Что же касается Авенариуса в его противопоставлении объективной истине, которая им отрицается, ценности познания по принципу наименьшей траты сил: «Если основа теоретических апперцепций… состоит в принципе наименьшей меры сил, то влияние последнего должно сказаться в экономном выполнении самого процесса апперцепции. Оно, без сомнения, и сказывается в том, что сумма апперципирующих представлений доводится до минимума, необходимого для апперцепций. У сравнительно-научного сознания стремление ограничиться при апперцепции возможно меньшим воспроизведением представлений проявляется в потребности единства и в требовании избегать всего излишнего» [3, с. 12], то данный подход связан с работой организма, стремящегося к экономизации усилий, но не имеет прямого отношения к зависимости или независимости вещей от сознания.

Как мы показали выше, все вещи в бытии формируются единым сознанием через собственные частицы и в этом отношении зависят от него, но и единое сознание зависит от вещей, точнее, пассивного, поскольку формирует не сами вещи, а их копии на основе Единого, без которого у него не было бы «строительного материала».

Индивидуальное сознание так же формирует собственное непосредственное окружение, то есть окружение, которое входит в сферу его ощущений, но со скрытой помощью единого сознания и изменением им механизма восприятия вещей живым существом, так как пауза между импульсами от органов чувств к обрабатывающим центрам живого существа в виде пакетов информации, возникающая в силу физиологических особенностей каждого живого организма, что обусловлено необходимостью рефракционного, или восстанавливающего нервные волокна интервала между импульсами, выпадает для сознания – человеческий мозг не успевает ее зафиксировать из-за краткой длительности паузы.

Поэтому перед каждым живым существом (сознанием) после обработки информационных пакетов соответствующими центрами возникают движущиеся и меняющиеся объекты, и они, благодаря инерционному механизму их восприятия, в частности, человеком, когда отдельные импульсы сливаются в сплошной поток, считаются им объективной реальностью, данной ему в ощущениях, хотя каждая копия в голограмме в каждой позиции (первоначально) является неподвижной.

Таким образом, реальность как «ближний слой», как бы «окутывающий» человека в виде пространства, времени и движущихся вещей, «производится» каждым индивидуальным сознанием через ощущения человека скрыто от человеческого сознания, то есть автоматически благодаря единству индивидуального сознания и совокупного (единого) сознания.

В противном случае, то есть без времени, пространства, движущихся и меняющихся вещей в столь удобном и даже красочном виде природных явлений, никакой жизни, или событий не могло бы быть для человека, хотя «первозданная» голографическая проекция имеет совершенно иную структуру – в ней идет процесс высокочастотного обновления копий всех объектов голографической проекции на основе Единого с дальнейшим формированием, кроме известного нам измерения, совершенно иных измерений и картин бытия, которые человеку из его трехмерного измерения недоступны, но в которых наличествует время, пространство и движущиеся вещи, поскольку информационный процесс формирования времени единым сознанием через индивидуальные сознания означает образование вместе с ним пространства с копиями вещей в нем, которые для каждого индивидуального сознания в соответствующем ему носителе приобретают движение вследствие выпадения паузы в человеческом сознании между позициями копирования вещей.

Необходимо также отметить, что поскольку копирование вещей при каждом обновлении голографической проекции Единого осуществляется последовательно на основе того, что имеется, но с высокой частотой, постольку изменения копий вещей при каждом импульсе являются незначительными и привязанными к предшествующим формам в голографической проекции. В результате, в каждом индивидуальном сознании (живом) высокочастотное обновление отражается в конечном счете не хаотичными, а упорядоченными процессами изменения и движения бытия с соблюдением принципа причинности.

Сам термин «бытие» вместе с приставкой «со» каждый человек интуитивно понимает как происходящее, и если помыслить далее, то «событие» есть происходящее с кем-то и с чем-то в каком-то пространстве и в каком-то времени. Но разделение бытия на время, пространство и движение вещей в нем происходит только в сознании человека, и это разделенное бытие мы воочию наблюдаем.

Однако мы не знаем имеющегося за пределами того, что мы ощущаем, вследствие чего уже не одну сотню лет задается вопрос: есть что-либо вне сознания? Ведь бытие «оживляется» только лишь присутствием живого, да и сам термин «бытие» значит быт кого-то в чем-то. Таким образом, смысл бытия как вместилища вещей, по-видимому, состоит в «обслуживании» живого, наблюдающего, действующего, то есть не обязательно человека, но обязательно сознания, которое в своем высшем выражении еще и обладает не только способностью ощущать в собственном носителе, но и способностью понимать, в том числе и себя.

