– А скажите, пожалуйста, – спросил доктор, – есть ли в женском коране расхождения по поводу омовений?
– Есть, – ответил Мирза-Якуб и выглянул в окошко.
В восемь часов пришел Ходжа-Мирза-Якуб с тремя слугами во второй, и последний, раз. Ходжа-Мирза-Якуб остался в русском посольстве, и ему отвели комнату во втором дворе.
Грибоедов видел, как он остановился у конца лестницы, посередине двора, и потом медленно, нехотя пошел прочь.
В восемь часов утра принесли Грибоедову отказ шаха о выдаче Самсона.
– Я не могу вас принять тайно ночью: все мои дела должны быть известны и явны. Мне не нужны секреты персиянского двора. Поэтому теперь вернитесь в дом свой. Подумайте хорошенько. И если вы действительно желаете вернуться на родину, приходите в другой раз, днем, чтобы я мог принять вас под свою защиту.
Ходжа-Мирза-Якуб не был изменником, потому что по Туркманчайскому трактату уроженцы областей русских или отошедших по этому трактату к России имели право вернуться на родину.
Но Ходжа-Мирза-Якуб не колебался более. Ему казалось, что всю жизнь он только и думал, что о русском посольстве. И когда была дана прощальная аудиенция Вазир-Мухтару, он привел в порядок все свои дела: сложил все вещи в пять сундуков, а квитанции за вещи, купленные им для гарема, письма и деньги – в маленький сундучок.
Когда же Алаяр-Хан пригрозил Ходже, что будет его бить по пяткам, и сказал в раздражении, будто это Ходжа-Мирза-Якуб указал на его жен Вазир-Мухтару и что будто Ходжа-Мирза-Якуб был в стачке с его собственным евнухом, он решился.
Когда он вернется домой, мать покроет чистой скатертью стол. Он смотрел на свои белые, длинные, опозоренные руки. Он не вернется домой с пустыми, немужскими руками. Соседи не будут смеяться над ним.