Глава 2

– Ну вот, – сказала она, – вроде бы все выяснили… в основном. Все остальное – по ходу дела. Сегодня вечером съемэйлимся, уточним детали. Я прощаюсь до завтра.

Я проводил ее в прихожую. Здесь воздух горячее, она на ходу бросила мимолетный взгляд на дверь ванной. Меня дернул черт сказать:

– Не хотите душ перед дорогой?

Она ответила, ни на секунду не задумываясь:

– Ой, спасибо, это будет очень кстати!

И тут же преспокойно открыла дверь. Я остановился в нерешительности. Она вошла и, оставив дверь распахнутой, сразу начала крутить вентили, ударила тугая струя. Когда ее изящные руки изогнулись, пропуская пальцы за спину в поисках крючков или что там у них на завязках топа, я поспешно отступил, вернулся в кабинет.

Слышно было, как струя воды ударила уже из душа. Донесся вскрик, легкий смех. Я почти увидел, как ее шоколадная кожа напряглась под холодными струями, там повисли крупные капли воды.

Некоторое время слышался шум воды, плеск, потом Кристина громко позвала:

– Владимир, вы где? Я забыла спросить, а какие у вас взаимоотношения с журналистами?

Я крикнул:

– Почти никаких!

Вода шумит, я понимал, что Кристина меня не слышит, повторил ответ громче, осторожно вышел в прихожую. Дверь все так же открыта, видно половину ванной комнаты, стиральную машину, даже часть умывальника с зеркалом, затем шум воды стал сильнее, а воздух свежее. Кристина, похоже, обливается самой холодной водой. Впрочем, какая она в такую жару холодная.

– Что-что? – донесся ее голос.

– Почти никаких! – прокричал я.

– Не слышу!..

Ах ты, зараза, мелькнуло в голове. Озлившись, я подошел к двери и встал в проеме. В белоснежной ванной комнате, где и плитка белая, и сама ванна белая, даже стиральная машина – белая, вид ее загорелого до красноты тела ударил по моим нервам, как пронзительный ликующий крик. Она стоит обнаженная, одной рукой направляет струю из душа, другой с наслаждением соскребает пот и грязь с тела. Поперек красивой формы груди ослепительнобелая полоска, а внизу на красной коже белеет узкий треугольник, там кучерявятся редкие золотистые волосы, а капельки воды блестят на них, как жемчужинки.

Перехватил взгляд, она перестала смеяться, спросила деловито:

– Какие у вас отношения с журналистами? Как насчет пиара, белого или черного?.. Какими видами рекламы пользуетесь?

Я ответил угрюмо:

– Никакими.

Дождик на мгновение остановился, поливая ее грудь, оба полушария выглядят упругими, а вода сбегает с острых красных кончиков длинными изогнутыми струйками. Я ощутил, как ее глаза очень внимательно обшаривают мое лицо.

– Так разве бывает?

– Я вот такой, – ответил я мрачно.

Она продолжала поливать свое великолепное тело, тугой подтянутый живот, а дальше прозрачные прохладные струи сбегают витыми жгутами по длинным загорелым ногам. На чистых здоровых ногтях заблестел розовый перламутр.

– Странно, – произнесла она. – Не врете?.. Я на вашей стороне, мне врать не нужно.

– Да не вру я, – ответил я с досадой. – Это можете считать суперблагородством, можете дуростью, но для меня здесь есть и расчет.

Она приподняла душ над головой, тонкие струйки теперь били по плечам, ее левая грудь тоже поднялась, я невольно скосил на нее глаза. Легкая победная улыбка скользнула по губам Кристины, она спросила легко:

– А в чем расчет?

– Я марафонец, – пояснил я угрюмо. – А литературный мир заполонили спринтеры с коротким дыханием. Разве вы не читали в газетах, не видели по жвачнику обширные интервью с начинающими суперпупергениями? Портреты, снова интервью, громогласные обещания создать шедевр, рассказы о том, как их озаряют гениальные идеи… Где эти авторы-мотыльки?.. А я признаю только чистые победы.

