Марат повертел головой, но Ежевика всего лишь зацепилась взглядом за светящуюся точку на своём уже раскрытом планшете и не смотрит по сторонам.
– Выходит?
– Уже… к нашему кафе…
На фоне ярко освещённого солнцем широкого дверного проёма возникла тёмная рослая фигура, так изображают демонов Ада, выходящих в наш мир из преисподней.
Правда, когда Фраерман пошёл через зал, то и рост не выше среднего, и в лице, как и фигуре, ничего предвещающего беду, хотя этикам он кажется зловещим терминатором из недоброго будущего.
В перестройке организма зашёл ещё дальше Марата, из-за чего и стал для него кумиром, даже блестящие догадки и реальные достижения в нейропрограммировании отодвинулись на второе место.
За пару шагов до нашего стола вскинул обе руки в приветствии, совсем не похожие на синтетические, хотя, конечно, керамика и пластик от плеч и до кончиков пальцев, но в рубашке с длинными рукавами, в модных джинсах, а кроссовки от Анны Тои полностью закрывают титановые ступни с гибким керамическим покрытием.
Ему пришлось начать раньше, чем Марату, потому уже успел миновать стадию хвастовства синтетическим телом. Тем более только руки-ноги, да ещё глаза, а так внутренности людские, хотя половина изготовлена на принтере из его же стволовых.
И, конечно, на аккумуляторах почти весь, только мозг и ряд внутренних органов в этот переходный период пока ещё требуют обычной еды, но старается заменить искусственной, соками, пастами, гелями, Рахметов двадцать первого века.
– Что хотел? – спросил он сварливо. – Ты же знаешь, я только по видеосвязи… Исключение сделал не для тебя, морда. Марат настаивал, да твоя Ежевика из-за его плеча очень уж жалобно что-то пищала… Что случилось?
Ежевика сказала торопливо:
– Ты сядь, а то ноги у тебя железные, кто знает, когда рассыплются. Хочешь апельсинового сока? Или у тебя желудок заржавеет?
– Желудок ещё свой, – сказал Фраерман с жалостью, – но над этим работаем. Так что случилось?
Он сел достаточно ловко, хотя всего два дня тому сменил ножные протезы на новую модель, мотивируя тем, что данные от природы уже не апгрейдишь, а эти можно менять сколько угодно раз и каждый раз ставить всё совершеннее.
Ежевика держится лучше меня, я то и дело ловил себя на том, что смотрю с жалостью. Медицина не такая уж и беспомощная, он был обречён ещё во младенчестве, но выходили, тогда же стало понятно, что не дотянет до старшей группы детского сада, нейродегенерация уже начала набирать ход. Но медицина тоже не стоит на месте, отказывающие работать органы успешно заменялись сперва донорскими, а потом искусственными.
И вот теперь ему тридцать восемь лет, и всё ещё жив, хотя ресурсы организма исчерпаны, а медицина в этот раз едва-едва успевает, нейрогенерация тканей поднялась уже до мозга и вот-вот начнёт отключать отдел за отделом.
– Апгрейд, – ответил я многозначительно. – И поле для новых апгрейдов!
Он улыбнулся, протянул через стол руку.
– Привет, Артём. Давно не виделись.
Ладонь и пальцы, пусть из металла, покрытого искусственной кожей, тёплые и почти мягкие, пожатие деликатное, никакого хвастовства нечеловеческой мощью.
На Марата взглянул очень внимательно и сочувствующе, как на собрата, что только вступил на сложный и пока ещё рискованный путь перестройки собственного организма.
– Так что хотел, – повторил он, – ясно и конкретно?
Голос его звучит ровно и приветливо, без каких-либо ожидаемых металлических ноток. Утраченный собственный сумел восстановить в цифровом виде, атрофия голосовых связок лишила его возможности говорить к концу первого курса, где мы сидели за одним столом, но теперь вещает получше любого диктора с Центрального телевидения.
– Есть разговор, – сообщил я. – Важный.
Он бросил взгляд по сторонам.
