Отзывы на книги автора «Юрий Тынянов»

Всем нам известный /ну или почти всем русский драматург А. Грибоедов в романе Ю. Тынянова в первую и основную очередь предстает как дипломат, находящийся на государственной службе и радеющий за благо Отечества.

Вернувшийся на Родину с подписанным обеими сторонами Туркманчайским договором, положившим конец русско-персидской войне 1826-1828 годов, А. Грибоедов искренне надеялся хотя-бы на небольшую передышку от государевой службы. Но мечтам и надеждам, как известно, не всегда суждено сбываться.

Так произошло и тут. Весь роман, по сути, это жизнеописание последнего года жизни выдающейся личности. Его кратковременное пребывание в Москве, встреча с Ермоловым А. П., блистательный Петербург и торжественный прием при царском дворе - все пролетает как один миг, в думах о былом и размышлениях о неотвратимом будущем, вырисовывающимся совсем не таким, как представлялось, будучи в недалеком прошлом.

Картины сменяются за картинами, приближая неминуемый страшный и трагический конец, неумолимо подтверждающий горькую и болезненную в своей правдивости истину об обесценивании человеческой жизни в интересах государства, не брезгующего использовать своих граждан Яко овц на заклание, лживости и порочности власти, предательстве одних в угоду другим. Невольно вспоминаются слова поэта:

У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола, своя отметина.
Мгновенья раздают: кому - позор,
Кому - бесславье, а кому - бессмертие.
Р. Рождественский

Сюжет романа больше всего сосредоточен на дипломатической службе героя, его размышлениях, связанных с этим, все основные события крутятся вокруг его отбытия в Персию для обеспечения выполнения условий Туркманчайского договора. Остальное (друзья, любовь, семья) отходит на второй план, упоминаясь не вскользь, но и не подробно. Слог автора несколько тяжеловесен.
В связи с этими обстоятельствами роман для меня роман оказался достаточно трудным как в продвижении, так и заинтересованности. Поэтому к прочтению могу рекомендовать только истовым любителям исторических романов, а также творчества обоих писателей (автора и его героя).

Всем нам известный /ну или почти всем русский драматург А. Грибоедов в романе Ю. Тынянова в первую и основную очередь предстает как дипломат, находящийся на государственной службе и радеющий за благо Отечества.

Вернувшийся на Родину с подписанным обеими сторонами Туркманчайским договором, положившим конец русско-персидской войне 1826-1828 годов, А. Грибоедов искренне надеялся хотя-бы на небольшую передышку от государевой службы. Но мечтам и надеждам, как известно, не всегда суждено сбываться.

Так произошло и тут. Весь роман, по сути, это жизнеописание последнего года жизни выдающейся личности. Его кратковременное пребывание в Москве, встреча с Ермоловым А. П., блистательный Петербург и торжественный прием при царском дворе - все пролетает как один миг, в думах о былом и размышлениях о неотвратимом будущем, вырисовывающимся совсем не таким, как представлялось, будучи в недалеком прошлом.

Картины сменяются за картинами, приближая неминуемый страшный и трагический конец, неумолимо подтверждающий горькую и болезненную в своей правдивости истину об обесценивании человеческой жизни в интересах государства, не брезгующего использовать своих граждан Яко овц на заклание, лживости и порочности власти, предательстве одних в угоду другим. Невольно вспоминаются слова поэта:

У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола, своя отметина.
Мгновенья раздают: кому - позор,
Кому - бесславье, а кому - бессмертие.
Р. Рождественский

Сюжет романа больше всего сосредоточен на дипломатической службе героя, его размышлениях, связанных с этим, все основные события крутятся вокруг его отбытия в Персию для обеспечения выполнения условий Туркманчайского договора. Остальное (друзья, любовь, семья) отходит на второй план, упоминаясь не вскользь, но и не подробно. Слог автора несколько тяжеловесен.
В связи с этими обстоятельствами роман для меня роман оказался достаточно трудным как в продвижении, так и заинтересованности. Поэтому к прочтению могу рекомендовать только истовым любителям исторических романов, а также творчества обоих писателей (автора и его героя).

«Кто бы подумал, когда он у нас в пруде тонул, что его на все это станет».

Так писал Егор Антонович Энгельгардт, «добрый директор» Царскосельского Лицея, писал задолго до декабрьского восстания, писал – как в воду глядел того пруда, в который отчаянный Виля сиганул, не вытерпев причиненной ему обиды.

Мне бросилась в глаза лаконичность прозы Тынянова – каждое слово казалось к месту, каждая фраза была – не прибавить и не отнять, а вот прибавьте теперь к этому лексику начала XIX века в разговорах героев… Но не суховато ли, ненароком подумала я, для пламенных таких натур, как декабристы?

Но нет. Невероятно живыми, увиденными будто наяву, будто знакомыми лично были герои, да и как не затрепетать, будучи влюбленной в родную литературу, когда на страницах романа лицеистом еще появляется Пушкин, и здесь же работает над своей комедией «Горе уму» Грибоедов?.. А Булгарин и Греч, хе-хе, заставляют вспомнить лекции по истории отечественной журналистики! Мыслящая Россия, Золотой век, чего же боле…

«Герой у меня наш, от меня немного, от тебя побольше», - признавался Вильгельму создатель Чацкого, и как не согласиться, как не пристроить всамделишного Кюхельбекера к литературным «лишним людям»? Этот его горячий нрав, неустроенность внутренняя и внешняя, неумение подладиться, вместе с тем – доброта, ум и, конечно, по Рылееву, «любовь к общественному благу». Трогателен он, Кюхля, длинный, неуклюжий, но трогательный. Он прибавился к моим любимцам из декабристов – Рылееву, Оболенскому.

