Глава 5

Утром, стараясь ни с кем не встречаться, она неумело оседлала лошадку и покинула постоялый двор, стараясь так же незаметно выскользнуть из города, пока не начали задавать вопросов и не распознали, что не совсем мальчишка.

Огонек в перстне упорно показывает на запад, что хорошо. Ютланд, скорее всего, остановился где-то в одном месте, а в этом случае она окажется возле него очень скоро.

Лошадка на второй день пути начала заметно уставать, Мелизенда крепилась, но когда впереди снова заблестела речка, остановила на берегу, прицепила к морде торбу с овсом, а сама с наслаждением рухнула на траву, сбросила сапоги, после чего сунула распухшие ступни в холодную воду.

Возле пальцев появились мелкие рыбешки, начали деликатно покусывать мягкими губами. Мелизенда так повизгивала от щекотки, что лошадка перестала щипать траву и, насторожив уши, воззрилась на нее в удивлении.

– Лопай, – сказала Мелизенда по-хозяйски. – Я тоже изволю перекусить, а потом… может быть, сегодня уже отыщем того, с кем не придется прятаться?

Корвинус как-то говорил, что молодые восстанавливают силы быстро, и в самом деле, Мелизенда чувствовала себя измученной и разбитой, когда сползала по конскому боку на землю, но стоило перекусить и чуть-чуть полежать на мягкой травке, как снова ощутила сильнейший зов подняться в седло и упорно следовать зову.

Сперва намеревалась двигаться вниз по течению в поисках моста, но песчаное дно так заманчиво просвечивает под прямыми лучами солнца, что решилась пустить коня вброд, тряслась от ужаса, вдруг что-то цапнет прямо из золотого песка, но в самом глубоком месте возле того берега вода поднялась только до стремян, а дальше лошадка сделала рывок и легко взнесла всадницу наверх по крутому берегу.

На той стороне все та же степь, Мелизенда некоторое время направляла коня по лучику в перстне, затем наткнулась на дорогу в том же направлении.

Лошадка тоже вроде бы обрадовалась, копытца застучали бодрее. Так неслись довольно долго, Мелизенда ощутила голод, на ходу вытащила из сумки ломоть хлеба с мясом, с наслаждением вонзила зубы и подивилась, как это, оказывается, вкусно, если не за столом во дворце, а в дальней дороге.

Деревья растут плотными группами, помогая друг другу выстаивать против ветра, морозов и летней жары. Возле одного из таких рассмотрела небольшое село, дома только-только строят, но половину гая уже вырубили.

Заезжать не собиралась, от людей лучше держаться подальше, даже хотела проехать мимо, когда по дороге догнала телегу с мешками муки, один молодой парняга держит вожжи, управляя парой коней, второй сидит рядом и зевает во весь рот, вот-вот свалится прямо под колеса их телеги.

Этот зевун, увидев ее в седле, крикнул:

– Ей, ты чего без мамки?

Мелизенда подала коня на обочину, чтобы парняга не дотянулся с телеги, ответила дерзко:

– Это тебе нужна мамка! Вон рот не закрывается. Ворона прямо щас влетит!

Возница покосился на нее веселым глазом, но промолчал, занятый лошадьми, а зевун поинтересовался:

– Ты чего один? Я бы тебя держал возле печки. Или в люльке.

– Герои едут, – ответила Мелизенда заносчиво, – куда изволят!

– Ух ты, – сказал зевун, – да ты герой, оказывается… Правда, сопельки вон до пояса, но все равно герой?

Возница буркнул, не поворачиваясь:

– А что, тот мальчишка тоже не смотрелся героем…

Зевун возразил:

– Он не смотрелся, но когда я увидел его коня и хорта, то понял, что человек не совсем простой…

Сердце Мелизенды застучало чаще.

– Здесь проезжал настоящий герой?

Зевун потянулся, зевнул еще шире и сказал с великим удовольствием:

– Да, теперь у нас разговоров будет на год!.. И детям перескажут. Такое не часто случается. Вон там видишь горы?.. Говорят, там живут дивы, но живут и живут, мало ли кто где живет?.. Но на той неделе то ли день выдался у них без добычи, то ли еще чего, но двое спустились с гор и дошли до нашего села…

Возница сказал зло:

– Сломали два дома!.. Начали хватать скот, овец пожирали целиком, а коров разрывали на части и тоже съедали прямо на месте…

Зевун молодецки повел плечами, сказал с таким восторгом, что и без того широкое лицо расплылось в стороны, ставши похожим на полную луну:

– А тот молодой герой остановил их обоих!

Возница возразил:

– Он вмешался не из-за коров! Дивы схватили Акулинду, а она так верещала и отбивалась в их руках, что герой услышал, когда проезжал мимо.

– Да, – подтвердил зевун, – герой… это герой! Как он мог мимо и дальше? Тут же повернул своего страшного коня и с грозным кличем…

Возница уточнил:

– Он молчал. В том все и дело! За все время ни слова, я не представляю… Но так было еще страшнее.

