Утром, когда солнце только оседлало горизонт, сонный дневальный монотонно пролаял: «Подъём!» И тут же, без знаков препинания: «Кто в штаб армии – автобус через полчаса! Кто в Кундуз, Кандагар – борта будут через два-три часа!» Вся пересылка зашевелилась, дружно матерно выругалась и потянулась к умывальникам. Чистя зубы пастой «Жемчуг», задевая локтем Сергея, я вдруг осознал, что сейчас мой новый товарищ сядет в свой самолёт и улетит. И кто его знает, встретимся ли мы с ним ещё когда-нибудь. Укладывая чемоданы, молчали. Потом прорвало:
– Серый! А фамилия твоя какая?
– Зверев. А твоя?
– Фадеев. Ладно, брат, удачи! Запиши адрес мой домашний…
– И ты мой… Слушай, напиши, как там, в Герате, будешь…
– И ты пиши!
Проводив взглядом группу офицеров и прапорщиков, которые потянулись к диспетчерскому пункту аэродрома, я пошёл к настоящему советскому автобусу – пазику. Настоящему, потому что он был желтым, добрым и домашним. В автобусе сидело семь офицеров. От лейтенанта до подполковника. Молча доехали до штаба 40-й армии.
Утренний Кабул не произвёл на меня никакого впечатления. А быть может, я не был ещё готов к впечатлениям и эмоциям. За окном автобуса была совершенно другая, чужая страна, и я смотрел в окно, как на экран телевизора. Словно телевизионная передача «Клуб кинопутешествий». Долго ехали. Казалось, что пересекли весь город по диагонали. Наконец остановились у ворот воинской части. Боец проверил паспорта. Въехали на территорию. Вышли из автобуса. Над всем, что окружало нас: жилыми модулями, какими-то складами, боксами для техники, – возвышалось на горе красивое здание с колоннами. Туда, в это здание, нас повёл старший лейтенант, представившись инструктором по комсомолу политотдела 40-й армии.
Член Военного совета – начальник всех политработников – общался с нами минут сорок. Наряду с общими фразами об интернациональном долге и о «коммунистах, которые всегда впереди», он сказал многое, что своей прямотой и важностью смысла сразу врезалось в голову. Почему-то особенно запомнились его слова:
– Насрите на бумаги. Главное – люди! Берегите пацанов!
Но тут же добавил:
– Но если приедет проверка, а нужных документов не будет, – пеняйте на себя. Знаете закон замполитовского благополучия?
По улыбкам сидящих рядом майоров и подполковников я догадался, что они этот закон знают. Член Военного совета, казалось, обращался лично ко мне:
– Так вот, закон вечный: сделал что-то – запиши, а не сделал – три раза запиши!
Завершающая часть инструктажа была мне уже знакомой:
– Желаю живыми вернуться домой. И чтоб грудь в орденах!
В Шинданд я улетел на следующий день. Повезло. Дежурный ещё утром предупредил, что борт будет часиков в десять. К этому времени я со своими верными чемоданами уже сидел на скамейке у самого шлагбаума перед взлётным полем аэродрома. Летчики Ан-26 только и спросили у меня, записался ли я в полётный лист у диспетчера и, получив утвердительный ответ, «дружелюбно пригласили» в самолёт:
– Давай, грузи свою трихомуть, пехота!
Летели часа два. Всё та же адская посадка. Но аэродром был совсем не похож на кабульский. На бетонке только боевые самолёты и вертолёты. Совсем маленькое здание так называемого аэропорта. И пейзаж совсем другой: горы поднимались где-то у самого горизонта, а вокруг лежала обожженная солнцем равнина. И жара была другой – замешенная на раскаленном песке. Этот мелкий колющий песочек благодаря ветру моментально влез во все поры моей кожи и складки одежды.
Все, кто летел в самолёте, а пассажиров было человек пятнадцать, стремительно и незаметно исчезли. Кого-то ждали и забрали машины, кто-то убежал в сторону близстоящих модулей. Прапорщик из экипажа, увидев моё растерянное состояние, подсказал:
– Лейтенант, по замене? Ну, и что стоишь? Иди, лови попутную машину и дуй в штаб дивизии!
Около диспетчерской стояла только одна машина – ГАЗ-66. Водитель, прикрыв глаза форменной панамой, дремал.
– Эй! Как добраться до штаба дивизии? – обратился я к нему.
Передвинув панаму с носа на затылок, солдат, по-волжски окая, ответил:
– Если хотите, можно с нами. Щас товарищ майор придёт и поедем.
Сказав это, боец исчез в сомнительной прохладе кабины. Действительно, через минут пятнадцать к машине подошёл офицер.
– Товарищ майор! До штаба дивизии не подбросите?
