От неожиданной постановки вопроса Петя выдал первое пришедшее на ум объяснение, показавшееся ему довольно правдоподобным:

– А у меня сегодня ещё занятие шахматного кружка.

– Где? В Доме пионеров? У Михаила Аркадьевича занимаешься? – не унималась Галина Дмитриевна.

«Откуда она всё это знает?» – Петя выглядел ошарашенным. Правдой было то, что он действительно ходил в кружок, который вёл в городском Доме пионеров местный энтузиаст шахмат и к тому же кандидат в мастера спорта Михаил Аркадьевич Аракелов. И самым главным было то, что Дом пионеров располагался по другую сторону Боровского шоссе.

– Да, у Михаила Аркадьевича.

– А что же ты будешь всё это время делать? Кружок, если я не ошибаюсь, в пять вечера.

Слова Галины Дмитриевны были просто нокаутирующими. «И откуда она знает даже расписание?» – Петя терялся в догадках.

Разумного объяснения, где он проведёт несколько часов, остающихся до вечера, у Проскурякова не было. И он еле-еле промямлил:

– Да, наверное, я сейчас домой пойду. До свидания!

Весь план Пети рухнул оглушительно и бесповоротно. От этого на душе стало совсем грустно. А тут ещё дома он попал в разгар генеральной уборки, затеянной по инициативе мамы. Пришлось помогать отцу чистить на улице ковёр. И здесь уже Петя отвёл душу. Бедный ковёр испытал, каждый раз вздрагивая, такое количество нанесённых мальчиком от души ударов плёткой, что, наверное, на всю свою оставшуюся жизнь стал опасаться любой севшей на него пылинки.

От выбивания ковра у Пети поползло вверх настроение. К тому же бодро идущий процесс генеральной уборки позволил избежать вопросов родителей о том, что нового в школе. Сегодня вести разговоры на эту тему было ох как некстати.

Пообедав и сделав на радостях домашнее задание по любимой физике, Петя отправился в Дом пионеров. В кружок он ходил уже второй год, особыми успехами не блистал, но норму четвёртого разряда выполнил в первом же зачётном турнире. Сейчас Михаил Аркадьевич вёл подготовку к организации нового турнира, в случае успешного выступления в котором можно было рассчитывать и на третий разряд. Квалификационные требования были таковы, что в турнире должны участвовать несколько третьеразрядников. Такие в кружке были, но в основном девятиклассники и даже десятиклассники, занимавшиеся у Михаила Аркадьевича несколько лет и сейчас приходившие изредка. В десятом классе времени на шахматы не остаётся, надо уже об институте подумывать, и не просто подумывать, а всерьёз готовиться ко вступительным.

Был, правда, ещё один третьеразрядник. Совсем мелкий, пятиклассник. Вундеркинд, как его про себя именовал Петя. Он появился в кружке примерно в одно время с Проскуряковым, но сумел уже выполнить норму третьего разряда. Мальчик этот был спокойный, сосредоточенный. В миру Вундеркинда именовали Павликом Воробьёвым. Петя с ним особенно и не общался – слишком маленький, всего пятый класс. Для семиклассника просто несолидно иметь с таким дело.

Но главное было в другом. Петя трижды до этого играл с Павликом и все три раза проиграл, причём один раз даже белыми фигурами. Было невыносимо обидно: какой-то пятиклассник невозмутимо и методично раз за разом заставлял Проскурякова признавать поражение. И побеждал Павлик заслуженно, без мухлежа, – он просто играл сильнее.

И вот сегодня, неожиданно для Пети, Михаил Аркадьевич предложил ему снова сыграть с Воробьёвым.

– Ребята, квалификационный турнир организуем в ноябре – декабре, – оповестил руководитель кружка. – А посему тем, у кого четвёртый разряд, надо начинать серьёзно готовиться. Буду стараться на каждом занятии каждому найти партнёра среди третьеразрядников.

Далее Михаил Аркадьевич начал составлять пары, одной из которых назвал «Проскуряков – Воробьёв».