Крамольная, может, мысль, но я за Вильгельма рада, что он на жертву такую пошел. Он искал ее, искал высокого служения, высокого дела, и Бог знает, сколько бы еще метался, если б не Северное общество, к чему бы пришел… Мог медленно спиваться, как Дельвиг, мог – с его-то вспыльчивостью и десятком уж бывших дуэлей! – на дуэли же погибнуть, как Пушкин… До слез трогают последние годы его жизни в Сибири, до того маешься будто с ним в одиночной камере крепости, а перед тем убегаешь, несешься от жандармов, по морозу, по снегу, чуть не увязнув в болоте…

Горячие головы, горячие сердца – какое поколение!.. Сколько истинной дружбы в этом романе, признательной и нежной дружбы, пронесенной через всю жизнь! И можно было увериться на годовщину «19 октября 1825 года»:

Поэты пушкинской поры. Лицеисты первого лицейского набора. Громкие звонкие имена, не единожды упоминаемые в литературе. Вильгельм Кюхельбекер был одним из них. И потому имя его нам знакомо не только по школьным урокам русской классической литературы и поэзии, но ещё и из истории первой половины XIX столетия. Однако, как ни крути, но имя Пушкина как поэта и писателя затмило многих, если не всех остальных из этого набора. А ведь какие славные ребята были — Горчаков и Дельвиг, Пущин, Корф, да и Кюхельбекер вовсе не бесталанный поэт был.

Тынянов взялся раскрыть перед читателями образ этого незаурядного человека с трагической судьбой. И просто повёл нас по изгибам жизненных реалий Вильгельма — мальчик и лицеист, юноша и не слишком удачливый служащий, мечущийся по жизни молодой человек, несостоявшаяся личная жизнь и участие в восстании декабристов, мытарства по крепостным камерам и затем ссылка с далёкую грозную Сибирь, и последним штрихом биографии — смерть.

Все эти обстоятельства общеизвестны и потому упоминание о них не является никаким спойлером. Но чем же тогда хороша и привлекательна книга? Ответ прост — мало знать хорошую интересную историю жизни незаурядного сложного человека, нужно ведь ещё уметь её и рассказать так, чтобы рассказ этот не показался ни скучным, ни томительным. И Тынянову это удалось — книга читается единым дыханием. И перед нами встаёт во весь свой нескладный рост слегка неуклюжая, но однако вовсе не жалкая фигура человека с непростым внутренним миром, с взглядами и принципами, с тонко организованной нервной системой и с неспособностью заводить нужные связи и знакомства, терпеть обиды и прощать оскорбления, льстиво улыбаться и говорить нужные слова, совершать поклоны и шаркать ножкой.

Наверное, сложно хотеть быть похожим на него, на Кюхельбекера. Но уважать его и помнить об этом забытом ныне поэте и гражданине всё-таки нужно. Нужно не ему, нужно нам, нынешним...

Поэты пушкинской поры. Лицеисты первого лицейского набора. Громкие звонкие имена, не единожды упоминаемые в литературе. Вильгельм Кюхельбекер был одним из них. И потому имя его нам знакомо не только по школьным урокам русской классической литературы и поэзии, но ещё и из истории первой половины XIX столетия. Однако, как ни крути, но имя Пушкина как поэта и писателя затмило многих, если не всех остальных из этого набора. А ведь какие славные ребята были — Горчаков и Дельвиг, Пущин, Корф, да и Кюхельбекер вовсе не бесталанный поэт был.

Тынянов взялся раскрыть перед читателями образ этого незаурядного человека с трагической судьбой. И просто повёл нас по изгибам жизненных реалий Вильгельма — мальчик и лицеист, юноша и не слишком удачливый служащий, мечущийся по жизни молодой человек, несостоявшаяся личная жизнь и участие в восстании декабристов, мытарства по крепостным камерам и затем ссылка с далёкую грозную Сибирь, и последним штрихом биографии — смерть.

Все эти обстоятельства общеизвестны и потому упоминание о них не является никаким спойлером. Но чем же тогда хороша и привлекательна книга? Ответ прост — мало знать хорошую интересную историю жизни незаурядного сложного человека, нужно ведь ещё уметь её и рассказать так, чтобы рассказ этот не показался ни скучным, ни томительным. И Тынянову это удалось — книга читается единым дыханием. И перед нами встаёт во весь свой нескладный рост слегка неуклюжая, но однако вовсе не жалкая фигура человека с непростым внутренним миром, с взглядами и принципами, с тонко организованной нервной системой и с неспособностью заводить нужные связи и знакомства, терпеть обиды и прощать оскорбления, льстиво улыбаться и говорить нужные слова, совершать поклоны и шаркать ножкой.

Наверное, сложно хотеть быть похожим на него, на Кюхельбекера. Но уважать его и помнить об этом забытом ныне поэте и гражданине всё-таки нужно. Нужно не ему, нужно нам, нынешним...

