней родился какой-то позыв, подавить который она была не в силах. Она робко взяла его руку и, не отрывая от него глаз, тихо сказала:

– Смотри, какой красивый закат. Побежим, догоним солнце!

И он послушно последовал за ней. Догнали ли они солнце, это было их тайной. Возвратились они усталые, но каким счастьем светились их глаза!

С рассветом все были на ногах. Гостям предстоял долгий путь назад. Подтягивая подпругу Адилового коня, Ян не удержался и спросил у него:

– Как вы попали к нам?

Тот рассмеялся.

– Да по дороге на Кютахья решили свернуть, завезти вам кое-чего вкусненького.

– Ага, ясно, – Ян хлопнул коня по крупу. – Готов.

Санд провожал их до тех пор, пока они не запротестовали.

– Поворачивай назад, тут близко, – сказала Арзу.

Поняв, что сопротивляться бесполезно, Санд был вынужден остановить коня. Рядом с ним оказался Адил. Усмирив танцевавшую лошадь, он спросил:

– О родине-то думаешь?

Санд тяжело вздохнул. По нему было все ясно.

– А ты? – в свою очередь задал вопрос Санд.

– Мой маленький Козельск занимает в моем сердце самое большое место!

Его жестикуляцию Санд понял уже без переводчицы. Затем Адил дружески ударил его по плечу:

– Бывай, – и пришпорил коня.

Санд долго держал теплые, легко дрожавшие, нежные руки Арзу. Потом она осторожно освободила их из его плена, сверкнула глазами и взмахнула плетью. Лошадь шарахнулась и понесла. Но она оглянулась, и видно было, как на ее глазах блестели слезы.

Их встреча могла бы и не состояться. Хотя готовилась она пятьдесят лет тому назад. Это тогда далеко на Востоке вдруг разверзлась земля, выпуская из своего нутра злого дракона. Им оказалось многочисленное войско Чингисхана. Восток – это большой котел, из которого при варке порой вырываются пары в виде племен. Они, двигаясь в западном направлении, систематически расселялись по земле.

И на заре нашего летоисчисления неведомые восточные племена создали в низовьях Приаралья свое государство. У них сложился тюркский язык. Это племя навязало его своим соседям. Для своей защиты они создали Каганат, но он просуществовал недолго. На его развалинах появилось новое государство – Огузское, союз племен, центр которого находился в городе Янгикенте в низовьях Сыр-Дарьи. Одно из ведущих мест в этом государстве играли князья из племени кайы. В то время это государство достигло больших размеров, добравшись до Хозарских владений. А через них они установили торговые отношения с Русью, где их называли торками. Но, вступив в борьбу с Хорезмским государством, огузы проиграли и вынуждены были во главе с вождями сельджукских племен двинуться на запад. Родилось государство сельджукидов, границы которого вышли к Византии.

Молодое, набиравшее силу государство не могло не скрестить сабли со старевшей, но не забывшей дни своей былой славы Византией. У стен крепости Манцикерт произошла битва, где молодость победила дряхлость. Ворота в Малую Азию для сельджуков были открыты.

Но радоваться победе им пришлось недолго. Восток вновь объяло кровавое зарево. Несметные полчища Чингисхана, вторгнувшиеся в пределы Средней Азии, возвестили сельджукам о грозной опасности. И хотя она на сей раз их миновала, но по прошествии двадцати лет угроза стала явью. Молодой монгольский хан Байджу стал стремительно приближаться к их границам.

Конийский султан спешно стал готовиться к отражению его наступления. И вот с рассветом грянула битва при Кеседаге, где сражался и бей Эртогрул.

