– Ну, слава богу, а то заждался уж я тебя, Ладушка моя! – тихо прошептал дед.

Глава третья

Аксинья добралась до поворота реки. В этом месте дорога шла почти у самого берега, а потом отворачивала чуть в сторону и терялась в лесу. Девушка, борясь с желанием оглянуться назад, быстро пошла к лесной опушке. Здесь, у самого леса, Аксинья всё же решила оглянуться, возможно, в последний раз увидеть с детства знакомый луг и пригорки. Село скрыл высокий холм, с которого спускалось стадо коров, что пастух гнал сюда поближе к воде и только лёгкие дымы печных труб указывали, что там за холмом – жизнь. Шмыгнув носом, девушка поправила лямки маленького щита за своей спиной и пошагала по дороге, что уходила в лес, теряясь из виду среди деревьев.

Лесная дорожка легко ложилась под быстрые девичьи ножки. Солнце уже поднялось, лес ожил, наполнился птичьим свистом, кукушечьим обманом и шёпотом листвы. Где-то совсем рядом звонко забарабанил дятел.

Пройдя через редкую берёзовую рощицу, Аксинья вошла в сосновый лес. Тут дорога разделялась глубокой канавой на две, уходящие в разные стороны. Не раздумывая, девушка выбрала ту, что бежала на восток, туда, куда ей указал идти дед.

Проходя совсем близко с канавой, Аксинья услышала еле уловимое ухом оханье. Она подошла ближе к краю и заглянула вниз. Канава оказалась не больно глубокой, но зато наполненной стекавшей в неё водой и грязью. Из вы-сокой травы, что росла по краю канавы, торчали два порядком истоптанных лаптя. На дне в топкой грязи вверх ногами на спине лежала маленькая старушонка. Не в силах сама выбраться из западни, бабка тихонько охала, да шлёпала ладонями по зелёной жиже. Её с интересом разглядывала пара лягушек, видимо живших в канаве.

– Эй, – окликнула Аксинья бабку, – живая, аль нет?!

– Ох, – только и услышала в ответ девушка.

Опустившись на колени у края ямы, Аксинья протянула правую руку вниз к бабке, стараясь достать до старухиной руки. Бабка, видя, что кто-то пришёл ей на помощь, тоже протянула руку навстречу. Обхватив старушечью ручонку выше запястья, Аксинья потянула бабку на себя и, удивляясь, что та оказалась совсем лёгкой, без труда вытянула её наверх.

Теперь старуха лежала у края ямы на боку и так же протяжно охала.

– Бабушка, ты меня слышишь? – спросила бабку Аксинья.

Разглядывая спасённую, девушка удивлялась, что не оторвала той руку, пока тащила наверх – уж больно ветхой была бабка. Аксинья, взяв старушонку за плечи, легко усадила перед собой.

– Ох, – проскрипела старая, – ягодка дивная. Другой день в яме так-то лежу. Одна ты меня услыхала. Думала – уж всё, так и помру среди лягушек.

Аксинья открыла суму и, достав фляжку с водой, протянула бабке:

– Попей, бабушка.

– Мне б грязь смыть с себя, милая. Полей, – старуха сложила горстью грязные ладони и протянула их к фляжке.

Истратив всю воду, Аксинья достала из сумы краюху хлеба и кусок вяленого мяса. Протянула бабке. Та, приняв угощение, с удовольствием съела всю краюху вместе с мясом. Бабка благодарно улыбнулась и вопрошающе посмотрела на суму. Девушка, порывшись немного среди положенных дедом вещей, отыскала пару небольших яблок и протянула старушке. Старая слопала и их.

– Больше нет ничего, – с извиняющимся сожалением вздохнула Аксинья.

– Добрая ты, де́вица, – проскрипела старуха.

Она поднялась на ноги и посмотрела на Аксинью бесцветными глазами. Потом улыбнувшись, спросила:

– А далёко ль путь держишь, ягодка?

– Да, в город иду, – ответила Аксинья.

– А звать тебя как? – старуха с интересом разглядывала одежду девушки.

– Аксиньей.

– При мече́…, – бабка снова задрала голову, с нескрываемым любопытством глядя в лицо девушке. – А ты, милая, что ж – бранница? И щит у тебя вон из-за спины видать, и лук справный. Только красивая дюжа.

– Сабля это, – поправила бабку Аксинья. – Хочу на княжью службу поступить.

– Ага, ага, – бабка завертела головой, будто бы ища какую потерю.

– Потеряла чего? – спросила Аксинья.

– Да, была у меня палка, – старая осторожно заглянула в канаву, – без ей далеко не дойду.

Аксинья подняла валявшуюся рядом палку, гладкую от ладоней:

– Не она?

– Она, она! – обрадовалась бабка. – И тут ты меня, драгоценная, выручила.

Бабка взяла палку и постучала зачем-то ею о землю.

– А ты завалилась-то туда как? Споткнулась, наверное? – Аксинья кивком головы указала на широкую яму.

