– Ну что задумались, «вещайте» господа-товарищи-бояре! У вас что, … сели «батарейки»? Только говорите громче, – надеюсь нас подслушивают!
– Правда?
– Да я пошутил!
– Но и шуточки, шеф, у тебя стали! А нам здесь не до шуток. – Альхен с облегчением выдохнул, – не пугай, мы и так здесь напуганы, бандитами, депутатами в цветных пиджаках, какими-то новыми «гнилыми яблоками» и прочим людом с настоящими и поддельными удостоверениями.
– Каков режим, таков и юмор, – отреагировал Пендюров.
– А что такое «гнилые яблоки»? – поинтересовался Иванов-Бендер.
– Это партия такая, – пояснил Пендюров, – которая пытается обещаниями за несколько дней стабилизировать экономику и обманным путем влезть в душу народа.
– Да в нашей стране сейчас постоянно где-то горит, где-то заливает. А то, что не горит и не тонет, – нами руководит! У нас вообще происходит такое, что наступает какой-то «сифилитический» реализм, – уточнил Балабол.
– А это что ещё такое? – поинтересовался Оскар.
– Новая реальность нашей жизни. При содействии либерально-сексуальной «революции», которую подготовил Меченный с козлом Яковом, после Пьяньциньевских стрельб по «Белому дому» и проведения мутных «выборов», – главой нашей страны сам себя назначил Пьяньцинь, который сначала хреново говорил, а потом и думать перестал.
– Что стружка в мозг попала?
– Не знаю. В общем, как в народе говорят, – продолжал Пендюров-Кобыловский, – голосуй не голосуй все равно получишь…! – Пендюров махнул рукой. – Одним словом, чиновнику – сунь, гаишнику – кинь, врачу – вынь, а зарплату – хунь! – и он замолчал.
Балаболу же тема пришлась по душе:
– На все секретные объекты Пьяньцинь запустил западных и заморских наставников-шпионов. Одним словом, велика Россия, а спрятаться негде. Сейчас всем рулит «царь Бориска» и его «семья», – Подосиновские, Хлюпиковские, Гусики, рыжие Чудики, Бобики, нежданчики и плохиш Гейдарик со своей «жоповой терапией» и многие другие, … были пешками, а при помощи Бориски, уже вышли в ферзи и стали миллиардерами, присвоив себе народное добро.
– Но видимо при таком состоянии дел некоторые ферзи как были, так остаются пешками – предположил Бендер.
– И как такие подлецы находятся?
– Во-первых, Альхен, не жоповой, а шоковой. Это у тебя страшный радикулит и поэтому ты завсегда о ней думаешь! Во-вторых, подлецы не находятся, а просто они не теряются, – уточнил Пендюров.
– Какая-то уж очень странная терапия, – произнёс Оскар, разделываясь с очередным лобстером.
Альхен продолжил: «А те, у кого ничего не осталось, научились продавать толчёную пыль и своё тело. Вот девочки стоят на тротуаре …» – указал он, – за окном, стоят стройные «Курочки» вдоль дороги, но без кос! И это жизнь и больше ни чего! Раньше в стране всё было народное, а теперь «семейное». Наше предприятие «Союзминцветмент», такое было стабильное и то развалилось под руководством нового ген. директора. Теперь он всё это НПО присвоил себе, а помещения, где были лаборатории с мощным оборудованием, сдал в аренду разным мутным фирмам: «МММ», «Деловые бумаги», «Аромат пота», «Кран на рогах». Да что говорить! Раньше зарплата была хоть маленькой, но хорошая… для обмыва. И выплачивали её регулярно! – он замолчал.
– Странные какие-то фирмы. И что? Действительно изготавливают новые типы кранов? – заинтересовался Оскар.
– Говорят! Что у тех, у кого есть рогатая живность или рога, спиливают их, измельчают, сушат, рассыпают в пакетики, коробочки и за бешенные деньги продают мужикам, – Кобыловский подмигнул Оскару.
– Ну и что показала проверка? – поинтересовался Иванов-Бендер.
– Да мы не в теме, – отреагировал Пендюров-Кобыловский! – Свою зарплату мы давно не видели. Даже свой «Золотой запас» пришлось проесть, – при этих словах Пендюров широко открыл осиротевший, без золотых коронок, рот.
– Теперь Бориска начал играть в теннис, – вставил Балабол, – а на народ положил пенис! Принимать на веру приходится практически всё, … даже лекарства.