Тынянов для меня всегда оставался темной лошадкой. В свое время не пошло чтение его романа «Пушкин», вот прямо от слова «совсем». Пушкина самого очень люблю – роман о нем показался надуманным, искусственным, не моим...
Но я и Грибоедова люблю. И каким-то своим внутренним чутьем поняла, что надо дать Тынянову еще один шанс и попробовать разобраться, кто он такой в качестве автора биографических произведений. В общем-то, я не пожалела об этом...

О Тынянове в свое время говорил его секретарь (и очень любимая мною личность!) Ираклий Андроников, что он «писал не просто биографические романы, а средствами поэтического слова выяснял судьбы культуры». Теперь я понимаю, что это не просто сказано хорошо, но и сформулировано в стиле самого Тынянова. «Выясняет» - вот что делает Тынянов в своем произведении. Разбирается, сопоставляет, выворачивает наружу потаённое – не своё, но близкое ему по духу (или, как минимум, очень ему интересное). Анализ эпохи, политической и психологической атмосферы, окружающей Грибоедова, «докапывание» до сути мотивов и скрытых подтекстов – много всего. Я это почувствовала – и с благодарностью приняла.

Не буду скрывать: прорываться сквозь тягучую и вязкую прозу приходилось порой с большой натугой. Судите сами (фразы вырваны буквально наугад): «Бунт и женщины были сладострастием стихов и даже слов обыденного разговора. Отсюда же шла и смерть, от бунта и женщин. Людей, умиравших раньше своего века, смерть застигала внезапно, как любовь, как дождь»... Красиво, но требует вчитывания, вдумывания, порой расшифровки...
Я, хоть и знакома была с тыняновской манерой письма, была почему-то уверена, что о Грибоедове должен был у него получиться более привычный по форме и увлекательный по содержанию роман. Получилось же хоть и увлекательно, но оооочень непривычно (впрочем, это, скорее, комплимент автору!)..

Метафоричность языка. Вот что одновременно и притягивало, и напрягало. Так сказать, на грани фола: еще чуть-чуть – и покажется напыщенным фарсом. «Чуть-чуть» не произошло, слава Богу. И я, впрочем, даже рада, что о такой личности, как Грибоедов (кстати, после прочтения романа Тынянова у меня случился когнитивный диссонанс, и я теперь не знаю, каким мне представлять Александра Сергеевича: образ его ожил в моем сознании и заиграл новыми красками), написано не просто беллетристическое произведение, а произведение искусства...

Мета-роман – вот такое определение я дам тыняновской книге (подобный термин я использовала и при написании отзыва о романе Д.Литтелла "Благоволительницы"). И это тоже радует и напрягает одновременно: появляется желание расшифровывать некоторые аллюзии, параллели, намеки – это хороший знак. Но как же жаль, что нет времени заняться подробным изучением всего скрытого в этом романе, как, к примеру, это сделала Ольга Мышинская в статье «Мандельштамовские подтексты романа Ю.Н.Тынянова "Смерть Вазир-Мухтара" (напомню: роман Тынянова написан в 1928-ом году, что объясняет данную параллель с Мандельштамом). К слову скажу, что интересных исследований этого романа немало, - а это тоже знак того, что книга глубока, многослойна и – конечно же - противоречива.

Актуальность романа поражает. Одной из самых острых проблем, поднятых автором, стала для меня проблема служения государству. Добавлю: служения государству, недостойному этой службы. А если учесть, что сам «служитель» - человек глубокий, сильный, умный, проблема становится более весомой и привлекающей к себе наше внимание.
Еще одно: самоощущение сильной личности, потерявшей основной жизненный стержень и попавшей по этой причине в плен апатии, пессимизма, скептицизма... Критики ругали Тынянова за такой аспект изображения Грибоедова, я же в этом увидела вполне реалистичный подход к раскрытию сущности человека. Думаю, такой ракурс более логичен, чем, к примеру, изображение патриотичного фанатика, беззаветно служащего государственной власти (именно это, на мой взгляд, является другой возможной крайностью в утрировании образа Грибоедова).

Центральный образ – вазир-мухтар (на персидском языке «полномочный представитель») Грибоедов. Знаю его биографию, знала о страшном финале его жизни. Знала. Теперь – всё это буквально стоит перед моими глазами. Как будто посмотрела фильм или, точнее, страшный сон. Тынянов меня в какой-то степени морально убил чрезмерно ощутимым проникновением в мое сознание, он вплел меня в повествование, из которого два дня не могу вырваться.

Узнала ли я что-то новое, что может пригодиться мне на уроках литературы? – пожалуй, нет. Но сменилась тональность моего восприятия этого образа. Раньше я говорила о Грибоедове как о любимом авторе и уважаемой мной личности – теперь буду говорить как.... да, наверное, как о частице себя. Именно так. В моей голове поселилось его сознание. Сама этому не рада.
И я больше не буду говорить о Грибоедове как о бесстрашном умнице-рыцаре. Теперь для меня это очень трагическая личность. Более трагическая, к примеру, чем воспринималась мною личность Лермонтова.

В общем, люди, я почти в депрессии.
Я не жалею, что прочитала книгу. Да, мне есть за что ее покритиковать , но не буду – это и так многие делали, включая, к примеру, Солженицына.
Я, пожалуй, просто скажу спасибо автору: именно благодаря ему я уже второй день не могу не думать о личности Александра Сергеевича Грибоедова, открывшегося мне с новых, порой не самых героических, но очень объяснимо-человеческих сторон.