– Заменщик никак?
Майор был в тёмных, солнцезащитных очках, поэтому глаз его я не видел.
– Так точно!
– И куда?
– В Герат. В 101-й полк.
– Ага! Весёлое местечко. Давай, лезь в кузов, лейтенант.
Майор открыл дверь в кабину и весело прокричал водителю:
– Что, Саня, скоро и мне заменщика привезёшь? Осталось всего ничего – полгодика.
– Так точно, товарищ майор! Привезу!
По дороге, а мы ехали через старый город, я с любопытством разглядывал маленькие глинобитные лачуги. Одинаковых, как мне казалось, бородатых мужиков в длинных рубахах. Женщин, завернутых в чадру, как в кокон. Почему-то запомнился пост, где сидели на корточках афганские солдаты и ели арбуз. Один из них, заметив, что я пристально их рассматриваю, на хорошем русском спросил у меня:
– Э, коммодор, арбуз хочешь?
От неожиданности я рассмеялся, на что афганец пожал плечами и отвернулся. Наших постов по дороге было значительно больше: почти на каждом повороте или перекрёстке стояли БМП или БТР, на которых дремали, курили или что-то ели советские солдаты.
Через несколько минут мы подъехали к площадке, на которой пристроилось большое количество самой разной колёсно-гусеничной техники. Наш «шестьдесят шестой» остановился. Из кабины высунулся майор и прокричал мне:
– Лейтенант! Приехали. Выгружайся! Штаб дивизии.
Я спрыгнул с кузова, поблагодарил старшего и потащил свои «любимые» чемоданы в сторону КПП. Мне навстречу шли офицеры. Все в тёмных очках. Такого я раньше не видел. Создавалось впечатление, что все вокруг шпионы. Как в старом наивном фильме-детективе. Сам, щурясь и мучаясь от яркого солнечного света, я и не предполагал тогда, что тёмные защитные очки – это уже практически форма одежды военнослужащих в Афганистане. С сожалением вспомнил о своих, которые остались в Ташкенте.
Солдат на пропускном пункте, услышав, что я прибыл по замене, позвонил куда-то и доложил. Потом повернулся ко мне и объяснил:
– Ждите, товарищ лейтенант. Сейчас за вами придут из политотдела.
Пока ждал сопровождающего, я осмотрелся. Территория, на которой располагался штаб дивизии, была настоящим оазисом. Огромные деревья образовали крышу, под которой были прохлада и чистый воздух. Слева журчал фонтанчик, и в небольшом бассейне плавали спокойные и равнодушные ко всему уточки. Справа – небольшой домик, на котором совсем по-граждански было написано «Парикмахерская».
«Ух ты! – подумал я. – Прям санаторий какой, или пионерский лагерь». Только вместо пионеров или отдыхающих мимо меня проходили в основном старшие офицеры с озабоченными лицами и спрятанными за темными солнцезащитными очками усталыми глазами.
– Лейтенант! Ты по замене?
Ко мне подошёл белобрысый прапорщик с широкой улыбкой и мощным носом-картошкой. На вид – лет тридцати.
– Я.
– Ну так пошли со мной! Я – Сергей. Инструктор по комсомолу политотдела. Тебя как звать?
Прапорщик Сергей понравился мне с ходу. Так же, как и в штабе 40-й армии, меня встречал и сопровождал инструктор по комсомолу. Поэтому я сделал для себя вывод, что эти инструкторы – добрые и весёлые парни для встреч и сопровождений. Я радостно выпалил своё имя:
– Юра.
– И откуда, брат Юра, ты к нам пожаловал?
– Из Ростова-на-Дону.
Ну не мог же я ему сказать, что прибыл из степей «зажопских».
– Ну и как там Союз? – Сергей вздохнул как-то нежно и глубоко, произнося слово «союз».
– Нормально, – в голове не складывалось, как можно было ответить на этот вопрос.
– «Нормально», – передразнил он меня, – эх ты! Вот что значит только из дома. Ладно, давай, проходи в кабинет замначпо. Потом договорим. Кстати, тебя куда?
– В Герат…
– А-а… так, наверное, это Котельникову замена… – успел услышать я вслед, закрывая за собой дверь в кабинет.
– Товарищ подполковник! – начал я представляться сидящему за столом офицеру, но тот махнул мне рукой, указывая на стул. Сам продолжал говорить по телефону. Повесив трубку на армейский полевой аппарат, подполковник стал, как мне показалось, внимательно и чуть насмешливо рассматривать меня. Потом неожиданно закричал куда-то в закрытую дверь:
– Саня! Александр Иваныч! Загляни ко мне!