Она повернулась ко мне спиной, черт, что у нее за спина, это же произведение искусства, а не спина, узкая талия – песня, а вздернутые ягодицы… по ним бежит вода и срывается, как с крутых уступов, ноги широко расставлены, а там в развилке золотистые волосы слиплись и потемнели, свисают клинышком, по ним мощно сбегает струя, на меня плеснули брызги, это я, оказывается, как лягушонок при виде ужа, вдвинулся в ванную.

– Чистые, – произнесла она задумчиво в кафельную стену, – это как?

– Читатели, – пояснил я. – Тиражи. Мнение прочитавшего книгу, когда говорит соседу или коллеге: классная книга, всю ночь читал!.. Все сдам в букинистику, а эту – оставлю.

– Ого, – произнесла она.

– Обоснованно, – ответил я ей в тон.

Она повернулась ко мне, уже заметно посвежевшая, подтянутая. Улыбка скользнула по красивым губам, так же грациозно вставила гибкий шланг душа в держалку, взглянула на меня. Я подал руку, джентльмен хренов, она оперлась одними кончиками пальцев и легко переступила через бортик, оказавшись в тесной ванной комнате ко мне почти вплотную.

Я поспешно подал широкое полотенце. Кажется, я двигаюсь чересчур суетливо, хотя улыбаюсь уверенно, а в глазах легкая ирония, надеюсь. Она быстро и умело вытерлась, я вышел, не стал наблюдать, как натянет шортики и какой олдэйс подложит под золотистую шерсть на развилке.

Она вышла уже в топе и шортиках, кивнула:

– Спасибо. Итак, я принимаю ваше предложение!.. Завтра встречаемся, начинаю работать.

Барбос, тяжело дыша, пошел провожать, длинный красный язык едва не волочится по полу. Дверь за нею щелкнула, я украдкой прильнул к глазку, а потом с балкона наблюдал, как она вышла из подъезда и садится в свою серебристую пулю. В голове крутилось недоумевающее: а почему только после душа решила окончательно, что будет у меня литагентом?

Легче подавить первое желание, сказал я себе зло, чем утолить всю толпу, что ломанется следом. Возвращаясь в кабинет, грубо гаркнул:

– Инет!

Зажегся огонек, потом еще два, уже мигающих. Связь у меня супер, провайдер новый, трафик еще не забили, качаю с безумной скоростью. Потом, конечно, клиентов станет побольше, начнутся ограничения, но пока что скорость устраивает…

Увидел содержимое ящика, выругался. Раньше менял адрес раз в год, потом в полгода, теперь меняю ежемесячно, а пора уже переходить на еженедельную смену емэйла с автоматической рассылкой друзьям нового адреса. На какое-то время это задерживает поток спама. Правда, хакеры на службе разных коммерческих фирм успешно ломают криптозащиту, но все-таки отсрочка…

Восемьсот писем, из них только восемь – новости, на которые я подписался, еще два письма я бы отнес к полезным: некая фирма, многократно извинившись, прислала свой прайс-лист на комплектующие к компам, цены очень низкие, явно распродает остатки и ликвидируется, и новый сайт фантастики, который сообщил о своих наполеоновских планах и просил посетить его, сказать, что поправить, улучшить и пр.

Из остальных: пятьсот писем – наглая и неумелая реклама товаров и услуг, и около трехсот – повести и романы начинающих авторов. Зло берет не на то, что долго скачивал, это не начало века, когда скорость была, смешно вообразить – три-четыре килобайта в секунду! – сейчас все эти восемьсот писем перелетели с сервера в мой ящик за две-три секунды, а на трудность поиска именно нужных мне писем. Новости нахожу, понятно, сразу, уже привык к их заголовкам. Друзей – труднее, ибо подписываются то никами, то именами, то фамилиями. К тому же тоже нередко меняют адреса… И уж точно выбрасываю, не вскрывая, редкие письма, которые в самом деле могли бы быть интересными. Или полезными.