– Да, … самые дорогие приёмы закатывают нам врачи. В общем, сплошное «облико-аморалис»! – подытожил Пендюров.
– А что народ? – поинтересовался Иванов-Бендер.
– Может быть социальный взрыв, – выдохнул Пендюров, – зреет революция, но мы оптимисты.
– Революции начинаются, когда разочаровываются последние оптимисты. Вообще, социальный взрыв – это как граната, брошенная в выгребную яму, … нам только этого не достаёт, – Балабол задумался, … Как говорят, пожуём, увидим. … и народ пока безмолвствует, как в классической пьесе.
– Надеется, что появится НОВЫЙ ПЕТР-1! – Но порядочные гении рождаются так редко, что рассчитывать на них не приходится! Дай бог, чтобы я был не прав. А может он уже родился? – Оскар вопросительно посмотрел через окно ресторана на улицу.
– В тоже время, – продолжил свою мысль Альхен, – собачья жизнь нас учит не только огрызаться, но и вилять хвостом! – Да, … много новенького появилось в вашем лексиконе. Видимо потопталась судьба по душе народа! Похоже горе, – налог на бывшее счастье, но этот путь слишком оригинален, чтобы быть верным! – согласился Оскар, – что-то мы всё о серьёзном да о грустном! А вот с изложением мыслей у вас что-то случилось.
– Потому что в основном молчим, а сейчас выговориться захотелось. Ведь слово не воробей, но, если ему не дают вылететь он будет летать в душе и гадить, гадить, гадить! – Альхен снова потеребил свою бороду.
– Мне кажется, что ты в этом прав, – подержал его Оскар, – как сказал один умный человек: «Говорить и думать, о том, что наговорил, полезно! Ведь, когда думаешь долго об одном, многое становится понятно!» … Но, а что-то хорошее кроме этого ассортимента, что на нашем «столе», появилось?
– Конечно! – оживился Пендюров. – Например, стало много разноцветных палаток. Рядом с ними, у бабулек, можно по дешёвке купить водку в пластмассовых стаканчиках …
– Я же просил о хорошем, а ты, дорогой, опять о своём. Одним словом, кто о чём, а вшивый про баню! Ладно, мужики, я понял, Вас, как женщину легче уложить в пастель, чем в регламент!
– В этом ты прав, – согласился Пендюров-Кобыловский, – Альхен, наливай!
– Что? – переспросил Альхен.
– Наливай, что осталось, я же не рябина, чтобы настаивать на коньяке!
– Посмотри, Пендюров, а в твоей пивной кружке плавает муха!
– Ну и что? Всего одна, дорогой Альхен, она много не выпьет!
– А скажите господа, товарищи, бояре, сколько вам нужно денег, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливыми? – перевел разговор на другую тему Оскар.
– Ты, что? Шутишь? – Пендюров и Балабол переглянулись и, так разволновались, что забыли про наполненные рюмки.
– Ну, … если пофантазировать! То оно, конечно, пожалуй…, – промямлил Альхен.
– А что Альхен, давай помечтаем, для улучшения настроения! Ведь в мире иллюзий места хватит и нам!
– Если для счастья, … – Альхен улыбнулся и снова стал теребить свою всклокоченную бороду. – Для моего счастья необходимо 800 рублей, – не меньше!
– А мне бы надо не меньше 1000 рублей, необходимо ведь детишкам помочь и долги раздать!
– И это всё?.. Вы хорошо подумали?
– Да! Всё, куда же больше? Ведь отдавать придётся!
– Да, шеф не сомневайся! Что… много? Но это только мечты! Ведь мечтать, как говорят, никому не вредно!
– Это правильно, – и сын великого комбинатора, открыв с лёгкостью свой легендарный портфель, извлёк из его глубин две пачки по 10 000 долларов и положил по пачке перед Пенюровом-Кабыловским и Балаболом.
– Это вам премия господа-товарищи-бояре, как добросовестным бывшим членам «Союза Свободных мыслей», за нервную и безупречную службу. Так сказать, для поднятия тонуса и восстановления нервных клеток! Но не советую хранить свой клад во рту. При современной обстановке золотую челюсть могут изъять для восстановления «народного хозяйства» и прочих нужд! – и Оскар стал наблюдать за немой сценой.
– Не хруна себе! – Пендюров и Балабол от такой реальности, сидели молча, приоткрыв рты…
– Берите, господа, не стесняйтесь! И не смотрите на меня, как на рваные 100 баксов! – Иванов-Бендер поднял руку и тут же появился официант со счётом:
– Я вас всех уже обсчитал, – и протянул Оскару счёт.
