Было холодно. Накинув на плечи гимназическую шинель, Саша сидел у окна и пытался вникнуть в смысл задачи про то, как в мерную бочку по одной трубе вливалось восемь кубических вершков, а по другой выливалось шесть кубических вершков. Надо было выяснить, за какое время мерная бочка наполнится до краев. Задача не шла в голову, поскольку Саша думал не о мерной бочке, а о ванной, в которой по случаю революции давно не было воды. А также не было тепла в комнатах, не было света.
Учебник арифметики был обернут в газету «Московский листок», в котором сообщалось, что 24 ноября выдаются: «по первому купону – 2 яйца (24 копейки за штуку), по 26 купону – 1 кг сельди (1 р. 25 к.), по 6 купону Ѕ фунта масла (4 р. за фунт)».
По случаю тех же событий семья Яковлевых вынуждена была съехать из трехкомнатной квартиры на 2-й Мещанской улице и уместиться в одной комнатке, где главенствующее место занимала печка-буржуйка. Прислуга Дуняша, которая много лет жила в семье, встретила своего мужа, бросившего фронт и поехавшего делить землю, укатила с ним в свою Тулу, и мама Нина Владимировна вынуждена была учиться вести домашнее хозяйство сама. Папа Сергей Васильевич по вечерам ходил на дежурство по подъезду, охраняя наряду с другими жильцами двери подъезда от классово близких днем, но беспощадных ночью солдат и матросов, покинувших фронт, а также борцов за свободу, массово выпущенных из тюрем.
Продовольственного пайка, который выдавали папе Яковлеву в конторе Нефтесиндиката, едва хватало на пропитание семьи, и после вполне обеспеченной жизни семья страдала от постоянного недоедания. Но еще больше донимал холод. Ненасытная буржуйка съела всю мебель, среди которой был буфет из красного дерева и два кресла работы какого-то выдающегося мастера, которыми так дорожила мама. И предложение отца 13-летнему сыну пойти на подработку, было поддержано на семейном совете.
Поскольку занятия в школе в те годы начинались с трех часов, то было решено, что до обеда Саша вполне может где-то работать. Так будущий авиаконструктор Яковлев начал свой трудовой путь – конторским учеником в архиве учреждения, которое называлось Главтоп. Слог «топ» в этом названии означало «топливо», и это вдруг оказалось крайне важным в условиях непрекращающегося энергетического (финансового, политического и т. д.) кризиса.
Главтоп, располагавшийся в доме 33 в Лубянском проезде, ведал распределением нефти, угля, торфа, дров и всего остального, что горело и грело, по соответствующим отраслям, но кое-что из этого бесценного богатства перепадало по карточкам (талонам, купонам) и сотрудникам этого важного учреждения, и Саша время от времени приносил домой то жестянку с керосином, то вязанку дров, и это было подлинным богатством по сравнению с жалкими десятью миллионами рублей, получаемыми им в качестве жалованья. Но подлинный триумф Саши наступил, когда он принес к Новому 1920 году отоваренный продуктовый паек, в который входил целый гусь и полпуда глюкозы! Папа, который был до этого главным кормильцем семьи, из своего Нефтесиндиката принес полпуда пшеницы, четверть керосина и лапти.
Основы трудового поведения, умения жить в коллективе Саше Яковлеву преподавала его непосредственная начальница в Главтопе Ревекка Соломоновна Соловейчик. Александр Сергеевич очень часто вспоминал ее.
«В обеденный перерыв к Ревекке Соломоновне приходила ее приятельница из торфяного отдела, и мы пили чай с сахарином, с лепешками из кофейной гущи или картофельной шелухи. Ревекка Соломоновна почему-то всегда пила чай из консервной банки вместо чашки, при этом страшно обжигалась и проклинала Советскую власть. Мне думается, что она употребляла консервную банку именно для того, чтобы иметь возможность лишний раз посетовать на тяжелую жизнь».
Да, а что?
Школу А.С. Яковлев окончил в 1923 году. Предстояло определиться в новой жизни в новой стране. Родители, люди старых убеждений и взглядов, без связей в новых властных структурах, помочь с устройством на работу не могли (разве что в архив курьером), приходилось действовать самому. На свой страх и риск. И уж, конечно, не в Главтопе. А там, где радиоволны, Воздухофлот, лучи Кюри, цеппелины, там, где бьется пульс нового века.
