МАРЛЕН. Что ж не женился?

БАРАБАШ. Не успел. Померла. До восьмидесяти месяц не дотянула.

МАРЛЕН. Из-за этих твоих огненных девчонок вы с матерью и собачились всю жизнь. Вырос под ваши скандалы. «Где ты был?» – «Люда, у меня экстренное выездное заседание!» Бац-бац-бац… И нет сервиза.

БАРАБАШ. Ну, было, было… Не из железа склепан. Брак, сынок, – это как пакт Молотова – Риббентропа. Лучше не подписывать, но уж если заключил – не отступай, держись!

МАРЛЕН. Вот ты и не отступал. Никогда не забуду, как мама бросила в тебя гусятницу. Ты с субботника в понедельник вернулся…

БАРАБАШ. Да, пятно до сих пор на обоях осталось. Людмила в этом смысле была не женщина, а ревтрибунал: сначала стреляла, потом разбиралась. Зато я не женился, как ты, на каждой встречной.

МАРЛЕН. Уж лучше жениться, чем бегать, как ты, за каждой поперечной.

БАРАБАШ. Нет, не лучше! Ты вырос с отцом и матерью. А твои дети? Чем тебе Валентина не угодила? Ваську тебе родила. Какие фуэте крутила!

МАРЛЕН. И романы еще крутила.

БАРАБАШ. Скучала без сцены. Как она, здорова?

МАРЛЕН. Балерины долго живут.

БАРАБАШ. Ваське теперь сколько?

МАРЛЕН. И не спрашивай. С бородой…

БАРАБАШ. Вот ведь учудил! Повидать бы внучка перед смертью.

МАРЛЕН. Повидаешь. Я его в гости позвал.

БАРАБАШ. Это хорошо! Ладно, допустим, с Валентиной не вышло. Первый брак ознакомительный. А вторая – Эльвира? Это ж надо жену так довести, чтобы она от тебя в Альпы с ребенком сбежала!

МАРЛЕН. Папа, ты многого не понимаешь.

БАРАБАШ. А что тут понимать: зачал, родил, вырастил. Вот и все понимание. Я когда на Федьку смотрю, плакать хочется. Тирольский Маугли. Русского языка не знает. В тридцать лет не женат.

МАРЛЕН. Ищем невесту.

БАРАБАШ. Эльвира-то теперь где?

МАРЛЕН. Кажется, в Гималаях, ищет Шамбалу.

БАРАБАШ. Ясно – шамбольная. А с Еленой, Машкиной матерью, что у тебя вышло? Десять лет жили не тужили. Я уж думал, ты набегался, прилип.

МАРЛЕН. Папа, это очень интимная тема. Я бы не хотел…

БАРАБАШ. Сынок, я тебя из твоего интима писать учил. Рассказывай!

МАРЛЕН. Елена сменила половую ориентацию. У нее теперь – жена.

БАРАБАШ. Довел бабу!

МАРЛЕН. Я-то тут при чем? Это, видимо, в ней от природы. Гены такие. Врач сказал: переориентация сексуального вектора…

БАРАБАШ (ворчливо). Вектора… Тьфу! Сынок, запомни: от хороших тычинок пестики не бегают. Машка-то с матерью общается?

МАРЛЕН. Не знаю. Замкнулась она. Не говорит, кто отец ребенка.

БАРАБАШ. Ты про какую Машку?

МАРЛЕН. Про дочь, папа, конечно, про дочь.

БАРАБАШ. Совсем ты, сынок, в своих Машках запутался. Могу тебе сказать, кто отец, если хочешь.

МАРЛЕН. Ты-то откуда знаешь? Ты же спишь все время.

БАРАБАШ. Во сне увидал.

МАРЛЕН. Ну и кто?

БАРАБАШ. Отдай людям зарплату – скажу.

МАРЛЕН. Нет денег, ты это понимаешь?

БАРАБАШ. Куда ж они подевались?

МАРЛЕН. Форс-мажор. У нас хотят отозвать лицензию. Еще не отозвали. Но кто-то слил информацию, все бросились забирать деньги, как ненормальные.

БАРАБАШ. А за что у тебя лицензию отбирают?

МАРЛЕН. Ой, папа, не задавай глупых вопросов! За то же, за что и у всех: рискованное кредитование, завышенные ставки, непрофильные расходы… А на самом деле – сняли нашего человека в СБК…

БАРАБАШ. Где?

МАРЛЕН. В Совете по банковскому контролю. Ничего, скоро нашего Баксмана назначат. Главное – перекрутиться…

БАРАБАШ. А как ты с другой Машкой, со своей мисс Тамбов, перекрутишься? Она моложе твоей дочери!