КНИГА ПРОЧИТАНА В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР IX.

Тынянов для меня всегда оставался темной лошадкой. В свое время не пошло чтение его романа «Пушкин», вот прямо от слова «совсем». Пушкина самого очень люблю – роман о нем показался надуманным, искусственным, не моим...
Но я и Грибоедова люблю. И каким-то своим внутренним чутьем поняла, что надо дать Тынянову еще один шанс и попробовать разобраться, кто он такой в качестве автора биографических произведений. В общем-то, я не пожалела об этом...

О Тынянове в свое время говорил его секретарь (и очень любимая мною личность!) Ираклий Андроников, что он «писал не просто биографические романы, а средствами поэтического слова выяснял судьбы культуры». Теперь я понимаю, что это не просто сказано хорошо, но и сформулировано в стиле самого Тынянова. «Выясняет» - вот что делает Тынянов в своем произведении. Разбирается, сопоставляет, выворачивает наружу потаённое – не своё, но близкое ему по духу (или, как минимум, очень ему интересное). Анализ эпохи, политической и психологической атмосферы, окружающей Грибоедова, «докапывание» до сути мотивов и скрытых подтекстов – много всего. Я это почувствовала – и с благодарностью приняла.

Не буду скрывать: прорываться сквозь тягучую и вязкую прозу приходилось порой с большой натугой. Судите сами (фразы вырваны буквально наугад): «Бунт и женщины были сладострастием стихов и даже слов обыденного разговора. Отсюда же шла и смерть, от бунта и женщин. Людей, умиравших раньше своего века, смерть застигала внезапно, как любовь, как дождь»... Красиво, но требует вчитывания, вдумывания, порой расшифровки...
Я, хоть и знакома была с тыняновской манерой письма, была почему-то уверена, что о Грибоедове должен был у него получиться более привычный по форме и увлекательный по содержанию роман. Получилось же хоть и увлекательно, но оооочень непривычно (впрочем, это, скорее, комплимент автору!)..

Метафоричность языка. Вот что одновременно и притягивало, и напрягало. Так сказать, на грани фола: еще чуть-чуть – и покажется напыщенным фарсом. «Чуть-чуть» не произошло, слава Богу. И я, впрочем, даже рада, что о такой личности, как Грибоедов (кстати, после прочтения романа Тынянова у меня случился когнитивный диссонанс, и я теперь не знаю, каким мне представлять Александра Сергеевича: образ его ожил в моем сознании и заиграл новыми красками), написано не просто беллетристическое произведение, а произведение искусства...

Мета-роман – вот такое определение я дам тыняновской книге (подобный термин я использовала и при написании отзыва о романе Д.Литтелла "Благоволительницы"). И это тоже радует и напрягает одновременно: появляется желание расшифровывать некоторые аллюзии, параллели, намеки – это хороший знак. Но как же жаль, что нет времени заняться подробным изучением всего скрытого в этом романе, как, к примеру, это сделала Ольга Мышинская в статье «Мандельштамовские подтексты романа Ю.Н.Тынянова "Смерть Вазир-Мухтара" (напомню: роман Тынянова написан в 1928-ом году, что объясняет данную параллель с Мандельштамом). К слову скажу, что интересных исследований этого романа немало, - а это тоже знак того, что книга глубока, многослойна и – конечно же - противоречива.

Актуальность романа поражает. Одной из самых острых проблем, поднятых автором, стала для меня проблема служения государству. Добавлю: служения государству, недостойному этой службы. А если учесть, что сам «служитель» - человек глубокий, сильный, умный, проблема становится более весомой и привлекающей к себе наше внимание.
Еще одно: самоощущение сильной личности, потерявшей основной жизненный стержень и попавшей по этой причине в плен апатии, пессимизма, скептицизма... Критики ругали Тынянова за такой аспект изображения Грибоедова, я же в этом увидела вполне реалистичный подход к раскрытию сущности человека. Думаю, такой ракурс более логичен, чем, к примеру, изображение патриотичного фанатика, беззаветно служащего государственной власти (именно это, на мой взгляд, является другой возможной крайностью в утрировании образа Грибоедова).

Центральный образ – вазир-мухтар (на персидском языке «полномочный представитель») Грибоедов. Знаю его биографию, знала о страшном финале его жизни. Знала. Теперь – всё это буквально стоит перед моими глазами. Как будто посмотрела фильм или, точнее, страшный сон. Тынянов меня в какой-то степени морально убил чрезмерно ощутимым проникновением в мое сознание, он вплел меня в повествование, из которого два дня не могу вырваться.

Узнала ли я что-то новое, что может пригодиться мне на уроках литературы? – пожалуй, нет. Но сменилась тональность моего восприятия этого образа. Раньше я говорила о Грибоедове как о любимом авторе и уважаемой мной личности – теперь буду говорить как.... да, наверное, как о частице себя. Именно так. В моей голове поселилось его сознание. Сама этому не рада.
И я больше не буду говорить о Грибоедове как о бесстрашном умнице-рыцаре. Теперь для меня это очень трагическая личность. Более трагическая, к примеру, чем воспринималась мною личность Лермонтова.