Если мысленно исключить сознание, «оставив» бытие как вместилище вещей наедине с собой в остатке, то получается не что иное, как небытие. Если же, напротив, исключить вещи, «оставив» сознание в одиночестве, то оно сразу же лишается жизни – нет вещей, времени, пространства, движения, нет и самого существования, так как сознание теряет опору и вместе с тем сопротивление чего-то, а без этого нет предмета ни для ощущений, ни для размышлений, ни для действий. Иначе говоря, бытие не существует вне сознания, а сознание неспособно существовать без вещей, что означает неразрывность бытия и сознания в своей основе, то есть их единство. Значит, в своей основе – вне времени, или в бесконечности, они составляют единое целое и их можно обозначить как Единое. Остается только узнать способ их «выхода» из вечного и бесконечного Единого, то есть попытаться приблизиться к истине, составляющей тайну мироздания.

Но уже ясно, что сознание в бытии, которое не что иное, как производное проекции Единого, есть изменение пассивного сознанием; само же Единое есть то устойчивое, содержащее в себе всё, к которому можно обращаться для поддержания функционирования его собственной проекции, обновляющейся во времени сознанием; из этого следует, что одно и другое связаны.

В применении к человеку в этом пытался разобраться Хайдеггер, заявивший: «… присутствие имеет даже собственное «бытие-в-пространстве», что, однако, со своей стороны, возможно только на основе бытия-в-мире вообще» [4, с. 56].

Хайдеггер так же смог представить, что без движения, точнее, в нашей интерпретации – без перевода процесса обновления копий вещей в голографической проекции в человеческом сознании в движение, – мир остался бы скрытым для человека и непонятым им: «Если бытие-в-мире есть основоустройство присутствия, в каком оно движется не только вообще, но преимущественно в модусе повседневности, то это должно всегда и онтически ощущаться. Тотальная пропажа в скрытости была бы непонятна, тем более что присутствие располагает бытийным пониманием самого себя, сколь бы неопределенным оно не функционировало. Но как только задевали сам «феномен миропознания, он тут же подпадал «внешнему», формальному толкованию. Показатель тому – еще сегодня обычное введение познания как «субъект-объектного отношения», таящего в себе сколько истины, столько пустоты. Субъект и объект не совпадают и с присутствием и с миром» [4, с. 59].

Без внутреннего, то есть без сознания в человеке, бытие для человека, как познание отсутствуют, о чем также размышляет Хайдеггер: «Когда рефлектируют над этим бытийным отношением (бытия в мире и к миру), ближайшей данностью в качестве того, что познается, оказывается сущее, именуемое природой. На этом сущем познание само не обнаруживается. Если оно вообще «есть», то принадлежит единственно тому сущему, которое познает. Но и в этом сущем, человеческой вещи, познание тоже не налично. Во всяком случае, оно не констатируемо извне так, как, скажем, телесные свойства. И вот поскольку познание принадлежит этому сущему, но не есть внешнее свойство, ему остается быть «внутри»» [4, с. 60].

Любое живое существо ощущает мир по-своему, в соответствии с имеющимися у него органами чувств. Это осознает Хайдеггер и задает вопрос о возможности субъективности мира: «Не есть ли «мир» просто бытийная черта присутствия? И тогда «ближайшим образом» у всякого присутствия свой мир? Не делается ли тогда «мир» чем-то субъективным? Как тогда должен быть возможен еще и «общий» мир, «в» котором мы все-таки существуем? И когда ставится вопрос о «мире», какой мир имеется в виду? Ни этот, ни тот, но мирность мира вообще. На каком пути застигнем мы этот феномен?» [4, с. 64].

Не ведая об истинной структуре мироздания, о "механизме" его функционирования, Хайдеггер не может ответить на последний вопрос, кроме как констатируя многозначность мира, его разные стороны, что само по себе является банальностью.

Знания о любом предмете невозможно получить в полном объеме, поскольку в него можно углубляться бесконечно. Так что истина для человека может иметь только сущностный характер на соответствующих порогах познания.

Однако истина зависит, но не от человека, как такового, а от его сознания, что далеко не одно и то же, так как сознание может существовать и без человеческого тела, поскольку тоже является материальным образованием, получая, тем не менее, в человеке органы чувств. Именно единое сознание через органы чувств каждого человека формирует его «настоящее», то есть весь человеческий мир.

Поэтому всё первоначально являющееся есть для человека отнюдь не соответствие знаний действительности, поскольку знаний пока никаких нет, но оно есть соответствие ощущениям после их обработки сознанием с появлением пространственно-временной меняющейся картинки жизни, или формируемое самим сознанием посредством ощущений носителя сознания при непосредственной поддержке единого сознания на основе пассивного в необратимой последовательности текущее «настоящее». Этот процесс характерен не только для человека, но и для любого живого существа, и он происходит автоматически, точнее, вне понимания его человеком.