Мелизенда взглянула на них с настороженностью.

– Что, он бросился освобождать именно ту женщину?

Зевун ответил философски:

– Если бы не верещала, проехал бы мимо.

– Что же он за герой? – спросила Мелизенда ядовито. – Герой должен геройствовать денно и нощно.

Возница хмыкнул.

– А если ему все равно?.. Вот не хотелось драться в этот день?.. Может, он дерется, когда пьяный? Или за деньги?..

– Тогда он не герой, – сказала Мелизенда. – Герои должны быть бескорыстными. И что, он освободил ту Акулинду?

Зевун засмеялся довольно.

– Причем вовремя!.. Они только-только содрали с нее платье, но больше ничего не успели. Он налетел, как черный вихрь, одному сразу разрубил голову до челюсти, а с другим дрался чуть дольше, но тоже не очень…

Мелизенда спросила, стараясь держать лицо неподвижным:

– А что та Акулинда, отблагодарила?

Зевун с плотояднейшей усмешкой развел руками.

– Кто знает? Наверное… А как же иначе? Иначе будто бы зазря… Ну, пусть не зазря, но без благодарности как-то не закончено… За такое нужно сказать хотя бы спасибо, а как еще женщина лучше всего может сказать спасибо?

– Тем более, – поддержал возница, – дивы сами все подготовили… Герой подхватил ее голую к себе на коня и куда-то увез… Она потом клялась, что прямо к ее родителям, но как-то вроде не совсем так уж скоро…

– К утру появилась, – сказал зевун, – может, она под кустиком ночь провела? Так что все пристойно. Она же спасена, вот что главное.

Мелизенда процедила сквозь зубы:

– Да, главное, что спас ее шкуру.

Она пустила коня вперед, возница крикнул вдогонку:

– Да там и под шкурой было такое сладкое мясцо…

Ветер засвистел у ушах Мелизенды, от обиды хотелось кричать и плакать, ну почему это он освобождает каких-то толстых баб, почему те дуры с куриными мозгами постоянно лезут в лапы дивов…

К вечеру впереди начали подниматься башни города. Дорога решительно повела прямо к распахнутым воротам, Мелизенда поколебалась, в городе людей слишком много, но в лесу или у дороги ночевать страшновато, лучше уж в гостинице, нужно только держаться нелюдимо и неприступно, пусть думают, что мальчишка старается выглядеть взрослым, и не пристают.

В гостинице, как она заметила сразу, она не одна такая, что старается не привлекать к себе внимания. Даже ужин некоторые заказали в свои комнаты, не желая появляться на людях.

Она тайком сверилась с колечком, поинтересовалась у слуги, что разнес еду и возвращался с пустым подносом:

– Здесь останавливаются все, кто едет через город?

Он кивнул с гордым видом.

– Да, это пока единственная гостиница! Строят еще одну, но та все равно поменьше и не в таком выгодном месте.

– Всадник на черном коне, – сказала она, – что недавно побил двух дивов в селе неподалеку, останавливался здесь?

Слуга покачал головой.

– Да, заезжал такой. Его сразу заметили. Нет, он проехал мимо и дальше. Как все они делают. Мимо и дальше. Такая у них натура.

– Кто он? – спросила она настойчиво. – Почему не остался?

– Герой на черном коне? – переспросил слуга с интересом. – Никто в городе о нем ничего не знает… Разве что Кривой Ясень, он в городской управе, этот и живет чуть ли не вечно, и летопись ведет вообще изначально. До него тоже вели, теперь он ведет…

Она спросил недоверчиво:

– Он может знать про этого всадника?

Слуга двинул плечами.

– Если он не знает, тогда вообще на свете никто ничего не скажет. Ладно, я тоже люблю поговорить о героях и подвигах, но нужно бежать, хозяин рассердится.

Мелизенда проводила его долгим взглядом. Значит, утром первым делом нужно побывать в городской управе…

Утром, наспех позавтракав, она поспешила в центр города, там в небольшом водоеме, огражденном камнями, женщины стирают на досках белье. К каменным стенам пристроены навесы, под которыми торговцы продают свои товары, народ одет беднее, чем в Вантите, но выглядит живее, все спешат с озабоченным видом, жизнь кипит.

Когда начала расспрашивать о городской управе, ее направили через площадь к самому крупному зданию, а оттуда в подвалы, где в конце концов отыскала городского летописца в тесной комнатке.

Из мебели здесь всего два стола, и на обоих высятся две стопки толстых и с виду очень ветхих книг, зато вдоль стен целые стеллажи с толстыми пухлыми книгами в переплетах из дерева и даже меди.

За столом согнулся над рукописью старый и согбенный от постоянного корпения над рукописями мужчина, но когда бодро и настойчиво простучали ее каблучки на входе, обернулся, сказал с великим неудовольствием:

– Тебе чего, мальчик?

– Здравствуйте, – сказала она вежливо, – это все летописи этого города?