В общем, люди, я почти в депрессии.
Я не жалею, что прочитала книгу. Да, мне есть за что ее покритиковать , но не буду – это и так многие делали, включая, к примеру, Солженицына.
Я, пожалуй, просто скажу спасибо автору: именно благодаря ему я уже второй день не могу не думать о личности Александра Сергеевича Грибоедова, открывшегося мне с новых, порой не самых героических, но очень объяснимо-человеческих сторон.

КНИГА ПРОЧИТАНА В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР IX.

Еще со школы как-то прицепилось такое довольно снисходительное отношение к Кюхельбекеру. До книги Тынянова он продолжал оставаться никчемным Кюхлей, личностью странной, но вполне рядовой, одним из друзей Пушкина и даже не первого плана. Так было до этого чудесного романа. Здесь Вильгельм ожил и показал мне, как несправедлива была к нему. Да, это не гениальный Пушкин, но и в Кюхельбекере есть сила, а главное - внутренний огонь, толкающий на свершения и не позволяющий сидеть на теплом месте. Он не остановится до конца, будет искать чего-то и идти вперед-вперед. Царское Село, Европа, Кавказ, Сибирь... Его мотает жизнь, но он бы и не согласился покрываться мхом в тихой гавани. Все они жили в беспокойное, но важное время, время великих свершений и проб. За этот хорошо раскрытый образ Кюхли я уже готова поставить Тынянову высший балл.

Только один образ - это еще не все. Автор смог до такой степени исторически достоверно все подать, что, казалось, читаю дневник самого Кюхельбекера, а не вымысел человека, жившего намного позже него. Это очень качественный исторический роман, снявший у меня еще и второе предубеждение - невозможности сочетания вымысла и неизменности факта. Тынянов смог.

И третий важный момент - язык и стиль изложения. Кратко, но емко обрисовавший всю историю, Тынянов вывернул мне всю душу. Очень рада, что познакомилась как с автором, так и с "Кюхлей".

Неоконченный роман Тынянова о великом русском поэте Александре Сергеевиче Пушкине.
Биограф попытался раскрыть жизнь и мотивы творчества полно и красочно. Получается, что Александр Сергеевич проявлял интерес к барышням с раннего детства, читал произведения о любви, найденные в отцовском кабинете.
Сегодня бы сказали, что Пушкин родился в благополучной и состоятельной семье. Он получил хорошее образование, его всегда окружали достойные и умные люди из высшего сословия. Саша учился в Лицее вместе с Кюхельбекером, Дельвигом, Илличевским. Тогда писали многие. С Дельвигом Пушкин решает отослать свои стихи в периодическое издание. Удача не сразу стала его сопровождать, а постепенно, сложностей было не мало на пути, но всё преодолимо.
Я была удивлена, когда узнала, что Александр Сергеевич испытывал влюблённость к супруге Карамзина, Катерине Андреевне.
На мой взгляд, роман написан интересно и увлекательно. Я читала историю героя, а не жизнеописание большой творческой личности, великого Пушкина, которого знают все от мала до велика. Я росла на его сказках и замечательных повестях, а теперь он сам сделался героем романа, благодаря Тынянову.
Жаль, что роман не закончен. Осталась недосказанность и незавершённость – это единственный минус романа.

Вселенная русской культуры находилась в густом движении прохладной перманентности.
То тут то там проносились тихие звёзды поэтов : Богданович, Державин, русская Сапфо - Анна Бунина : колосок сорвавшейся звезды..
Межзвёздный туман пульсировал, сверкал и жарко сжимался : рождалось солнце русской поэзии, вокруг которого в дальнейшем будут вращаться роскошные планеты : Лермонтов, Гоголь, Тургенев, газовые планеты-гиганты - Толстой и Достоевский... но всё это будет потом, а пока, новорождённое солнце, спелёнутое в нежнейшую зарю, смотрело удивлёнными глазами на новый мир, на шепчущиеся тени на стене.

У изголовья колыбели Пушкина, помимо матери, отца и чему-то вздыхающей няни, прижавшей ладошку к щеке, незримо для всех стояли ещё две особы женского пола : муза Пушкина и муза Шекспира.
Тень шекспировских страстей и трагедий легла на колыбель Пушкина : его прадед, Александр Петрович, в честь которого и нарекли младенца, в умопомрачении ревности зарезал жену во время родов.
Дед Пушкина, опять же из ревности, заморил свою первую жену, держа её на цепи в подвале, на соломе, а потом убил её любовника итальянца.
В родне со стороны матери, Надежды Осиповны, тоже полыхали шекспировские страсти : прадед Александра, Аннибал, был попросту "мавром".
Словно сама судьба столкнула две жаркие, шекспировские звезды : род Аннибалов и род Пушкиных, породив нечто невиданное, заревое.

Тынянов очень тонко описывает приезд дяди матери Пушкина - Петра Абрамыча, на крестины.
Ему не дают увидеть ребёнка. Он рассержен, растерян... и вот тут, Тынянов использует стилистический эффект отражения, который мы ещё не раз увидим в книге : описание беспомощного, старого лица П.А., отражающего лицо ребёнка : "личико его было морщинистое, жёваное, обезьяньи глазки, живые, кофейные, широкие ноздри".
И как же был рад старик, когда его допустили до младенца! - " львёнок, арапчонок, милый!"
Данный стилистический приём стоит отметить особенно, ибо Тынянов выводит на "сцену" своего героя - Пушкина, тихо, не спеша, прозрачно описывая его, его душу, судьбу, прорастающую, отражающуюся в радужно ряби вещей, эпохе и судьбах, окружающих юного Пушкина.
В этом есть нечто спиритическое : под лампой луны, в сиреневых, колышущихся водах зари эпохи, словно при проявке фотографии, прозрачно, нежно проступают милые для нас черты Пушкина, взошедшего солнца.
Сама тональность повествования, с подчёркнутым обращением к Пушкину - "он", похожа на тональность и фокусировку сна, выводящего героя на бледно освещённую, девственную сцену, смотря на него со стороны, склонившись над ним внимательными звёздами, эпохой и судьбами близких Пушкину людей.