МАРЛЕН. Деньги, папа, бодрят. И Мария меня любит.

БАРАБАШ. А спите почему врозь?

МАРЛЕН. Ее от меня тошнит. Не в том смысле. У беременных так бывает.

БАРАБАШ. Вот когда разоришься, тогда увидим, в каком смысле…

МАРЛЕН. Папа, я как раз об этом хочу с тобой поговорить. На счету сейчас каждая копейка.

БАРАБАШ. Так вот почему ты меня из ДСП забрал! А врал, что соскучился.

МАРЛЕН. Разумеется, соскучился. Но твою квартиру на Тверской надо срочно продать. Деньги положить к нам в банк. Так выгоднее.

БАРАБАШ. Сынок, а может, выгоднее все к черту продать? Заводы, поля, шахты, фермы, танки, линкоры, ракеты… Деньги положить в банк в Америке и отдыхать на проценты. Правда, жрать скоро станет нечего, но можно купюры трескать. С хреном. Или худеть. Вы же все худеете!

МАРЛЕН. Папа, мне нужно перекрутиться, я вызову нотариуса.

БАРАБАШ. Нет!

МАРЛЕН. Почему?

БАРАБАШ. У меня там жильцы.

МАРЛЕН. Я подобрал им другую квартиру.

БАРАБАШ. Шустро! Не продам. Ты там, пес, вырос.

МАРЛЕН. Папа, если банк лопнет – я погиб…

БАРАБАШ. И зачем мы только засунули тебя в финансовый институт!

МАРЛЕН. В самом деле – зачем?

БАРАБАШ. Затем… Был ты, Марлик, балбес балбесом. Всю голову сломали, что с тобой делать. Инженером – нельзя, спроектируешь что-нибудь, а оно и грохнется. В доктора тем более – залечишь. В дипломаты никак невозможно: продашь Родину за двойной бурбон. Оставались финансы. Они же при советской власти были безобидные, вроде игры в шашки на щелбаны. Кто ж думал, что деньги в такую силу войдут!

МАРЛЕН. Папа, меня могут грохнуть. Понимаешь? Я звоню нотариусу.

БАРАБАШ. Понимаю, сынок, но не продам.

МАРЛЕН. Почему-у?

БАРАБАШ. Там… там… на обоях память о нашей с Людмилой любви!

МАРЛЕН. Ну, как раз это-то я предусмотрел.

Он снимает с камина обернутую картину и разрывает бумагу, показывая отцу кусок испачканных обоев, обрамленных багетом.

МАРЛЕН. Эта память?

БАРАБАШ. Эта. Гусь был с яблоками и красным перцем.

МАРЛЕН. Папа, мне нужны деньги. Очень!

Ставит «картину» на каминную полку.

БАРАБАШ. Эх ты, процентщик!

Раздается тревожный сигнал. Марлен снимает трубку домофона.

МАРЛЕН. Кто меня спрашивает? Какой еще Пумпянский?.. Задержите! А Володя пусть быстро подает машину к задним воротам… Как уехал? За какими еще памперсами? Кто разрешил? Уволить! А этому Пумпянскому скажите, меня нет… Как уже пустили? При чем тут зарплата? Вы все уволены!

Марлен нервно ходит по зале, пробует на вес каминные щипцы.

БАРАБАШ. Эх ты, банкир, штаны из дыр!

МАРЛЕН. Папа! (Визгливо.) Маша-а!

Из комнат выскакивают две беременные девчонки, спрашивая:

ОБЕ. Что, папочка?

МАРЛЕН. Не ты, а ты! (Дочери.) Отвези дедушку в его комнату.

МАША-ДОЧЬ. Хорошо, папочка. Поехали, дедушка.

БАРАБАШ. А тебе можно? Я тяжелый.

МАША-ДОЧЬ. Можно. Я по утрам еще бегаю.

БАРАБАШ (тихо). И к тебе еще по ночам бегают.

МАША-ДОЧЬ. Т-с-с! (Увозит деда на коляске.)

МАРЛЕН (жене). Иди, киса, я тебя поцелую…

МАША-ЖЕНА. Только не это, папочка!

МАРЛЕН. Не называй меня папочкой!

Маша-жена скрывается в своей комнате. Входит Пумпянский – судя по одежде, натура художественная. Озирается.

ПУМПЯНСКИЙ. Позвольте представиться: Пумпянский Жан Жакович, эксперт ФЗХ…

МАРЛЕН. Не понял?..