– Хороший выбор. Здесь скоростная подзарядка. Шесть-джи внедрили раньше, чем в нашем институте. Что значит, коммерсанты.
Ежевика спросила тоненьким голоском:
– Зарядка платная?
Он ответил с покровительственной улыбкой, словно большой и сильный терминатор берёт под защиту молодую пугливую самочку:
– Им щедро доплачивают из фонда поддержки новых технологий.
Она торопливо выскочила из-за стола.
– Тогда я займусь, а вы пообщайтесь!
Я молча кивнул, кафешка примыкает к стене научно-исследовательского центра, где работает Джин, автоматизирована до предела, что значит без персонала вовсе, на самообслуживании, так что Ежевика с великим удовольствием взяла на себя роль хозяйки, что принимает троих голодных мужчин.
Весело запорхала от одного принтера к другому, создавая горки сахарного печенья, хрустящего и рассыпчатого, загрузила все три кофейных агрегата, нужно три разных напитка, мужчинам по двойному эспрессо, а себе латте с пышно взбитыми сливками.
Я поглядывал на разочарованного Марата, его кумир не выпячивает свой киборгизм, но и не прячет. Кому надо, доказал, а остальные по фигу, сейчас просто живёт и вовсю использует мощь апгрейденного организма.
Кофе Ежевика подала нам на стол не сразу, как я ожидал, сперва бифштексы, хорошо и так умело прожаренные, словно в самом деле натуральные.
Я с трудом разжёвывал прожилки, Фраерман для прикола вполне мог мысленно подменить в заказе синтетическое мясо на говядину или баранину.
В некоторых хозяйствах всё ещё выращивают для этого коров, коз и овец, есть даже специализированные для любителей конины, курятины. Многие всё ещё предпочитают натуральное, хотя медики уверяют, что в искусственном мясе больше питательных веществ, витаминов и минералов, в чём нуждается организм.
Насчёт натуральности кофе я не сомневался, слишком терпкий и горьковатый. Искусственный намного приятнее на вкус, а взбадривает ровно настолько, насколько позволяет медбраслет на запястье, а тот вообще иногда корчит из себя Большого Брата и не советует употреблять то или другое таким тоном, словно запрещает под страхом сожжения на городской площади.
Пока жевали бифштекс, я присматривался к Фраерману заново. Он уже на втором курсе был прикован к инвалидному креслу, сейчас же просто орёл железноклювый. Не просто живёт, как говорят в народе, полноценной жизнью, а даже в чём-то опережает. Его мозгу не приходится тратить ресурсы на обслуживание сложнейшего животного организма, теперь это полязгивающий металлом киборг, как он называет себя гордо.
Конечно, ещё не киборг, да и непонятно, с какого момента называть киборгом, то ли когда и мозг заменим на позитронный, то ли с момента, когда запломбировали зуб заплаткой из металла.
Природа как будто извиняется перед неизлечимо больными детьми, давая им взамен общего здоровья прекрасно работающий мозг, авось, тот выровняет ситуацию, поможет, спасёт, вытянет. Как вон Стивен Хокинг, изуродованный болезнями и прикованный к инвалидному креслу, сумел сделать ряд ошеломляющих открытий в мире науки.
Фраерман, точно так же лишённый возможности играть и прыгать на детской площадке, сумел развить те отделы мозга, что поставили его в ряд сильнейших специалистов по нейроморфным сетям.
Сейчас, когда его звезда наконец-то взошла, уже крутит носом, выбирая где и с кем работать, вон как смотрит уверенно, спина прямая, какие-то имплантаты и в неё всобачил, при разговоре двигается почти по-человечески, вертит головой и двигает руками. Хотя, конечно, если хорошо присмотреться, что-то механическое заметить можно, слишком всё математически точно, но без этой механики сидел бы с перекошенными лицом в инвалидном, даже говорить бы не мог по-людски.
Ежевика сняла с поддона кофейного аппарата три большие чашки с чёрным кофе, кивнула на сахарницу.