Он оглядел ее с головы до ног, очень недовольный, проскрипел старческим голосом, похожим на скрип рассохшегося дерева под сильным ветром:

– Шутишь, мальчик?.. Нашему городу семь лет от роду. Эти книги о наших краях и древних временах.

– И все прочли? – спросила она. – Тогда сможете рассказать мне о черном всаднике на огромном черном коне, с которым всегда рядом черный хорт с багровыми глазами?

Он взглянул на нее исподлобья.

– А тебе зачем такое, странный мой мальчик?

Мелизенда положила перед ним на стол золотую монету.

– Я любознательный.

Он хмыкнул, на монету даже внимания не обратил, но она по движению его брови исчезла так, словно ее и на свете никогда не было.

– Есть тайны, – ответил он хмурым голосом, – которых лучше не касаться. Самые безобидные из них просто отвратительные, но есть такие, что, если назовешь вслух, обязательно случится что-то недоброе. Всадник на черном коне и с хортом рядом – это властелин подземного мира безумный бог Патута.

– Ох, – проговорила она испуганно, – я вообще-то думала о другом всаднике. Он тоже на черном коне и с хортом… Что, их двое?

Летописец сдвинул плечами.

– Всегда был один. Таких, как Патута, нет больше на свете. Ни на том, ни на этом. Но я тоже слышал что-то… хотя в такое не верю. О Патуте известно, что может мчаться и по нашему миру, миру живых, он бог, ему все доступно, но сам предпочитает свои владения, а они только внизу…

– А почему безумный?

Он ответил со вздохом:

– Говорят, обезумел от любви к одной из женщин. Правда, она тоже не простая, а из чистейших небесных дев, что поставило перед Патутой неодолимую преграду… Настолько неодолимую, что якобы обезумел от любви, хотя по мне эта версия слишком красивая, чтобы оказаться правильной. Народ всегда облагораживает, а на самом деле могло быть проще…

– Что, – спросила она, – что могло?

Он посмотрел с невеселой усмешкой.

– Многое могло, мальчик. Но я сам хоть и не верю в такое, но придерживаюсь версии, что обезумел из-за неразделенной любви.

– Почему? – поинтересовалась она. – Если не верите…

– Люблю красивое, – ответил он с иронией, – мужчины вообще-то романтичнее женщин, те за кастрюлями не видят мир… да и не хотят видеть. А мужчины в поисках прекрасного готовы идти на край света, а там срываться в темные бездны, пытаясь дотянуться до цветка у пропасти.

Она спросила с недоверием:

– Серьезно? А как же страсть к битвам, приключениям, поискам нового… даже к власти?

Он покачал головой.

– Мой мальчик, скоро-скоро поймешь, все делается ради женщин. И все поиски нового, только чтобы удивить, обрадовать и поразить женщин. И все войны начинаются из-за женщин.

Она сказала с мальчишечьим непониманием:

– А разве это не глупость?

Он вздохнул, покачал головой.

– Когда ты ехал к городу, видел цветущие поля?.. Здесь была мертвая, выжженная солнцем и степными пожарами земля. Даже звери избегали эти места, разве что мелочь какая вроде полевых мышей и сусликов… Но пришли эти глупые мужчины, распахали, что-то пустили под пшеницу, какие-то земли засадили яблонями и грушами, а что-то и вовсе соснами да дубами…

Она посмотрела на него в непонимании.

– А это при чем?

– Что глупые мужчины, – сказал он с ласковой насмешкой, – делают этот мир лучше. Да, воюют из-за женщин… А если это единственное, из-за чего воевать стоит?.. Во всяком случае, лучше пусть воюют и улучшают мир, чем живут в покое, а мир медленно загнивает.

Она сказала с прежней злостью:

– А что, нельзя, чтоб не воевали, но мир развивался? Разве не было таких народов?

Он кивнул и сказал ласково:

– Наверняка были. Наверняка!.. Но, как видишь, выжили только те, которые воюют. Другие где-то в далеком прошлом. Таком далеком, что даже в летописях о них ни слова, ни намека. Наверное, и сказать было нечего?

Она умолкла, потом буркнула, потому что старик смотрит на нее с ласковой насмешкой и словно бы ждет ответа:

– Неправильно это все!

Он покачал головой.

– Пока отыщут дороги получше, эта и будет правильной. Люди должны идти, искать, драться. Да за все драться! А лучшее из всего – женщины!

Мелизенда посмотрела на него с укором.

– Дедушка, вы так говорите, будто вам все еще семнадцать лет. Разве с возрастом люди не становятся мудрее?

– Люди, – ответил он медленно, – да, становятся… но мужчины – нет. Мужчины долго живут молодыми, а многие вообще до конца жизни остаются молодыми, дерзкими и неумными… Со стороны смотреть странно, все верно, когда старик мудро решает проблемы народов, а потом из-за одной-единственной юбки делает непоправимые глупости… Но на этом стоит мир! И, надо признаться, вообще-то стоит крепко.