И вот здесь мы подходим к тому, что было вызовом нового века – к цеппеллинам, лучам Кюри и аэропланам. Любовь к аэропланам пришла сразу и, как показала жизнь, – навсегда. Собрав вокруг себя полтора десятка энтузиастов, Саша Яковлев решил строить аэроплан.
Слов
отточенный нож
Вонзай
в грядущую небыль!
Даешь небо!
Слова поэта просто-таки тянули ребят к творчеству – с огромным желанием ребята ринулись в мир авиации, но скоро выяснилось, что просто строгать дощечки для каркаса крыла – это еще не все. Надо было твердо знать, для какого крыла. И лидер, и организатор кружка засел за литературу, чтобы выяснить, что и как надо строить. Это были первые шаги нашего героя на пути к вершинам конструкторского мастерства.
Главу «Начало пути» А.С. Яковлев в своих мемуарах начинает просто:
«В 17 лет я окончил среднюю школу, и теперь надо было всерьез решать: кем быть? Решение принято: авиаконструктором. Но с чего начать, к кому обратиться? Никаких знакомств среди авиаторов я не имел».
Кажется все предельно просто: поразмыслил юноша над дальнейшим путем и решил строить самолеты. Не просто строить, как инженер, технолог, а именно создавать самолеты, стать авиаконструктором. Александр Сергеевич не объяснил, почему такое решение он принял, не подогнал ли он ответ под уже известный результат решенной задачи на склоне лет, создавая «Цель жизни», неизвестно. Но не будем гадать по этому поводу. Тем более что всей своей жизнью Александр Сергеевич Яковлев доказал верность выбранному пути.
Но от решения 17-летнего юноши, строившего в школьном кружке модельки аэропланов, до воплощения в жизнь мечты строить настоящие самолеты был непростой путь.
В приведенной выше цитате есть одни очень примечательные слова: «Никаких знакомств среди авиаторов я не имел». Они в какой-то степени, наверное, отражали выбор пути для достижения цели. Александр Сергеевич – и это одна из граней его таланта – умел находить людей и соратников, которые помогали ему в достижении его цели. И никогда не мелочился при этом.
«В газетах мне часто встречалась фамилия инженера-конструктора Пороховщикова. Не знаю, как у меня хватило смелости, но я решил обратиться к нему с просьбой помочь устроиться на работу в авиацию. И вот летом 1923 года я не без труда разыскал Пороховщикова, ожидая его часами у здания Главвоздухофлота на Ленинградском шоссе. И однажды, помню как сейчас, смущенный и робкий, подошел к нему. Пороховщиков – высокий, стройный, в военной форме с ромбами. Я представлял себе, что он человек занятой, и поэтому коротко изложил свою просьбу, но мне хотелось поговорить с ним о многом.
– Пойдемте со мной, по дороге и поговорим, – предложил Пороховщиков.
Я с радостью согласился».
День, проведенный с Пороховщиковым на аэродроме, не пропал даром для Яковлева. По крайней мере, он окончательно утвердился в мысли связать свою жизнь с авиацией.
Пороховщиков Александр Александрович (1892–1943) – русский конструктор, предприниматель, летчик. Будучи гимназистом, построил в 1909 году на заводе «Дукс» самолет, одобренный Н.Е. Жуковским. В 1911 году в Риге организовал опытную мастерскую, где построил опытный моноплан простейшей конструкции «Пороховщиков № 1» и сам летал на нем. Оригинальный полутораплан двухбалочной схемы – двухместный разведчик, названный «Би-кок № 2» («Двухвостка»), он построил в 1914 году. В 1915 году мастерская Пороховщикова в Петрограде, преобразованная в завод, выпускала самолеты иностранных марок, а также его учебный биплан П-IV (1917). В 1918 году Пороховщиков сдал офицерские испытания на звание военного летчика, затем служил в советских авиационных частях, возглавлял авиамастерские, одновременно продолжая конструкторскую деятельность. В 1919–1923 гг. выпускались небольшие серии учебных самолетов его конструкции П-IV бис, П-IV 2 бис, П-VI бис (все они имели бипланную схему с хвостовой фермой). В 1923 году Пороховщиков переехал в Москву, где работал инженером в различных организациях и на заводах. Совместно с Пороховщиковым некоторое время работал известный впоследствии советский авиаконструктор В.П. Яценко.