– Кому сколько?.. Джин, вам с молоком?
– Обижаешь, деточка, – ответил Фраерман с достоинством. – Моего желудка хватит ещё лет на семь!.. А за это время я и до него доберусь.
– Сумасшедший, – сказала она, но поинтересовалась, – а на мозги железность как-то действует?
Он двинул плечами.
– Надеюсь. Вся кровь идёт в мозг, а раньше половина уходила в жопу. Так что по дефолту я умнее себя вчерашнего, ха-ха!
Я с некоторой опаской наблюдал, как он уверенно берёт хрупкую тонкостенную чашку из как бы венецианского фарфора, изготовленного в кладовке на принтере. Раньше осторожничал, а сейчас даже не смотрит, мозг уже наловчился управлять движениями металлических рук и ног в автоматическом режиме.
Ежевика напомнила:
– Сахар я уже положила!.. Две ложечки.
– Две, – сообщил он, – это в прошлом. – Мой неокортекс требует четыре, а вечером шесть. Так что не жадничай.
– Твой диабет, – ответила Ежевика задорно, – тебе бегать за инсулином.
– Я со своим уже договорился, – ответил он загадочно.
После первого же глотка я ощутил, как сердце застучало чаще, нагоняя волну крови в мозг. Хорошо, пусть работает на интенсиве, хотя в старости такое чревато инсультом, зато сейчас обеспечивает высокую работоспособность и даже до какой-то степени отодвигает деменцию.
К тому же к временам нашей старости уже и мы станем киборгами, заменив дряхлеющие части тела на неорганику.
Фраерман с нескрываемым интересом взглянул на меня поверх края чашки светящимися от линз нового поколения глазами.
– Слышал, тебя предложили директором в новый НИЦ?
Я вздохнул с облегчением. Фраерман заговорил на эту тему первым, а если не просто из вежливости или любопытства, то шансы на переманивание повышаются.
– Уже принял, – ответил я скромно. – Приказ подписан и вступил в силу.
– Ого!.. – сказал он с живейшей заинтересованностью. – Прикидываешь, с чего начнёшь?
– Уже знаю, – сообщил я. – Что-то нейроморфы притормозили в последнее время, не находишь?.. Хочу вывести на рывок.
Марат помалкивает, только смотрит на кумира восторженными глазами, Ежевика держит чашку обеими руками и поглядывает то на Джина, то на меня быстрыми смеющимися глазами.
Он поинтересовался:
– А есть с кем?.. Это в народе считают, что если лучше финансировать, то сразу всё пойдёт быстрее. Но где взять новых нейроморфников?..
Я ответил вежливо:
– Переманить из таксистов, так народ полагает. А ещё из кассиров, их как раз почти везде поувольняли.
Он победно заулыбался:
– Да и таксистов не осталось, безтаксистники рулят. Разве что из школьных преподавателей?.. Или уборщиков улиц?..
– В том и проблема, – ответил я с неудовольствием. – Все, кто может работать в научной сфере, уже работают. Даже студенты. Хотя безработица по стране растёт, но в ней не те кадры, которые может использовать. А переучивать таких бесполезно, извини за нелиберальные взгляды.
Он отмахнулся.
– Я демократ, но не либерал. Можно ещё?
Он осушил чашку в два быстрых глотка, словно и во рту всё покрыто жароупорным, протянул Ежевике.
– Сделай покрепче… Артём, а если серьёзно, насколько в самом деле велики твои полномочия?
Я ответил с некоторым беспокойством:
– Почти диктаторские. Могу принимать на работу кого угодно и увольнять без объяснения причин… лишь бы они были. Сейчас отрасль в такой жопе, что закроют глаза на некоторые не слишком заметные нарушения.
Он оживился, хотя старается не показывать вида, но я заранее настроился ловить малейшие признаки, и с замиранием сердца ощутил, что червячка забросил толстого и жирного.
– Ого!.. – произнёс он чуточку живее, чем обычно. – Ты серьёзно?
О проекте
О подписке