– Вам смешно, – говорила Алиса. – Нет, я сначала тоже думала, ничего сложного. Ну, кошки, ну десять их – пустяки. Накормила, лоток вымыла и всё окей. Ничего подобного. Одна кормёжка занимает около часа.

Мне стало настолько жаль Алиску, что я схватил стоявший в углу мешок сухого корма и начал рассыпать хрустящие шарики по выстроившимся вдоль стены мискам.

– Глеб! Ты с ума сошёл! – крик Алисы меня оглушил. – Ты что творишь, прекрати немедленно!

– Я накормить их хотел, ты же сама сказала…

– Что я сказала? Сухой корм с курицей едят только две кошки: Молли и Юла. У Куси от него аллергия… – Алиска вдруг осеклась. – Или это у Муси на курицу аллергия? Забыла. Всё забыла!

Пока мы ошалело смотрели на Алиску, она достала из шкафчика сложенный вчетверо тетрадный лист и быстро прошлась взглядом по ровным строчкам.

– Да, у Куси аллергия на курицу, а Муся не переносит крольчатину и рыбу.

– Хочешь сказать, ты кормишь каждую кошку разными кормами?

– Если бы только кормами, – Алиса потрясла записями Анны Яковлевны. – Сухой корм с курицей едят Молли и Юла. Корм с крольчатиной можно давать Зазе и Кусе. Юна ест консервы. Туся и Муся – паштет. Пусе я отвариваю желудочки, никакой другой корм она не воспринимает. Долли ест геркулесовую кашу вперемешку с говяжьим фаршем, а Полли вообще ничего не жрёт, кроме отварных пельменей. И это далеко не всё, кормить их надо по-отдельности. Иначе кто-нибудь сунется в чужую миску, наесться того, чего нельзя, а после я с тряпкой буду бегать по квартире, ликвидируя несварение кошачьих желудков.

Закончив говорить, Алиска победоносно уставилась на нас.

– Теперь понимаете, на что это похоже? Желудочки отвари, геркулес свари, пельмени, фарш разморозь… И так по несколько раз в день. Плюс лотки, а кто-то до лотка не дойдёт, напрудит на полу, к тому же я обещала Анне Яковлевне три раза в неделю пылесосить и вытирать пыль. У неё три комнаты, сами видите. Это самоубийство.

– Алис, мы не знали, – пропищала Люська. – Это действительно самоубийство. А Яковлевна твоя тиранка. Хорошо ещё, что этих Кусь-Мусь не надо выгуливать.

На некоторое время на кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь громким мурчанием Пуси. Или это была Куся. А быть может, Заза или Молли. Чёрт, как вообще Алиска их различает?

Последующий час мы занимались кормёжкой кошачьего царства. Задача, скажу честно, не из лёгких. Для начала всех кошек мы закрыли в большой комнате, потом Алиска насыпала в две миски сухого корма.

– Дим, – попросила она. – Принеси Молли и Юлу.

Димка с Люськой выскочили из кухни. Вернувшись, они положили на пол двух довольных кошек.

– Нет, – спохватилась Алиса. – Это не Юла, и не Молли. Молли рыжая, Юла дымчатая.

– Ты сказала, дымчатую зовут Зазой, – возразила Люська.

– Заза полосатая. Подождите, нет, пятнистая… Или полосатая? Да нет же, Заза полосатая, не путайте меня. Это Куся, то есть Туся пятнистая…

– Дайте мне пистолет, я застрелюсь, – голосила Люська. – Твоя Анна Яковлевна извращенка, лучше бы она присвоила каждой кошке порядковый номер. Первая, вторая, третья… десятая. Мы бы сейчас встали в коридоре и отдавали команды: «Первая – пошла! Вторая – марш лопать свои желудочки! Третья – на очереди! Пятая – сидеть! Седьмая – лежать! Десятая – голос!».

Алиска хотела засмеяться, но из горла вырвался слабый стон. До приезда Анны Яковлевны оставалась целая неделя, а предел её терпения и сил давно иссякли.