Только данный процесс формирования «настоящего» любого живого существа можно считать основополагающей истиной существующего для всего живого сущего, точнее, его сущностью.

Но человек не останавливается, в отличие от остальных живых существ, на этой «картинке». Он, как сознающее себя существо с неизмеримыми потребностями и непреходящими стремлениями, желает узнать мир и улучшить свою жизнь, для чего ему волей-неволей приходится проникать в сущность вещей, «извлекая» из них на каждом уровне те или иные истины, естественно, относительные, или адекватные только для данного уровня. Проходя различные уровни в познании, сознающее себя существо расширяет тем самым собственный кругозор, определяет устойчивость в вещах и их порядке при различных условиях и меняет так или иначе собственную жизнь, и, стало быть, меняет собственное сознание.

Отчасти это понимал Гуссерль, но он не нашел лучшего решения, как только отнести полную истину к вневременному: «Никакая истина не есть факт, т.е. нечто определенное во времени. Истина, правда, может иметь значение, что существует вещь, имеется налицо состояние, совершается изменение и т. п., а сама истина выше всего временного, то есть не имеет смысла приписывать ей временное бытие, возникновение или уничтожение» [5, с. 80].

Однако вневременное есть бесконечное, вечное Единое, в котором потенциально находится всё, но проявляться это Единое может только во времени, а не само по себе. Поэтому данное соображение Гуссерля характеризует его как идеалиста, верящего в существование умопостигаемого, идеального, бесплотного, что можно отнести только к небытию или фантазиям религиозного сознания.

Истина относится к понятиям, с помощью которых человеческое сознание пытается оценить достоверность происходящего, чтобы не погрязнуть в иллюзиях, ложном, различных искажениях информации, что неизбежно ведет к гибели. Собственно, поэтому для человеческого сознания характерно стремление к истине, делающей существование человеческих сообществ возможным. А всё происходящее может случаться только во времени, даже, как кажется, отвлеченные от бытия математические выводы и доказательства.

Истина – не есть непосредственно определенность бытия и условие бытия, как полагает Гуссерль, смещая «центр тяжести» на бытие. Напротив, окружающее нас бытие, или существующее сущее в целом определяется единым сознанием, а «бытие», окружающее любое индивидуальное сознание, или его «настоящее» определяется самим индивидуальным сознанием ступенями собственного развития, каждая из которых подводит сознание к постижению сущностей на данном уровне бытия; иначе говоря, подводит сознание к пониманию им немногих устойчивых положений, закономерностей, связывающих являющееся на том уровне, которого достигло сознание, что и означает постижение им истин этого уровня бытия.

Истина есть эквивалент бытия сознанию в опыте, подтверждаемый каждый раз успехами сознания в использовании бытия; именно этим условием истина определяется и выходит в существование. Поэтому истина соотносится с уровнем развития сознания и в этом смысле является относительной и ее фактически можно приравнять к сущности определенного уровня и условий бытия, в которых она постигается.

Многочисленные определения понятия истины затрагивают всего лишь ее отдельные стороны, но не проникают в его смысл, поскольку классическое определение истины, в котором основным критерием истины признается тождество мышления и бытия, упирается в расплывчатые понятия «мышление» и «бытие», которые еще надо каким-то образом привести в соответствие.

Тем не менее, к истине в любом случае может прийти только сознание, «посмотрев» на себя, на свое окружение и, далее, выделяя предметы, пытаться привести в соответствие со своими намерениями эти предметы, скорее, меняя их в своем высшем выражении, чем приспосабливая себя под них.

Поэтому истина в процессе познания всегда конкретна и зависит от уровня знаний и умения прикладывать эти знания, то есть она, как правило, проверяется практикой и лишь ограниченно пользой, так как кажущиеся лишними и даже нежеланными на сей момент знания и умения могут в дальнейшем «перевернуть» мир, тогда как стремление к выгоде, удовлетворению определенных лишь убеждением (верой) желаний есть опущение человека до уровня «потребления» только полезного, что сродни животному приспособлению к среде вместо ее преобразования, и ведет в конечном итоге к деградации человека.

Так что, в частности, Пирс в «Началах прагматизма» слишком сузил понятие истины: «Поскольку истина есть не более и не менее чем характер какой-то пропозиции, состоящей в том, что убежденность в этой пропозиции, если таковая обоснована опытом и рефлексией, приведет нас к такому поведению, которое бы способствовало удовлетворению желаний, каковые эта убежденность будет определять. Говорить, что истина значит нечто большее, значит утверждать, что она вовсе не имеет значения» [6, с. 104].