– Вот тебе по счёту и премиальные за прекрасное обслуживание. Да… и принеси моим парням по паре бутылочек лучшего коньячка, – обрадованный официант убежал за коньяком…
– Парни, берите, берите – это ваши! Они честно вами заработаны. Тем более, что ваш прожиточный минимум сегодня не лезет ни в какую потребительскую корзину. Помните беден тот, кому всегда всего мало! Тренируйте волю и терпение! Мечта подарила вам крылья, но лететь вы должны сами! Раз «наши ненасытные» довели страну до точки, то используйте шанс, чтобы начать жить с красной строки. Ну бывайте! У меня срочные дела!..
Как ни странно, утро Оскара началось с рассвета и радужной информации. Его заграничный «матюгальник» сообщил: «Вы мгновенно станете долларовыми миллиардерами, если сегодня же придёте в «Дом народной приватизации», приобретёте на миллионы ваучеры, обеспеченные предприятиями нефти и газа и вложите их в банк БВСН топ-100. Спешите! Объёмы продаж ограничены. Сегодня уже третий день. Правительство впервые разрешило их продажу только в течении трёх дней. Повторяю, …у вас всего три дня! Наш адрес: проспект Калинина, первая «книжка» – проход со Старого Арбата на Новый. Поднимайтесь на 21-й этаж, из лифта налево. Ждём вас в фирме «Закрома новой родины», офис №6. Спешите, время – деньги!»
– А вот и готовый остросюжетный романтический гамбит XIX века! А что? Пожалуй, сыграю!.. «Капиталы» любят зарабатывать! Отличный вариант! – мелькнуло у Иванова-Бендера. – Не держать же свой капитал, как Корейко в чемодане и каждый раз, при необходимости, бегать в камеру хранения и «отслюнявливать» свой прожиточный минимум. Нельзя упустить такую реальную умопомрачительную перспективу резко приумножить свой капитал! Бегу, – чтобы жить стало лучше, жизнь стала веселее!
Итак, ноги в руки и вперёд заре на встречу! Где мой «чемоданчик – счастливый талисманчик»! Как не странно, но жизнь здесь стала намного динамичнее! Не ожидал…
В вагоне метро было очень много народу. Какой-то мужик медленно шёл по вагону, протискиваясь сквозь толпу держа шляпу для подаяния, и напевая: «Нас никому не сбить с пути – нам все равно, куда идти».
Вентиляции явно не хватало. Появился какой-то не приятный запах. Молодой парень, покрутив головой, сильно втянул ноздрями воздух и вдруг сморщившись стал трясти, сидящего с ним рядом давно не бритого мужчину:
– Товарищ, товарищ! Вам плохо? Проснитесь! Вы обосрались!
– А кто вам сказал, что я сплю!..
– «Арбатская», – сообщил вагонный динамик, – «следующая станция площадь Революции».
– Товарищ, вы сейчас выходите или только делаете вид? – поинтересовался Оскар, у стоящего перед ним парня.
– Я не товарищ.
– Господин, вы выходите?
– Я не господин, я эфиоп!
Динамик снова произнёс: «Осторожно, – двери закрываются».
– Эфиопс твою мать, выходишь или нет? – и с этими словами Оскар прорвался сквозь закрывающиеся двери. …
У выхода из метро Иванов-Бендер познакомился с «местным Шанхаем», где пожилые женщины торговали каким-то мало непотребным скарбом и живой рыбой. Торговка рыбой иногда выкрикивала грубым осипшим голосом:
– Рыба живая, живая рыба!
– Почему мух много? – спросил подошедший с портфелем и в шляпе мужчина.
– Где мухи, там – жизнь!
– И почём эта «радость»?
– Что слепой? Смотри на ценник, милай.
– Ого! Почему-ж она у тебя так сильно воняет!
– Мужчина, а вы, когда спите, себя контролируете?
Пройдя эту импровизированную «выставку исторической одежды и спящей рыбы», Оскар заглянул во двор, где его взору предстала «картина маслом»: в песочнице сидел сильно пьяный мужик, а рядом стоял мальчонка, лет шести:
– Пап, хочешь беляш?
– А откуда он у тебя?
– Мамка купила.
– А на какие шиши?
– Твои бутылки сдала и накупила всяческой еды!
– Ну вот, а говорят, что папка плохой, папка плохой!..