…Домой мы возвращались в начале одиннадцатого. Димон с Люськой, взявшись за руки, шли впереди: смеялись, подкалывали друг друга, поглядывали на нас, начиная смеяться ещё громче. Мы с Алисой, обнявшись, не спеша шли чуть позади. Я в который раз попросил прощения за свои слова, Алиса улыбнулась, сказав, что я прощён.

– С завтрашнего дня будем кормить этих людоедов вместе, – пообещал я, когда мы, не сговариваясь, остановились под раскидистой берёзой и прильнули друг к другу.

– Надо найти вазочку из зелёного стекла.

– Найдём, не думаю, что это большая проблема.

Алиса кивнула. Я её поцеловал, услышав ехидный голос сестры:

– Как романтично и как банально.

– Люсь, шла бы ты… домой.

– Ещё чего, – Люська подмигнула Димону и, задрав голову, посмотрела на закатное фиолетово-синее небо. – Сегодня будем развлекаться на всю катушку. Есть повод: Димка уволился с работы, Алиску мы частично разгрузили на её каторге, и всё возвращается на круги своя. Хватит там обниматься, пошли в кафе. Глеб, Алис, не тормозите, догоняйте.

Смеясь, Люська побежала к набережной, Димка бежал за ней; мы с Алиской неохотно пошли за ними.

На город ложились мягкие тёплые сумерки, день сдал свои позиции, всюду главенствовал прозрачный вечер. И нам было хорошо, мы чувствовали себя беззаботно, и летний ветер, словно извиняясь, дул нам в лица, и что-то шептали кроны деревьев, шелестела листва, и в этот момент я был по-настоящему счастлив.

***

Сегодня у нас был праздник – Алиса наконец распрощалась с должностью кошачьей няньки. Днём приехала Анна Яковлевна, увидела своих ненаглядных питомиц, заохала-заахала, из глаз брызнули слёзы радости, и Алиса была вознаграждена материально за месяц своего мучения.

Решив отпраздновать это эпохальное событие, наша компания отправилась в недавно открывшийся торговый центр: посидели в кафе, потом девчонки побродили по бутикам (Люська даже умудрилась купить себе очередной шарфик ядовито-сумасшедшего цвета), а ровно в шесть, мы сидели в просторном зале кинотеатра на третьем этаже.

Домой возвращались счастливые, строили планы на ближайшие дни и в итоге сошлись во мнении, что завтра с утра отправимся на пляж, вечером оттянемся в клубе, а в четверг утром поедем за город.

Но планам не суждено было сбыться. Так часто бывает. Срабатывает элементарный закон подлости, ты планируешь-планируешь, и кажется, ничто и никто не может нарушить твоих задумок, а потто – раз! – и планы псу под хвост.

А случилось вот что…

Едва Алиса зашла в квартиру и, скинув обувь, хотела пройти в ванную, в прихожей раздался настойчивый звонок. На пороге стояла Анна Яковлевна. Её всегда гладкое белое лицо пылало, на щеках и шее отчетливо виднелись бордовые пятна, губы были сжаты настолько плотно, что напоминали тонкую полоску, а глаза метали молнии.

Оттолкнув Алису, Анна Яковлевна влетела в прихожую, закричав срывающимся голосом:

– Ты – воровка! Как ты могла? Дрянь! – она больно ударила Алису по щеке.

Алиска покачнулась, прижала ладонь к горящей щеке и успела лишь с трудом сглотнуть, а Анна Яковлевна разразилась новой порцией оскорблений.

– Я доверяла тебе, думала, ты честная девушка. А на деле… Где Магда?! Я тебя спрашиваю, куда ты дела Магду? Отвечай!

– Анна Яковлевна, о чём вы говорите? – лепетала Алиса. Впервые она видела соседку в гневе, и это зрелище настолько поразило и потрясло, что во рту моментально пересохло, а язык казался чужим и ненужным.