– Да кто ж его знает, милая, – старуха сделала, на всякий случай шаг назад, с опаской поглядывая на канаву. – Может и споткнулась. А может, и лешак подтолкнул, себе на забаву, – она посмотрела куда-то мимо Аксиньи. – Да вон он, змей подколодный, из-за пня выглядывает, – и указала рукой за спину девушки.

Аксинья оглянулась и чуть не вскрикнула от удивления: в десяти шагах от них за трухлявым пнём прятался маленький старичок.

– Кто это? – Аксинья обернулась к бабке.

– Так он и есть – леший, – бабка погрозила ему палкой. – Ишь, змей ядовитый! Ну, чего схоронился? Вижу, что – ты! Выходи, давай, сморчок червивый.

Бабка перевела взгляд на девушку и уже ласково сказа Аксинье:

– Ты его не пужайся, милая. Сейчас я ему, задам, бездельнику, – старуха повысила голос и потрясла сухеньким кулачком в сторону лешего. – Выходи, говорю, аль на расправу жи́док?!

На тропинку из-за пня вышел леший: на голове шапочка с подвёрнутыми краями, в серенькой косоворотке, подпоясанной зелёным кушачком. Поверх косоворотки, на старичке была одета стёганая телогрейка без рукавов. Из-под рубахи, доходившей лешему до колен, выглядывали штаны в темно-зелёную и чёрную полоску. На ногах – стоптанные худые лапти, подвязанные крест-накрест поверх серых в репьях онучей.

– Вот он, аспид, – бабка указала Аксинье на лешего палкой. – Сейчас я с ним мигом управлюсь, задам паразиту.

Старуха поправила грязный фартук и, покачав головой, с укором сказала лешему:

– И не стыдно ж тебе, а? – бабка топнула ногой. – Ведь твоя же работа, меня в канаву-то спихнуть устроил.

– А сама-то? Сама-то забыла, как я три дня за ногу подвешенный висел на ёлке? – парировала лесная нечисть и, уперев руки в бока, лешак выставил одну ногу вперёд, показывая видимо, за какую ногу был подвешенным. – Хорошо, лось верёвку перегрыз. Да, надо мной все белки в лесу до сих пор смеются. Сходи, говорит она мне, под ту ёлочку, там грибки особенные. Собери для меня. Я и пошёл. А там верёвочка с петелечкой.

– И по делом тебе, окаянный, – бабка замахнулась на деда палкой. – Ты ж мне весь огород шишками закидал.

– И правильно закидал, – леший обратился к Аксинье. – Чего земле пропадать – пусть ёлочки растут.

– Ах, ты ж жук майский!

– А, ты… А, ты…, – леший видно никак не мог подобрать для бабки пообиднее слова.

– А ну, тихо! – устав от перепалки между лесной ведьмой и лешим крикнула Аксинья. То, что спасённая ею бабка была ведьмой, девушка уже догадалась без подсказок. – Что ж вы такие громкие-то?!

– А чего вот она? – с обидой в голосе сказал леший.

– Вы, что? Не можете спокойно поговорить? – Аксинья смотрела на замеревших лешего и его подружку. – Нет? Не ругаться вы не пробовали?

– Нет, – в один голос ответили они, замотав при этом головами.

– Я уже устала вас слушать!

Аксинья смотрела на своих новых незадачливых знакомых и вдруг громко рассмеялась, такими забавными они ей показались.

Бабка тоже улыбнулась и легко толкнула в бок кулачком лешего. Леший поняв, что с воительницей пронесло, за ноги не подвесит, покосился с опаской на висевшую у неё на боку саблю, перевёл взгляд на сумку девушки. Заметив, куда смотрит леший, Аксинья спросила его:

– Чего?

– А у тебя там, в сумке, – леший указал глазами на суму, – ну, точно ничего больше нет?

– Чего: «ничего»? – переспросила Аксинья, не понимая вопроса лешего. – А что должно было остаться?

– Ну, съестного чего-нибудь, – леший снова указал глазами на суму.

– А! – поняла Аксинья. – Сейчас, погоди, – она сняла с плеча сумку и присев на корточки вытряхнула содержимое на траву.

Перебирая вещи, Аксинья наткнулась на четвертушку головки сыра, завёрнутого в тряпицу.

– Вот, – Аксинья протянула лешему свёрточек, – сыр есть ещё.

Бабка нагнулась к Аксинье и позаговорщицки пошептала:

– Мне тоже отломи кусочек, будь доброй.

Среди вещей, которые положил дед в сумку, оказался и маленький ножик. Им девушка разрезала пополам сыр и отдала по куску старухе и лешему.

– Благодарю тебя, девица, – поклонился леший Аксинье, покончив с угощением. – До чего же я люблю еду человечью!

– А сами, что же приготовить не можете? – удивилась девушка.

– Так на чём же? – в свою очередь удивлённо спросил леший. – Ты, красавица, не знаешь разве: готовят-то на огне.

– А вы, что ж, огня развести не можете?

– Нет, – ответила ведьма, – не можем. Мы, милая, с огнём, да с острым-то: вот, как сабля твоя – обращаться не можем.