Как отчаянно ни бились багатуры во главе с молодым беем, но Байджу разгромил сельджукскую армию. Конийский султан был приговорен. Вырвавшийся из хищных лап врага, израненный бей прискакал в свой стан. По его команде пятьсот шатров племени враз снялись и спешно с многочисленными стадами двинулись на запад. Три дня и три ночи, не останавливаясь ни на одно мгновенье, бросая жеребят, верблюжат, телят, шло племя, гонимое мыслью о страшном враге. Только на четвертый день люди получили короткий привал, и опять вой труб возвестил о продолжении их бегства. Так оказались они в районе Сегюта и Доманиго. Впереди была Византия или ее провинция Вифинцая. Вскоре за храбрсть и отвагу бей Эртогрул получил от султана удж на владение этими землями.

Не все окружавшие его пошалыки были довольны новым соседом. Бей Узун-Хасан, Умур-бей, Исхак Иае спали и видели получение этих земель. Но сам Эртогрул не был доволен полученными землями. Пятьсот шатров с их многочисленными стадами трудно уживались в границах этого бейлика. Положение стало усугубляться от того, что соседи все чаще и чаще наведывались в его земли. Пока дело ограничивалось только угоном части его табунов. Бей решил усилить охрану. Но это не помогло. В один из таких налетов произошло настоящее сражение. Люди Эртогрула вынуждены были отступить. Но им удалось захватить в плен одного из налетчиков. Это был человек Умур-бея.

Эртогрул решил обратиться к верховному кадию и для этого поехал в Конью. О, Аллах! Что он там увидел! Сельджукское султанатство билось в предсмертных судорогах. Кадий отказался разбирать его дело, сказав, что любой его фирман никто не будет выполнять. Султан метался в истерике, думая, какие шаги предпринять. Любой его шаг оценивался монголами как противозаконный, и они грозили послать к нему своего баскака.

Эртогрул вернулся назад в расстроенных чувствах. А дома его потрясло еще одно событие: пока он ездил искать управу на нарушителей, они угнали его стадо. И он почувствовал себя таким одиноким и беззащитным человеком, которому не на кого положиться, не от кого ждать поддержки. Старший его сын, надежда и опора отца, на деле оказался малодушным и даже трусливым человеком. Отец, отъезжая, наказывал ему в случае нового нападения дать захватчикам достойный отпор. Но, как оказалось, тот просто трясся от страха, отсиживаясь в шатре.

Но нет худа без добра. Совсем уже отчаявшегося отца вдруг порадовал младший сын. Он явился к нему в полном вооружении. На голове – шлем, на боку – сабля, за спиной – лук, в руках – ятаган.

– Отец, я отобью наши стада, – лицо его пылало решимостью, глаза сверкали боевым настроем, – дай мне воинов.

Какое тепло согрело отцовскую душу: «Есть надежда! Вот она, в этом юноше, почти мальчике!»

– Не горячись, Осман, любое решение надо хорошо обдумать. Но я дам тебе воев. Куда пойдешь ты? Где те злые люди, которые похитили наше добро? Как они тебя встретят? А вдруг приготовят ловушку? Нет, сын мой, так серьезные дела не делаются. Давай разберемся, и я дам тебе воинов. Будем защищаться сами, коль султан бросил нас на произвол судьбы.

Осман советом отца не пренебрег. Теперь в его шатре часто можно было видеть сотских отца, с которыми он обсуждал предстоящий набег. Когда надо было, он посылал разведчиков.

Первым его мощный укус почувствовал Умур-бей. Пастухи потом рассказали, что командовал нападавшими еще совсем юный воин. Умур-бей захотел узнать, кто был этот отчаянный смельчак. Так он впервые услышал его имя: Осман. Осман-бек.

В свое время Узун-Хасан больно расхвастался, какой успешный набег он совершил на племя кахьянцев. А теперь и он стал проливать слезы по угнанным стадам. У всех этих беев появился один общий обидчик. До ушей Эртогрула докатилась весть, что эти вожди делают попытку объединиться против общего врага. Но бей хорошо знал, что любой подобный союз недолговечен. Стоит любому из них увидеть блеск злата, как загорались глаза, но стиралась память.