Вдруг Иванов-Бендер услышал громкий женский голос:
– Молодой человек, теперь через двор прохода больше нет. Идите на право…
Повернув на право, он вскоре оказался у кинотеатра «Художественный». Рядом с входом в кинотеатр висели листы ватмана с интригующими названиями заведений:
«Клуб анонимных анонимов» и «Клуб любителей острых ощущений», написанных соответственно чёрной и красной гуашью.
Дополнительно прямо на «анонимных анонимах», чуть ниже, тоже чёрной гуашью: «Господи! Дай людям на пиво, и они дадут тебе зрелищ!» Под этим же ватманом, прямо на асфальте, сидел Бомж с двумя шляпами. Проходившая мимо него женщина поинтересовалась:
– Зачем же вы в каждой руке держите по шляпе, так же трудно!
– Тётка, не мешай, я же филиал открыл.
Слева от него на деревянных и картонных ящиках, красовались все возможные «горячительные напитки» – типа самогон и водка «палёная», в пластмассовых стаканчиках, которые старушки предлагали прохожим под солёненький огурчик и без. Одна из них, увидев рыщущего глазами по её «витрине» мужика, предложила:
– Касатик, может мой стаканчик купишь?
– Нет, мать, я пью только валерьянку – три капли на стакан водки.
– Валерьянки то у меня нет, касатик…
Многие уже были навеселе, успев «пригубить» этот «опиум для народа», пританцовывали под весёлую мелодию:
«Год новый наступил, кушать стало нечего.
Ты меня пригласил и сказал доверчиво:
Милая ты моя, девочка голодная.
Я накормлю тебя, если ты не гордая.
Я накормлю тебя, если ты не гордая.
Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе.
Ты рассказывал мне сказки только я не верила тебе.
Эх, два кусочека колбаски у тебя лежали на столе.
Ты рассказывал мне сказки только я не верила тебе.
Наш свадебный салат, платье подвенечное
И этот сервелат буду помнить вечно я.
Ты стал теперь крутой, никого не слушаешь.
Помнишь ли, милый мой, что с тобой мы кушали?»
Два давно не бритых и сильно поддатых парня, поднявшись с ящика под плакатом «Любитель выпить, крепи единство – долой нищету, безработицу, свинство!», пытаясь танцевать в присядку со стаканчиками в руках, подхватили не впопад осипшими голосами:
«Эх, два кусочека колбаски …
Только я не верила тебе …»
– Купи касатик, первачок, сразу за хорошеет, – предложила Оскару пожилая рыжеватая женщина, – а может большой стаканчик? Дёшево! Под мало-солёненький огурчик!
– Да у меня от одного вида уже за хорошело!
– Зачем под её огурчик, лучше под мой помидорчик и под мою квашенную капуску или под мой солёненький! Отдам дешевле, – «втирал» свой товар, стоящий рядом мужик в порванной короткой маечке. – Сейчас не купишь, потом дороже будет, … пожалеешь!
К нему подошла старушка и стала разглядывать солёные огурцы.
– Что разглядываешь так долго? Покупай. Дёшево отдам.
– Что-то у вас огурцы такие сморщенные и скрюченные?
– На себя посмотри, «подруга», да пошла ты лесом!..
В начале подземного перехода на Старый Арбат и проспект Калинина, предлагали свои услуги, начинающие художники и любители с этюдниками. Какой- то мужик вырезал ножницами из цветной бумаги профили лиц, оплативших его труд.
Рядом с ними, но поближе к стене, разместились кучки напёрсточников в разных национальных костюмах бывшего Союза. Лохотронщики практически не проигрывали, что подогревало интерес собравшейся вокруг них публики. Каждому казалось, что он обязательно выиграет, – ведь это так просто, но быстро уходили с пустыми карманами, а которым меньше повезло и без верхней одежды.
Не далеко от них, стоя у стены, какой-то вихрастый парень самозабвенно начал декламировать собственную стихотворную чертовщину:
«Я слышу, как под кофточкой иглятся,
Соски твои – брусничники мои, …»
Вокруг него стала собраться толпа молодых зевак…
«Ты властна надо мною и не властна,
И вновь сухи раскосинки твои…»
Вдруг, не далеко от него какой-то пародист, заглушая своим натренированным голосом стихотворную чертовщину, начал декламировать пародию на его «стихи» и молодёжь переметнулась к пародисту:
«Ты вся была с какой-то чертовщинкой,
С пленительной смешинкой на губах.
С доверчинкой до всхлипинки с хитринкой,
С призывной загогулинкой в ногах».