Тут же, через секунду, появился высокий майор. Он словно специально стоял за дверью и ждал приглашения. Подполковник, показывая пальцем на мою фуражку, обратился к вошедшему:
– Ты глянь, Александр Иваныч, ка-ка-я фуражка! Это ж моя мечта! Это же ши-та-я фуражка! Да, лейтенант?
Я слегка оторопел. Но тут же отчеканил:
– Так точно, товарищ подполковник! Шитая.
– Не обижайся, лейтенант. Дай посмотреть!
Я снял с головы свою фуражку и протянул через стол. Это действительно была моя гордость. Досталась она мне совершенно случайно. Зам по тылу нашего дисбата сшил её себе в Ростове. На заказ. Судя по огромным полям, видимо, заказывал у портного-грузина. Но она ему не подошла. Вот и продал он мне эту фуражку по дружбе.
– Да-а-а, это вещь! Вот вернусь домой, сразу себе такую справлю.
Подполковник крутил мой «аэродром» и так, и эдак. Было видно, как ему хотелось её примерить, но из последних сил он сдерживал своё желание. Нехотя протянул мне фуражку обратно:
– Подполковник Надымко. Заместитель начальника политотдела дивизии. А ты кто будешь, лейтенант? И где в такой красоте служил?
– Лейтенант Фадеев. Прибыл по замене. С Северо-Кавказского военного округа.
И чуть тише добавил:
– С отдельного дисциплинарного батальона.
Опять уже ставшая привычной для меня пауза. Потом взрыв эмоций:
– Да ты что?! В дисбате?!
Каждый раз, когда я слышал эти «да ты что!», мне казалось, что полтора года я прослужил не в дисбате, а на Луне.
– Так точно! Замполитом роты охраны. А сейчас направлен в 101-й мотострелковый полк…
Подполковник Надымко не дал мне договорить:
– Вместо Котельникова?
– Да.
Замначпо смотрел с явным интересом теперь уже не на мою фуражку, а на меня. О чём-то задумался. Повернулся к майору:
– Слушай, Александр Иваныч! А ежели мы этого бравого лейтенанта в ОБМО отправим? Вместо Омельченко. Пусть дисциплину поднимает. Пусть расскажет этим бандитам, почём фунт лиха.
Я ничего не понимал. Каким бандитам? Что такое «ОБМО»? Опять решалась моя судьба каким-то загадочным для меня способом. Майор в ответ на предложение подполковника хмыкнул, потёр руки и пробасил:
– Слушай, Николай Петрович, а ведь хорошая идея. Котельникова заменим заштатным лейтенантом – тот уже неделю без дела слоняется, а на пятую роту этого… как тебя?
– Фадеев.
– О! Фадеева. Расскажешь им про тюрьму. Настоящую дисциплину. Ну, если надо, подзатыльник дашь – вон какой здоровый, – отвернулся от меня к замначпо. – А как начальник?
Надымко подумал минуту. Обратился ко мне:
– Так. Выйди-ка, лейтенант. Подумай насчёт ОБМО, а я позвоню начальнику политотдела.
Он сразу потянулся к телефонной трубке и пробормотал сам себе:
– Начпо сегодня в танковом полку на партсобрании…
Я вышел в коридор. «ОБМО. Это ещё что такое?» – соображала голова. Аббревиатура была для меня новой. У нас в части такого не было. Я попытался в уме расшифровать это сокращение: «О – ясное дело, «отдельный», Б – понятно, «батальон», М – ё-моё! «Медицинский», что ли? О – видимо, «обслуживание». Получился медицинский батальон. А почему бандиты? Тут же сам себе ответил – пьют. Спирт пьют. Много. Так ведь и женщины там. Ну, теперь понятно: пьянство, женщины, разврат… Опять мне «повезло». Ехал на войну, а приехал в вертеп. Из тюрьмы – в бордель! Что ж, блин, за невезуха такая в жизни?
С улицы в тень помещения зашёл мой провожатый прапорщик Сергей. Увидев моё расстроенное лицо, спросил:
– Лейтенант, что опечален?
Я только махнул рукой.
– Да, опять не везёт…
Серёга остановился напротив меня, хлопнул по плечу:
– Что случилось-то?
– Всё поменялось. Вместо Герата отправляют к каким-то бандитам.
– Куда?!
Прапорщик в изумлении вытаращил глаза.
– В медицину.
– Ничего не понял. Причём тут бандиты и медицина?
– Ну, так и сказали: к бандитам в ОБМО.
Прапорщик посмотрел на меня как на больного.
– Совсем запутал. А причём тут ОБМО и медицина?
– Как причём? ОБМО – это что?
Серёга рассмеялся:
– Юра! ОБМО – это отдельный батальон материального обеспечения. А короче, автомобильный батальон. И не думай отказываться.
О проекте
О подписке