ПУМПЯНСКИЙ. Фонда помощи злоупотребляющим художникам.

МАРЛЕН. Барабаш Марлен Петрович, президент банка «Бескорыстье-лимитед». Очень приятно!

ПУМПЯНСКИЙ. Извините, Марлен Петрович, что беспокою вас, так сказать, во внеурочное время, но в банке вы не появлялись неделю, а промедление, как говорится, смерти подобно.

МАРЛЕН. Приболел, знаете ли. Да и девочки мои рожать собрались.

ПУМПЯНСКИЙ. И много у вас девочек?

МАРЛЕН. Дочь и жена. А что?

ПУМПЯНСКИЙ. Нет, ничего. Просто, как говорил великий Сент-Экзюпери, мы в ответе за тех, кого приручили.

МАРЛЕН. Учту. Чему все-таки обязан?

ПУМПЯНСКИЙ. Видите ли, мы… наш фонд – давние клиенты вашего банка.

МАРЛЕН. У банка «Бескорыстье-Лимитед» много клиентов. Мы на рынке двадцать лет. Как вы сказали – ФЗХ?

ПУМПЯНСКИЙ. Ну, теперь клиентов у вас не так уж и много.

МАРЛЕН. Это временные трудности.

ПУМПЯНСКИЙ. Хочется верить. Мы держим у вас большой вклад. Странно, что вы забыли…

МАРЛЕН (спохватившись). Конечно, помню! А в чем дело?

ПУМПЯНСКИЙ. Хотелось бы вернуть наши деньги.

МАРЛЕН. Зачем? Мы платим вам хорошие проценты! Деньги должны работать. Можно обсудить повышение ставок. Это выгодно!

ПУМПЯНСКИЙ. В свете полученной информации лучше поскорей закончить наши взаимовыгодные отношения.

МАРЛЕН. Вы об отзыве лицензии? Не верьте! Слухи и наветы конкурентов.

ПУМПЯНСКИЙ. Слухи – это правда в кредит. Вот, я захватил наш договор… Пункт 7.56. Читаем: «Банк “Бескорыстье-Лимитед” обязуется по первому требованию возвратить вклад с начисленными процентами…»

МАРЛЕН. Это невозможно! Если кто-то узнает, начнется повальный съем средств. Вы меня разорите.

ПУМПЯНСКИЙ. А вы встаньте на мое место! На нашем попечении более ста уникальных мастеров своего дела, к сожалению, злоупотребивших своим даром. Мы обязаны протянуть им руку помощи в трудную минуту…

МАРЛЕН. А почему наш банк должен расплачиваться за злоупотребления ваших мастеров своего дела?

ПУМПЯНСКИЙ. Нет, расплачиваться будет фонд, а вы просто вернете наши деньги. Не забывайте, речь идет о семьях, оставшихся без кормильцев, женах и малых детях, лишенных самого необходимого!

МАРЛЕН. Не надо о детях! У меня самого трое, и четвертый… так сказать… в депозитарии. Разрешите договорчик!

ПУМПЯНСКИЙ. Извольте.

МАРЛЕН (читает). «…По первому требованию в течение десяти дней…» Ну вот. Что же вы мне, уважаемый Жан Жакович, голову-то морочите! Через десять дней получите свои деньги. С процентами.

ПУМПЯНСКИЙ. Но через десять дней ваш банк может лопнуть, исчезнуть.

МАРЛЕН. Увы, от форс-мажора никто не застрахован. Вспомните судьбу того же Сент-Экзюпери. Улетел на самолете и пропал.

ПУМПЯНСКИЙ. Я тоже хочу вам напомнить кое о чем. Почетный президент нашего фонда – Анзор Тенгизович Гурамишвили.

МАРЛЕН (заикаясь). Гурам? Но ведь он же…

ПУМПЯНСКИЙ. Батоно Анзор сейчас в командировке в Мексике, куда отбыл после нашумевшей выставки своих графических работ, но даже издалека он интересуется судьбой нашего фонда. Что ему передать?

МАРЛЕН. Передайте уважаемому Анзору Тенгизовичу привет, пожелание новых творческих успехов и скорейшего возвращения.

ПУМПЯНСКИЙ. И это все?

МАРЛЕН. На сегодня все.

ПУМПЯНСКИЙ. Как знаете. Передам. И мы вас еще побеспокоим.

МАРЛЕН. Конечно! Это наша работа – беспокоиться о ваших деньгах.

ПУМПЯНСКИЙ. А наша работа – беспокоить вас.

Идет к выходу, останавливается у картины, разглядывает.

ПУМПЯНСКИЙ.