Но Тынянов использует и ещё один дивный приём : прозрачные, матовые мазки теней будущих произведений Пушкина, наложены на его жизнь, что создаёт эффект вневременности, вечности, или же древнегреческого хора в трагедиях.
Вот маленький Пушкин гуляет в солнечном парке со своей няней Ариной, и перед ним на дыбы встала лошадь с каким-то человеком - это царь Павел : образ медного всадника, царя, повисающего над жизнью поэта.
Вот маленький Саша с сестрёнкой Оленькой прогуливается в тихом саду, среди отражающего небо пруда и белых, мраморных статуй с нимфами.
Вдруг, листва над Сашей пошла тёмной рябью, и каменная статуя, словно ожившая Галатея, сладко и жутко накренилась, пошла на него..
Сердце маленького Пушкина на миг остановилось. Сестра Оленька - заплакала. Это было землетрясение, это тень "каменного гостя" явилась поэту...

Вообще, много теней легло на жизнь юного Пушкина : это и дядя Пушкина, поэт-"француз" Василий Львович ( так муза и гений тихо подступались к мальчику, и тень от них легла на В.Л.), это и имена Толстого, Тургенева - родственники писателей, почитателей Пушкина, которым предстояло сыграть важную роль в судьбе Александра.
Стоит отдельно сказать об одной из главных "теней" в судьбе Пушкина : о его деде, сыне Аннибала, отце матери Пушкина - Осипе Абрамыче, от которого бежала его жена вместе с дочкой.
Ох и крутой был нрав у этого мавра! А какие русские, шекспировские страсти в нём полыхали, обжигая сердца и судьбы ближних!!
История его смерти в романе - камерный и самостоятельный рассказ, достойный пера Толстого.
А как роскошно, почти набоковски, Тынянов обрисовал тоску умирающего старика по внуку, которого ему нельзя увидеть : вокруг его поместья - шёлковой рябью на ветру колышется поле льна, на которое он смотрит с такой нежной тоской, словно бы приглаживая его взором : у маленького Пушкина были волосы именно льняного цвета.
После его смерти, Пушкину отойдёт село Михайловское, ну а пока... старый аннибал умирал так, как жил : какая жажда жизни! как он цеплялся за жизнь!! - взором, сердцем, памятью... а какие страсти!! Тут и блудный балет из крестьянок, танцующих перед ним голышом, и отчаяние старика, что он уже не может реагировать на это как должно, и приказ накормить лошадей вымоченными в вине яблоками, и выпустить их : шальные, пьяные кони, полные жизни, несущиеся за окнами в ночи, на заре - это дивный символ прощальной улыбки увядания жизни, почти есенинский "розовый конь". О чём жалеть, кого звать, о чём плакать? Жизнь прошла, пронеслась как эти кони на пьяной заре...

Осипа Абрамыча и его брата - Петра Абрамыча, в деревне многие называли "дьяволами".
Демоническое, дьявольское, прохладной тенью легли и на судьбу Пушкина.
Тёмный свет и высший свет... Маленький Пушкин, похожий на неприрученную обезьянку, на "уродика", которого стеснялась мать и не очень любил отец, не замечающий трагедии сына, насмешек над его внешностью и его обносками, тянулся к высшему свету (который его и погубит), в сторону если не прустовских "Сванов" и "Германтов", то в сторону загадочной, ночной княгини Голицыной ( прорицательница Ленорман предсказала ей, что она умрёт ночью во сне, и она ночь превратила в день, а день, в ночь, устраивая ночью роскошные балы), где женщины в тёмных и белых платьях были похожи не то на роскошных лебедей, не то на ангелов, где горели свечи в таинственных окнах и над ними порхали бледные мотыльки поцелуев, где кипели страсти...)

Ну а пока, у маленького Саши в доме кипели свои страсти : битва няни Арины с новой нянечкой, призванной привить мальчику "французское" : торжество Арины, подслушавшей, нянечкины слова о том, что она никогда ещё не живала "у арапов". Новую няню выгнали с позором.
Арина отметила победу, отхлебнув из заветного флакончика : да, Арина частенько прикладывалась, пусть и не к "кружке". Так утешалась она и когда мать Пушкина однажды жестоко его побила : креолка, аннибалова кровь!
К слову, в книгах Тынянова о Кюхельбекере ли, о Пушкине ли, есть такая тёплая проницательность в атмосферу тех чувств и в эпоху, что создаётся впечатление, что в прошлой жизни он был одним из друзей Пушкина, видимо, тем самым, кому Пушкин рассказал о своей милой няне : как дивно, всего в нескольких мазках Тынянов изобразил всю нежность и трагичность судьбы и души Арины, её заботу о Саше и шёпот сказок вечером, когда щурятся окна и свечи, и мир погружён в какое-то волшебство.
Нет, это не няня, это какой-то добрый, древний дух, принявший образ простой русской женщины с её милыми пороками - разумеется, для отвода глаз, - призванный оберегать маленького Пушкина.