– Ясно теперь, – Аксинья спрятала нож и передвинула петлю с саблей за спину.

– А за доброту твою, да сердце мягкое, за щедрость, – ведьма выпрямилась, – скажу тебе вот что: коль нужда какая случится, али помощь потребуется, так ты, Аксинья, ко мне иди. Я тебе, ягодка, помогу в любом деле. Тебе кажный заяц дорогу до моей хибары укажет: я туточки рядышком обретаюсь.

Бабка поставила палку на лапоть лешему и сильно надавила.

– Очумела? – вскрикнул леший.

– А ты чего молчишь, как пень трухлявый? – спросила лесная ведьма своего дружка.

– А, ну да, – леший снял шапку и поклонился Аксинье. – Благодарю тебя за угощение, де́вица, – он посмотрел с вызовом на ведьму. – А помогу тебе, Аксинья, я прямо теперь же, не дожидаясь пока нужда настанет, как тут некоторые обещают. Выведу тебя из леса. Тебе куда надобно?

– В город ей надобно. К князю, – вмешалась старуха.

– Ну, к князю не доведу, а до города перенесу, филин три раза ухнуть не успеет.

– А до князя я тебе, драгоценная, прямё-ё-ё-хонькую дорожку проложу, ни кто остановить тебя не сможет, – ведьма, уставив руки в бока, с превосходством смотрела на лешака. – Иди смело к князю!

– Тьфу! – плюнул с обидой леший.

– Вы опять?! – Аксинья грозно топнула ножкой.

– Да, ты не серчай, ягодка, такие-то мы неуживчивые, да несговорчивые, – вздохнула бабка.

– Это точно, – подтвердил леший.

– Ну, давай, давай, – подтолкнула в бок лешего ведьма, – отправляй уже её в город.

Леший поправил кушачок и, глядя на Аксинью снизу верх, сказал:

– Вон пень, – он указал рукой на трухлявый пень, за которым до этого прятался сам, – садись на него и глаза закрой. А, как услышишь, как филин три раза ухнет, открывай.

Девушка подошла к пню и села на него. Помахав рукой лесной ведьме и лешему, зажмурилась. Над самой её головой трижды ухнул филин. Аксинья приоткрыла глаза: чудеса, да и только. Не обманул леший. Она сидела на пеньке рядом с наезженной дорогой, что упиралась прямо в городские ворота.

Глава четвёртая

Город был большим. Да, что там – большим, он был – огромным!

Аксинья остановилась на пригорочке недалеко от городских ворот и, раскрыв изумлённые глаза, глядела на высокие разноцветные крыши больших домов, на замысловатые резные коньки теремов. Её поразило сверкающее на солнце золото храмов высоко к небу вознесших свои луковички-купола.

Смело пройдя мимо городских стражей, Аксинья смешалась с многоголосой толпой на улице. Стражники поглядели на вооружённую девушку с подозрением, но, как и обещала лесная ведьма: ни останавливать её, ни чинить допроса «кто, да зачем» – не стали и, быстро потеряв к ней интерес, отвернулись.

Здесь, на городских улицах девушку поражало всё: от искусной резьбы по наличникам и запахов пирогов, которыми бойкие ребятишки торговали с лотков буквально на каждом шагу, до многолюдной, гудящей как пчелиный рой разноцветной толпы. Аксинья влюбилась в город сразу. «Да! Моё это, моё! – думала де́вица, глядя на городские улицы, утонув в шуме людского потока, который нёс её словно упавший в реку с дерева листок. – Прав был дедушка, что согнал меня с печки! Тут оно – счастье!»

Улица сама собой привела Аксинью на главную площадь города, где возвышался, словно исполинский цветной сахарный пирог, княжеский терем. У раскрытых настежь ворот стояли пятеро вооружённых копьями и мечами стражей. Одеты были нарядно: кольчуги начищенные, щиты с золотым солнцем, шеломы с флажками и лентами на навершиях.

Аксинья остановилась прямо перед ними и с любопытством разглядывала стражников. Те не особо обращали на неё внимание, видимо привыкли к зевакам. Даже наряд «вольной воительницы» и вооружение Аксиньи не больно занимало привратников: стоит, мол, глазеет, так что ж – служба у нас такая, на виду быть, мощь княжескую, да великолепие владений его собою представлять.

Постояв ещё немного перед стражниками, Аксинья решительно шагнула в ворота. Но тут перед ней сомкнулись два копья.

– Далеко ль собралась, красавица? – спросил её старший, как решила про него девушка: у него не было копья и щита, только меч. – Не заблудилась ли?!

– К князю мне надобно, – ответила, остановившись перед скрестившимися копья-ми Аксинья.

– Нешто ждёт тебя, пресветлый князь? – страж обошёл вокруг девицы, внимательно оглядывая её.

– А ты почём знаешь, что не ждёт? – вопросом на вопрос ответила Аксинья, а сама подумала: «Если, как говорила ведьма, что мне не будут чинить препятствий, то можно и немного воли себе позволить. А этому просто положено вопросы задавать».