Рука моя автоматически выделяла блоки по сорок-пятьдесят писем с аттачментом, где романы молодых гениев, щелчок на «удалить», и новая порция летит в мусорную корзину. Как-то я разговаривал со старым и маститым писателем, заставшим еще мир без Интернета, тот мне посочувствовал, но сообщил, что и ему приходили рукописи начинающих. По почте. И он одевался, выходил из квартиры, запирал, шел к лифту, нажимал на кнопку, ждал, потом на лифте спускался вниз, шел на почту – благо близко, в соседнем доме! – там предъявлял почтовое извещение, заполнял кучу бумаг и карточек, ручкой заполнял, макая в чернильницу, потом ему выдавали объемистый пакет, он возвращался, вскрывал, вытаскивал рукопись…

– И приходилось, знаете ли, – сказал он сочувствующе, – читать… Ведь человек трудился, отсылал, деньги тратил. И в очереди стоял, на почте всегда очередь.

– Значит, мое поколение честнее?

– Да нет, дорогой. Просто вы прижаты к стене. Триста рукописей, говорите? Ежедневно? Это же просто невозможно прочесть! А вам-то и самому есть-пить, да и работать надо. Если бы вам приходило раз в месяц, как мне…

Я вспоминал этот разговор, а пальцы автоматически скроллировали по списку, выделяли черным цветом и удаляли, удаляли, удаляли… Один раз зацепили и письмо приятеля, но на то корзина и есть корзина, а не костер: вытащил, расправил.

Десять минут на эту ежедневную чистку почтового ящика. Немало просто советов, как писать, о чем писать, где у меня неправильно подано, освещено, не тем углом повернуто. Так и хочется прокричать всем сразу: дорогие друзья, я уже выпал из того возраста, когда учатся! На самом деле это, конечно, брехня, умные учатся до самой смерти, а я ж не просто умница, я просто чудо, золото, я самый-самый лучший, но этим советчикам надо вот так громко и вслух, будто тугоухим: все, баста, хана – я уже закостенел, отупел, ничего нового понять и принять не в состоянии! Да и раньше я вместо подписи ставил крестик. Потому не присылайте мне, как правильно прыгать с вертолета, из какого железа лучше ковать мечи, какую политику ведет Япония и где у меня повторы. Все это лишь метать бисер перед свиньей, то есть передо мною. И вообще, если будете разбрасываться бисером, то подорожает!

Вы умные и замечательные доброжелательные люди, я ведь понимаю, что делаете это не с желанием засадить мне, а лишь с бескорыстным стремлением научить меня, дурака, писать. Это я такая невнимательная скотина: не подсказываю вам, как делать табуретки, дома, ракеты, финансовые системы, а вот вы – слесари, инженеры, президенты фирм, всегда готовы научить меня, как надо писать. Все же лучше подобную помощь направляйте молодым начинающим авторам. Они примут со слезами благодарности! Не то что я – грубый хам с манией величия. И вообще дурак.

Пусть критерий моих книг будет один, как и принято в Литературе: нравится – не нравится. Не нравится – на прилавках сотни книг других авторов, что вылизали текст до блеска. Читайте их! Наслаждайтесь, упивайтесь их безукоризненностью. Ну, а если уж так невтерпеж хочется научить писать другого, доброта и альтруизм прямо рвутся из душ, то направьте, как я уже сказал выше, свою бескорыстнейшую помощь молодым авторам. Тем более что у них чаще всего лишь рукописи, которые можно еще править, а мне править уже поздно, увы. Как и меня самого, увы-увы… Ура!!!

Барбос принес мячик и потыкался носом. Я отмахнулся. Он вздохнул, выронил мячик, ушел. Слышно было, как скребется под шкафом. Вскоре принес толстое резиновое кольцо, глаза смотрят с надеждой.

– Господи, – сказал я с досадой, – почему все собаки играют сами с собой, а тебе надо меня приневолить?

Он вздохнул громче, положил голову мне на колено и застыл, держа колечко в зубах. Большие коричневые глаза смотрят с укором.

– Ладно, – пообещал я, – сегодня выйдем гулять на полчаса раньше. И я тебе побросаю эту гадость.