Пушкин взрослел, сказки Няни вели его к книгам в библиотеке отца. В книгах он находил утешение от побоев матери и влечение куда-то рвущегося сердца.
Всем известно, что, умирая, Пушкин, чуть приподняв правую руку и обводя нежным, мучительным взглядом книги своей библиотеки, прощался с ними как с друзьями.
Тынянов изумительно описывает эту первую встречу с "друзьями", чем-то похожую на впечатления маленького Марселя из "В сторону Свана" Пруста" : маленький Саша доверчиво касался блестящих корешков книг, раскрывал их, и они словно бы брали ручонки мальчика в свои бледные ладони, уводя в волшебные и взрослые миры, с прекрасными женщинами с сладко приоткрытыми ногами, плечами, с рыцарями и нимфами...
Через некоторое время, маленький Пушкин, словно бы проникнув в волшебный шкаф ( тут были и лев - книги деда, - и прелестные колдунья..), в закнижный мир, увидел на прогулке возле пруда купающуюся, обнажённую нимфу, с карими волосами на обнажённой груди и плечах.
Нимфу окликнули : Наталья!
Так, в жизнь и сладкие грёзы мальчика явилась нежная тень его будущей жены - Натальи Гончаровой.
К слову сказать, Тынянов тонко подчеркнёт прозрачную пульсацию этой тени в жизни юного Пушкина, ибо несколько Наташ промелькнёт в жизни Пушкина.

Взбыстрим затянувшуюся рецензию, используя почти прустовский приём Тынянова, когда он описывал ожидание юного Саши от поездки в Петербург, в Лицей : тетива времени светло оттянулась, и пространство густо и звонко замерло, и почти сразу, взбыстрилось, оттаяло вместе с сердцем Пушкина, и все деревья, дома и закаты его юности показались бесконечно маленькими перед светлым размахом жизни Петербурга.
Тетива страниц тепло натягивается... Ах! светлый, шальной ветерок перелистывания, полёта стрелы, мысли!!

Пушкин в лицее. Из юных учеников хотят взрастить будущее России ( начали это доброе дело со взятки и кумовства).
Комнаты для сна в лицее - похожи на кельи монахов. К мальчикам приставлен воспитатель, уберегающий их от разврата.
Пушкину дают прозвище : обезьяна, француз и тигр ( кстати, у любимого Пушкиным Вольтера были такие же прозвища).
Он насмешлив, себе на уме, задирист, а ночью.. ласково прижимает к щеке любимую книгу, словно милого друга.
Знакомство с друзьями, сыграющих важную роль в его жизни : несчастный, восторженный и неуклюжий Кюхельбекер ( ему предстоит ссылка в Сибирь и слепота. Ленивый и милый Антон Дельвиг, нежнейший друг Пушкина : по вечерам, в компании, словно чеширский кот, он тепло дремал возле печки, время от времени сверкая огоньками глаз - он был в очках, и свечи отражались в них, - на запретные стихи Пушкина, на взрослые разговоры мальчиков о женщинах и тайнах любви...

1812 г. Нашествие Наполеона. Через Царское село едут войска... Ах! Меня с детства будоражило это видение, увиденное глазами маленького Саши Пушкина.
И правда, этот патриотический порыв и трагедия страны - отразились на жизни и творчестве поэта.
Ночью он хотел даже примкнуть к гусарам! Подумать только, Пушкин мог стать сыном полка, эдаким Гаврошем , и..героически погибнуть в столь нежном возрасте где-нибудь под Бородино от ранения в живот от какого-нибудь родственника Дантеса..
Читая всё это, так и казалось, что ночь, дорога, вот-вот оживут, и из за деревьев лицейского парка пронесётся Болконский на своём чёрном коне, ещё не знающий, что его ожидает Наташа...
Очередная тень Наташи Гончаровой ожидала и Пушкина : милая, кроткая горничная Наташа... Первый шёпот сердца и глаз.. первое романтическое свидание в ночи, под аркой - за которое могли выгнать!.
Пушкин нежно обнял кроткую девчонку, а она... тепло и сладко прильнула к нему всем телом, всей судьбой - её могли наказать более серьёзно, - поцеловав Сашу сразу в глаза : ах это нетерпение сердца девушек!! - сразу поцеловать душу любимого!
И ведь зала эта бедная девчонка, что это быть может первая и последняя свободная любовь в её жизни.
Что с ней сталось? За какого бородатого и грубого "лаптя" её выдали потом замуж?
Как сладкий, золотой сон любви она быть может вспоминала это ночное свидание с Пушкиным : да, пусть сейчас у неё ночь судьбы и жизни, но в юности... она обнимала "солнце", её ласкало солнце, навевая на неё нежнейший загар девичьего стыда.

Далее Тыняновым описан один из невиннейших в литературе эвфемизм утренней эрекции ( не смейтесь и не хмурьте бровей, милые девушки, читающие об этом, хоть это и звучит в отношении Пушкина несколько необычно. В конце концов, Пушкин был простым человеком, как и все мы : увы, в нежном возрасте у мальчишек есть свой танталов ад любви, мечты, нравственные слёзы стыда и сладкой муки..)