Оба мальчика не выразили бурной радости по этому поводу. Петя больше всего боялся проиграть пятикласснику в очередной, уже четвёртый раз в жизни. Вот сыграть бы с десятиклассником, тут и поражение потерпеть совсем не обидно! Проскуряков посмотрел на лицо своего соперника, деловито усаживающегося за стол с расставленными на доске фигурами, и уловил какую-то струнку холодной неприязни к себе. А может быть, это только так показалось. Павлик был, как обычно, молчалив, сосредоточен и внешне совершенно корректен. Он обернулся к стоявшему неподалеку Михаилу Аркадьевичу и ровным, без каких-либо интонаций голосом спросил:

– А кто играет белыми?

– Проскуряков, – ответил тренер. – Ребята, ещё раз повторяю, я ведь это уже говорил. Когда я называю пару, то первым называю того, кто играет белыми. Всем это понятно? Прошу запомнить на будущее.

Игра началась. Петя решил разыграть испанскую партию. И не просто испанскую партию, а свой любимый разменный вариант.

Все шахматисты, по его твёрдому убеждению, делились на две большие категории. Одни любят рисковать, обострять игру, идти вперёд, даже жертвовать пешками, а порой фигурами для того, чтобы захватить инициативу и провести атаку. Вторые, напротив, уделяли первостепенное внимание обороне, предпочитая журавлю победы в небе надёжную синицу-ничью в руках. Себя Петя безоговорочно относил ко второй категории. Чем плоха ничья? Ну, не добился победы и ладно. Главное – не проиграл! Оборону же легче вести, когда на доске поменьше фигур, особенно обладающих большими возможностями. Чего только ферзь стоит: мало того что по горизонтали и вертикали ходить может, так ещё и по диагонали ему разрешается двигаться. Крайне опасная фигура, особенно в руках таких сильных игроков, как Павлик.

Разменный вариант испанской партии не случайно носил такое название. Он позволял уже в самом начале разменять ферзей и ещё кое-что. На доске стало посвободней и попроще. «Меньше народа – больше кислорода», – облегчённо вздохнул Петя.

Но облегчение оказалось недолгим. Павлик Воробьёв как раз всю последнюю неделю дома разучивал различные варианты испанской партии по пособию о шахматных дебютах и, судя по всему, преуспел в этом занятии. Разменный вариант ему не очень нравился, но Павлик подходил к игре фундаментально: раз такой существует, да ещё и часто применяется, надо его хорошенько изучить. Как следствие, он сейчас начал чёрными перехватывать инициативу и неспешно, но планомерно сдавливать позиции белых словно тисками. Петя занервничал, страх четвёртого поражения начал о себе явственно напоминать. Он то и дело переводил взгляд с доски на Павлика и назад, пытаясь разгадать, где соперник предпримет наступление. Воробьёв оставался невозмутим, но в его глазах запрыгали озорные чертенята удачи.

К тридцатому ходу у чёрных были целых две лишние пешки. Итог игры сомнений не вызывал – довести партию до победы для чёрных было лишь делом техники, а уж техники Павлику не занимать. Петя лишь смог осуществить наименее болезненный для своей психики вариант поражения. Он не сдался, а просто просрочил отведённое на партию время. Красный флажок на его половинке шахматных часов упал, что означало присуждение победы сопернику.

Мучительно краснея, Петя протянул Павлику руку и поздравил его с победой. За такими жестами, как обязательное рукопожатие перед началом игры и по её окончании, когда руку подаёт проигравший, Михаил Аркадьевич следил очень внимательно. Кружковцы к этим ритуалам быстро привыкли и с удовольствием их соблюдали. Приятно ведь делать так же, как делают международные гроссмейстеры, начиная с самого чемпиона мира.

Аракелов, увидев, что партия закончилась, подошёл к мальчикам:

– Павел, поздравляю! Хорошо поработал над испанской партией. А ты, Пётр, не расстраивайся особо, просто сделай правильные выводы. Проанализируй, где были самые первые твои промахи сегодня. Ребята, сделайте совместный разбор партии. Это я ко всем обращаюсь, кто уже закончил!

После того как проигрыш стал свершившимся фактом, у Проскурякова словно упала гора с плеч. Бояться сегодня было уже нечего, и он совершенно искренне попросил Павлика показать совершённые в игре ошибки.