С Пороховщиковым дело как-то не заладилось, но Яковлев уже знал, как действовать. Еще раньше, в начале 1923 года, он прочитал в газете о том, что в Крыму будет проходить слет советских планеристов, на который приглашаются все желающие со своими планерами. Собственного планера у Саши Яковлева, естественно, не было, и он отправился к К.К. Арцеулову, одному из организаторов планерных соревнований. Еще раз: Яковлев никогда не мелочился…
Константина Константиновича Арцеулова знала вся крылатая Россия. Один из первых русских летчиков прославился тем, что в 1916 году укротил «штопор». Беспощадный и, казалось, непобедимый враг авиации «штопор» – беспорядочное вращение самолета вдоль всех его осей – ставил под вопрос широкое применение авиации и в боевых действиях, и при пассажирских перевозках. Лучшие летчики, известные ученые-аэродинамики старались понять природу «штопора», найти средство борьбы с ним, но – тщетно. Удалось это сделать Константину Арцеулову. Он долго рассчитывал свои действия, постигая природу коварного врага, и понял, как надо с ним бороться. На глазах своих друзей-однополчан он поднял свой аэроплан в небо, преднамеренно ввел его в «штопор». На земле замерли, глядя, как, беспорядочно вращаясь, «ньюпор» сыплется к земле, но после нескольких витков самолет выровнял полет, и летчик благополучно посадил его на аэродром. Потом – еще один полет. Потом еще.
Арцеулов при жизни стал легендой авиации, и именно к нему направился молодой Яковлев, предлагая свои услуги в качестве рабочего при строительстве планера и при всем остальном. Лишь бы быть при самолетах. Планер – это не самолет? Ах, какая разница! Ведь Арцеулов пилот самолетов, но он ведь и на планерах летает, и строит их.
Константин Константинович встретил юного любителя авиации приветливо, тотчас сориентировался в ситуации и фактически предопределил его дальнейшую судьбу:
– Хотите, я определю вас помощником к летчику Анощенко? Он строит сейчас планер собственной конструкции. Будете хорошо работать, поедете в Крым на соревнования.
Это было едва ли не полным воплощением мечты, и Яковлев летел домой в буквальном смысле на крыльях. Дома, однако, восторгов Саши не разделяли. Особенно сердился отец. Он хотел, чтобы сын устроился на какую-то серьезную работу в серьезное советское учреждение на твердый оклад жалованья, а постройку любительских планеров он считал пустой затеей.
Зато мать сумела понять сына и посчитала, что путь к диплому авиационного инженера может начинаться и с этих самых планеров.
В холодном зале Петровского замка на Ленинградском шоссе (в этом дворце уже расположилась Военно-воздушная инженерная академия) Николай Дмитриевич Анощенко с помощниками строил свой летательный аппарат. Саша Яковлев (Анощенко звал его Шурой) активно включился в работу и очень быстро стал поистине незаменимым членом команды. Вскоре Николай Дмитриевич, как один из организаторов состязаний, утром только выдавал задание на день, а претворял их в жизнь незаменимый Шура. И, тем не менее, к началу состязаний планер Анощенко не был готов, пришлось везти его в недостроенном виде, в надежде докончить работы уже в Коктебеле.
Свою первую поездку в Крым Яковлев считал одним из самых счастливых (и удачных) периодов жизни. Он увидел полеты, он приобщился к небу, он познакомился с людьми, дружбой с которыми он гордился всю жизнь: Арцеулов, Ильюшин, Пышнов, Горощенко.
Соревнования длились две недели, а планер Анощенко все еще не был готов, хотя Шура Яковлев трудился над ним почти неотрывно. Наконец, к концу состязаний «Макака» (так назвал конструктор свое детище) был поставлен в план полетов. В отличие от других планеров, построенных наподобие самолетов, «Макака» чем-то напоминал летательный аппарат профессора Отто Лилиенталя, который водружал на себя крылья, разбегался и прыгал с горы, ловя крыльями потоки воздуха. Увы, триумфа Анощенко не достиг. В первом полете его аппарат рухнул на землю, но, к счастью, сам Николай Дмитриевич не пострадал в этой аварии.
О проекте
О подписке