Пародист на короткое время замолк, но увидев зевак вокруг себя, набрав полную грудь воздуха, продолжил:
«Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой,
С лукавинкой в раскосинках сухих.
Что сам собою нежный стих с лиринкой слагаться
И вырос вдруг в извилинках моих.
Особинкой твоей я любовался,
Вникал во все изгибинки твои,
Когда же до брусничинок добрался,
Взыграли враз все чувствинки мои.
Писал я с безрассудинкой поэта,
Возникла уж опасенка потом,
Вдруг скажут мне: не клюквинка ли это с изрядною развесинкой притом?»
Собравшаяся группа зааплодировала. Обойдя эту эмоциональную публику, Оскар столкнулся с зеваками, собравшихся вокруг парней, и затеявших игру «Угадайка» на щелбаны.
– Вот скажи, красивый, – спрашивал плешивый мужик рыжего верзилу, – что такое: вошёл в одну, а вышел в две?
– Баба что ли.
– Сам ты баба! Это он одевает трусы. Получи щелбан.
Окружающие своим смехом поддержали играющих.
– А хочешь продолжение первой загадки?
– Даёшь отыграться?.. Согласен! – верзила приободрился…
– Мужик вошёл в одну, а вышел в три!
– Ну, это совсем просто! Значит у этих трусов была спереди ещё дырка…
– Нет парень, ты безнадёжный болван! Это футболист одевает футболку! Давай свою башку для штрафных «голов!» – верзила снова нагнул голову для получения «премии».
Неожиданно конце перехода девушка запела древнюю песню «Лимончики», аккомпанируя себе на скрипке:
«На базаре шум и гам, слышны разговорчики.
Кто-то свистнул чемодан и запел «Лимончики».
Эх, лимончики, вы мои лимончики,
Растете вы у Соньки на балкончике.
На Подоле Беня жил, Беня мать свою любил.
Если есть у Бени мать – значит, есть куда послать!»
Проходящие изредка бросали ей монеты в футляр скрипки и молча, разделяясь на два потока и по подземному переходу выходили каждый на свою улицу, а девушка продолжила:
«Тётя Соня каждый год, у грузина пьёт компот,
А потом на этот год у нее растет живот!..
Эх, лимончики, вы мои лимончики …»
– Талант на сцене требует таланта и в «зале», – и Оскар, осчастливив исполнительницу более крупной купюрой, вышел к началу Старого Арбата, напоминающего в данный момент большую колхозную ярмарку. Здесь торговали всем, начиная с лифчиков, зимних шапок-ушанок, будёновок, и заканчивая военной формой. Рядом стояли матрёшки, свистульки, самовары, всевозможные эротические фото, картинки художников. По соседству трудились три парня, которые за приличные деньги, из любого желающего делали «звезду», приклеивая их фамилии к шестигранной плите, составленные из анодированных под золото букв, и укладывая затем эту плиту под ноги прохожих.
– Смотри, смотри Витяй, «Звёзды» в очереди стоят! – девушка радостно толкала парня в бок.
– Соня, сколько раз тебе объяснять, что эти не звёзды, а звездонутые!
– Пожалуй, для этих «звёзд» почёт без пьедестала мелковат, – мелькнуло у Иванова-Бендер. – Видимо качество их глупости будет определяться количеством последователей и тех, кто об них будет вытирать ноги!
У одного из исторических фонарей Арбата, на «трибуну» из старых деревянных ящиков, забрался волосатый парень и стал декламировать какое-то «народно-детское похабное творение» прошлых лет, размахивая руками:
«На кладбище ветер свищет, сорок градусов мороз (с ударением на «и»).
На кладбище нищий дрищет – разобрал его понос.
Тут из гроба вылезает в белых тапочках мертвец:
"Кто посмел в такую пору обосрать мою контору и в придачу кабинет?"»
Оскару как-то неприятно стало от такой публичной беззастенчивости, и был удивлён, когда вокруг этой пошлости собиралась толпа любителей таких «творений». И волосатый, вдохновлённый толпой, продолжил:
«Нищий долго извинялся, жопу пальцем затыкал,
Но понос не унимался – через уши проливался!
Вышел ежик из тумана. Выпил водки пол стакана.
Вынул ножик, колбасу, – хорошо в родном лесу!
Тихо песню затянул, о несбывшемся всплакнул.
Посмотрел в пустой стакан, и опять ушел в туман. …
Кто-то захихикал. Даже послышались жидкие хлопки, которые ещё больше вдохновили волосатого парня на продолжение творения в отхожем детском стиле:
«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
О проекте
О подписке