"он просыпался теперь рано, с радостью, которая ему самому была непонятна, счастливый, сам не зная почему. Женские прелести являлись ему по утрам"

И всё же, девственность юный Пушкин потерял с другой Наташей - тень Гончаровой была уже сладко близка!, - с актрисой в домашнем театре Варфоломея Толстого.
Саша только в фривольных французских книжках читал об "этом", но он не знал, что "от поцелуя лица у женщин мертвеют", а сердце у мужчин - дрожит, словно последний осенний листок на ветру...
Пушкин взрослел, и по вечерам пропадал в тенистых аллеях парка : мальчишки и учителя полагали, что он опять встречается с девушками, а он... шёл на свидание с другой особой женского пола - к музе.
Но и музе иногда изменяют, как и муза порой изменяет.

Есть что-то фрейдисткое в тяге юного Пушкина - помятуя сложные отношения с жестокой матерью, - к женщинам старше него.
Первой из таких связей была молодая вдова Мария, с которой он сбежал с бала, на который Пушкина пригласили дабы усмирить его любвеобильный нрав : ага, усмирили! Так и видится улыбка Пушкина : "лечить" пчёл о мёда, цветами?
Но самые прелестные страницы романа в этом плане о влюблённости юного Пушкина в очаровательную жену Карамзина.

Пушкина называли тигром, но у её ног, осенним вечером, возле камина, он сидел кротким котёнком, смотря тёплым взглядом как в руках милой ему женщины разматывается шёлковая нить... ему казалось, что клубок его сердца сладко разматывается, а тающая нить его сердца - в её руках.
Ещё чуть-чуть, и Карамзин, написавший "историю государства Российского", мог вляпаться в совершенно другую, пикантную историю : но Пушкин утолял свой нерастраченный пыл, целуя в тенистых аллеях парка вдову, милую Машу, а призрак её мужа с тёмными рожками веток над головой, грустно выглядывал из за деревьев...
К слову, Тынянов гениально, не уступая в этом Толстому, описал бессонную ночь Катерины Андреевны Карамзиной ( ей - 37. Саше - 17), и её старого мужа, после символического разговора о рабстве ( в жизни и в любви).

Ночью она долго не спала, прислушиваясь к притворному беззвучному сну мужа. Она знала : он лежал неподвижно, как мёртвый, припоминая каждое слово Чаадаева, и не спал. И через полчаса она услышала его тихий, подавленный вздох. Притворяясь что спит, он не верил её сну. Она улыбнулась и заснула

Совершенно каренинские строчки. Так и кажется, что эта Каренина-Татьяна, что другому отдана, и будет век ему верна, как и Анна, видит сверху, как в темноте блестят её же глаза, и губы шепчут в ночь, беззвучно : "кончилась, жизнь.."
Словно бы следуя Набоковско-Пушкинской страсти к ряби, узорам судьбы, нежно связующих прошлое и будущее, жизнь и смерть, Тынянов описывает последнюю встречу Пушкина и Екатерины в вечернем парке ( солнце почти зашло, но с неё стояло другое, живое солнце, освещая её одну).
Пушкин обнял её за талию, склонился к её ногам, поцеловав их и... словно в детстве, при землетрясении, эта строгая и роскошная нимфа-жена, покачнулась памятником, склонилась над ним : мир сладко и темно покачнулся : солнце у ног властной и несчастной красавицы невыносимо сладко медлило, не заходило...
Сердце Пушкина дрогнуло. Образ Карамзиной поэт пронесёт через всю жизнь, во многом выведя в образе Людмилы и Татьяны именно её.
Людмила, из пушкинской поэмы, Катерина - это Россия, которую во мгле веков преследует злой Черномор.
Любовь к Катерине, жене великого историка, была живым образом любви Пушкина к мучительной истории России.
Символично и то, что третью часть романа - юность, Тынянов писал во время войны, в эвакуации, т.е., когда очередной "Черномор" пытался похитить нежную душу России.
Учащённый пульс повествования третьей части романа - отчасти и окончания данной рецензии, - во многом сливает мысль Пушкина и мысль эпохи, её стремительность движения, растворяя саму мысль в движении, включая и стремительность окружающей Тынянова реальности и рассеянный склероз писателя, от которого он бежал в искусство, бежал от забвения и смерти : за его окнами грозно мелькали тени коней, словно в начале его романа о деде Пушкина.

Роман остался незавершённым, и в этом есть некая трагическая закономерность, как впрочем и трагическая незавершённость труда Ходасевича "Пушкин", ибо и сама жизнь Пушкина осталась незавершённой, словно бы писалась неким ангелом на небе. Видимо, на небе тоже произошло что-то трагическое, и ангелы оставили недописанными жизни Пушкина, Лермонтова...
Впрочем, в своём дивном романе "Дар", Набоков поднял "перо ангела", дописав саму жизнь Пушкина, вошедшего в "роскошную осень своего гения" : доживший до глубоких седин, окружённый верной женой, детьми и внуками, Пушкин стал современником романов Тургенева и Достоевского, читающего зачарованной толпе своим магнетическим голосом с хрипотцой, его "Пророка".
Но во вселенной русской литературы, солнце воскресает снова и снова, вставая из мрака, а вокруг зачарованной Земли, нежно вращается луна- Лермонтов, таинственно отражая бессмертный, незакатный свет солнца.