– Смотри, вот на 15-м ходу мне совершенно непонятно, зачем ты двинул эту пешку, – Воробьёв начал расставлять на доске позицию.

– А ты как бы сыграл?

– Надо подумать, точно не знаю, но я ожидал от тебя вот такого хода ладьёй.

Мальчики углубились в обсуждение возникающих вариантов, а по окончании сегодняшнего занятия кружка продолжили обмениваться мнениями, стоя на улице.

– А ты где живёшь? – неожиданно спросил Петя.

– Да тут недалеко, в районе Кирова, во дворах.

– Давай с тобой пройдусь, а потом уже домой пойду. Заодно договорим, – предложил Проскуряков.

Ведь где-то в этих дворах должна жить сама Галина Дмитриевна. Возможно, она даже ходит по тем же дорожкам, по которым сейчас пойдёт он.

– Давай, – согласился Павлик.

Они шли довольно медленно, продолжая обсуждать шахматную тему. Около дома Павлика в сгустившейся вечерней темноте виднелись стоявшие рядом друг с другом фигуры мужчины и женщины.

– Да, чего-то мы с тобой припозднились, как говорит моя бабушка. Вон мои родители меня уже встречать вышли, – несколько упавшим голосом произнёс Павлик и следом за этим крикнул: – Мама, папа, я пришёл! Мы сейчас с Петей только договорим, и я поднимусь домой.

– Хорошо, а то мы уже начали беспокоиться, – ответил его отец и, повернувшись к жене, предложил: – Пошли домой, не будем мешать.

– Подожди-ка минутку! – женщина сделала несколько шагов вперёд и спросила: – Петя, а ты почему не здороваешься?

Проскурякова с головы до пят словно пронзило молнией – перед ним стояла Галина Дмитриевна.

– Я… не успел… А мы же с Вами сегодня в школе утром здоровались, – лепетал Петя первое, что приходило в голову.

– Да, здоровались, но потом ведь попрощались. А значит, надо было ещё раз поздороваться! – чеканила слова Пантера.

– Извините, пожалуйста, я не сообразил… Здравствуйте!

– Хорошо. Здравствуй и сразу до свидания, – уже более мягким голосом ответила учительница и обратилась к сыну: – Павлик, только недолго, мы с папой тебя ждём.

Галина Дмитриевна с мужем пошли к подъезду, а Петя недоумённо обратился к Воробьёву:

– А что, Галина Дмитриевна – твоя мама???

– Да, а она у тебя русский ведёт?

– И не только, ещё классный руководитель. Слушай, но у неё же другая фамилия! – мысли Пети не сходились концами.

– Ну и что, так бывает. Просто мама оставила свою фамилию, девичью, а у меня папина фамилия.

– Ладно, поздно уже, заболтались мы с тобой, – Проскуряков чувствовал настоятельную необходимость побыть сейчас в одиночестве. – Пока.

– Пока, – ответил Павлик и пошёл к своему подъезду догонять родителей.

* * *

Его отец в это время, помогая жене в прихожей снять осеннее пальто, заметил в её глазах какое-то озорство:

– Галка, ты чего? Это что, твой очередной ученик ходит на шахматы вместе с Павлом?

– И не просто мой ученик, и не просто на шахматы. Надо было мне, Витенька, тебя с ним познакомить! – лукавая улыбка осветила лицо Галины. – Ведь это и есть твой новый соперник в борьбе за право предложить мне руку и сердце!

– Так я же тебе предлагал руку и сердце N лет назад, и, как я понимаю, ты их приняла! – Виктор мягко обнял жену за плечи и поцеловал её.

– Ну так это когда было! – ответила Галина, розовея от ласкающих прикосновений мужа. – А за внимание женщины надо бороться постоянно, каждый день, не покладая рук! Усвоил, дорогой? А то вдруг я дождусь совершеннолетия Пети и махну с ним куда-нибудь, помахав тебе на прощание ручкой!

– Только попробуй! – Виктор с улыбкой погрозил жене пальчиком.

– Ещё как попробую! Так что не забывай, что меня надо завоёвывать каждый день! – глаза Галины сверкали от счастья. – Ладно, вон шаги Павлика уже слышны. Надо идти ужин разогревать.