– Где Магда? – взвизгнула Анна Яковлевна. – Имей в виду, я обращусь в полицию, тебя посадят за кражу. Слышишь меня, ты… – внезапно Анна Яковлевна покачнулась, схватилась левой рукой за сердце и закатила глаза.

– Анна Яковлевна… Анна Яковлевна, что с вами? – Алиса попыталась помочь соседке дойти до кухни, чтобы там усадить её на стул, но Анна Яковлевна, слабо сопротивляясь, прохрипела:

– Верни Магду… верни по-хорошему… Я… Мне… Али-и-са…

Упав на пол, Анна Яковлевна потеряла сознание.

Не растерявшись, Алиса вызвала «скорую» помощь, затем сразу же позвонила мне, и мы с Люськой примчались к ней спустя каких-то семь минут. Врачи ещё были в пути, и мы могли наблюдать безрадостную, и где-то даже страшную картину: бледная, словно её коснулась сама смерть, Анна Яковлевна лежала на полу, неестественно вытянув вперёд руку. Её губы приобрели синеватый оттенок, щёки ввалились, черты лица сделались резче, заострились, словно у покойника.

Алиса ревела в голос, Люська пыталась её успокоить, но сама находилась на взводе; я нащупал у Анны Яковлевны слабый пульс и успокаивал девчонок:

– Она жива. Пульс прощупывается. Алис, не плач.

– Она… пришла… кричала… – всхлипывала Алиса. – Говорила про Магду… Я сказала… она сказала… Я боюсь, вдруг она умрёт.

Минут через пятнадцать «скорая» увезла Анну Яковлевну в больницу, мы остались у Алиски, пытаясь узнать, что здесь произошло. Но Алиса была не в себе: плакала, заламывала пальцы, твердила, что ни в чём не виновата, а потом её начало трясти в ознобе.

Успокоилась она примерно спустя час, пересказала несколько раз о странном поведении соседки, снова всхлипнула, уткнувшись лицом мне в плечо.

– Кто такая Магда? – спросила Люська.

– Господи, да если бы я только знала, – простонала Алиса. – Понятия не имею.

– А может, она, Анна Яковлевна твоя, того… свихнулась?

– Люсь!

– Тогда с какой стати она обвиняла Алиску чёрт знает в чём и грозила полицией?

Я молчал, пытался сосредоточиться, но мысли путались, в голове был сумбур.

Когда пришёл Димон, Люська приготовила всем чай, Димке ещё пожарила яичницу. Алиса от чая отказалась, после случившегося ей кусок в горло не лез. Она попросила нас остаться сегодня с ночёвкой. Мы не возражали. Её мама и младшая сестра на лето уехали на дачу, а оставлять Алиску одну при таких обстоятельствах – верх безрассудства.

Проболтав до двух часов, мы пришли к выводу, что уже утром отправимся в больницу к Анне Яковлевне. Решили идти вчетвером, но с утра у меня возникли неотложные дела, Димону тоже пришлось срочно отъехать на пару часов, поэтому в больницу Алиса пошла в компании Люськи.

– Не трясись ты, – тараторила Люська, пока они шли по длинному коридору в шестьсот двадцатую палату кардиологического отделения. – Ты же слышала, её состояние стабилизировалось, жизни ничто не угрожает, она лежит в обычной палате. Алиск, ну улыбнись.

– Не могу, – призналась Алиска, и сделала глубокий вдох, прежде чем рука коснулась дверной ручки.

Глава вторая

Магда

Анна Яковлевна лежала на крайней кровати у окна. Появление в палате Алисы восприняла бурно: занервничала, попыталась подняться, но почувствовав боль в груди, ойкнула и вновь легла на спину. Алиса села на стул, быстро заговорила с пенсионеркой, клялась, что не знает никакой Магды; всплакнула, и после короткой паузы добавила, что на ней вина только за разбитую вазочку.

– И то, она разбилась из-за ваших кошек, – встряла в разговор Люська.

Анна Яковлевна устало посмотрела в окно, её взгляд не выражал никаких эмоций.

– Алиса, – сказала она. – Магда