Глава 3

Николай в глубокой задумчивости барабанил пальцами по крышке стола. Неплохой гитарист, у него там, где у других подушечки, костяные наросты, звук получался таким, словно с горы на асфальт сыплется крупная галька. Скоффин недовольно хмурился, ерзал, наконец подтолкнул его локтем.

– Ты что, нервный?

– Я? – удивился Николай. – С чего взял?

– А чего галопируешь по столу? Пойди побегай вокруг дома!

Николай посмотрел на свои широкие ладони, со стола убрал, но сказал снисходительно:

– Нервный не тот, кто вот так барабанит, а тот, кого это раздражает. Этот вообще псих!

Кулиев наконец произнес задумчиво:

– Все верно, никто нам не поможет, кроме нас самих.

– Это хорошо, – ответил Секира бодро. – Пусть помогают. А где они живут?

– Кто? – удивился Кулиев.

– Да эти нассамихи. Хоть раз почувствовать себя голодающим негром, которому помогают, помогают, помогают…

Скоффин сказал раздраженно:

– Это неграм помогают, потому что они никому не соперники! А нам хрен кто поможет. Еще и притопят. Так что либо сами выбираемся, либо тонем.

– В этом, в выгребной яме, – ехидно сказал Николай.

Скоффин сказал еще недоверчиво, но я видел, что начинает загораться:

– Хорошо, но все мы программеры… А для игры, как догадываюсь, этого маловато.

– Тепло, – сказал я. – Обычно эту истину не могут понять даже в могучих студиях, где ворочают миллиардами. Игру по пять лет делают программеры, а потом хозяин не понимает, почему никто не играет в их заранее разрекламированный хит. У меня есть знакомый писатель, талантливый, злой и острый. Уже три года в хит-парадах первый. Правда, старый, ему сорок два года, но с виду не скажешь. Он еще и на велосипеде ездит, сам видел.

Кулиев спросил осторожно:

– А почему такой захочет работать с нами? Или его не печатают?.. Тогда на фиг он нам?

– Как раз печатают, – заверил я. – Огромные тиражи! Но настроение у него хреновое, все говорит про закат бумажных книг. Гонорары его падают из-за пиратства… Словом, уже говорил мне, что его профессия отмирает, как отмерли ямщики и трубочисты, надо б присмотреться к чему-то поперспективнее… На этом можем заарканить.

– Сорок два года? – фыркнул Кулиев. – На фиг ему что-то перспективное? Скоро в могилу пора!.. Когда такому переучиваться?

Скоффин возразил:

– А нам какое дело? Если окажется удачным членом команды? Лишь бы свое дело знал. А переучиваться ему особо и не надо. Он и будет писателем, а не программером.

– Свое дело знает, – заверил я снова. – Завтра же с ним переговорю. Нет, сегодня позвоню, а завтра встретимся. Железо надо ковать, пока драйвера на месте.

Они завозились, Скоффин зажужжал кофемолкой. Впервые за годы наших встреч для кайфа и балдежа пиво забыто, корюшка не сжевана. Взбадривающий запах кофе поплыл в нашу сторону сперва от кофемолки, потом от плиты. Я видел, как начали оживать лица, глаза заблестели, мы как будто начали снова пробуждаться к жизни, ибо то, чем жили, – не совсем жизнь, а безбедное существование людей, у которых совершенно нет ни амбиций, ни запросов.

Кулиев спросил неприятным трезвым голосом:

– А где возьмем денег?

Вопрос повис в воздухе, тишина встала напряженная и неловкая. Все старались не встречаться друг с другом взглядами.

– Самый лучший вариант… – заговорил я осторожно, – это не брать денег вообще. Это идеальный вариант. Мы достигли того уровня жизни, когда для существования нам нужно поработать полчаса в день. Яхты так не купишь, зато жить можно почти на халяву. Но я понимаю, что все мы из того теста, что если уж работать по несколько часов в сутки, то все предпочли бы ежемесячно получать твердую зарплату. Верно? Верно. Но, как сами понимаете, чтобы получать зарплату, мы должны продать игру заранее. Отказаться от прав на нее полностью.

Я умолк, ждал реакции, они все так же переглядывались украдкой, елозили взглядами по столу. Скоффин сказал с нервным смешком:

– Володя, ты очень хорошо обрисовал ситуацию. Мне кажется, лучше синица в кулаке, чем в другом месте. В смысле, лучше небольшая зарплата каждый месяц, чем ожидание большого куша в далеком будущем.

– Верно, – согласился Кулиев. – Правда, игру надо еще продать. В смысле, подыскать инвестора.

Я провел взглядом по остальным. Секира ухмыльнулся, Скоффин смотрит прямо и бесстрашно, он так всегда скрывает растерянность, заговорил дотоле молчавший Ворпед:

– Зарплата, хорошо… но, как Володя верно сказал, мы ее и так получаем. А кто не зарплату, то все равно… получает. Вон Алексей подчитерил в Варкрафте, сто долларов за вчера заработал. А всего минут десять бота гонял, лут собирал. Ему зарплата мало что добавит. Как и мне, честно говоря.

Я переспросил:

– Ты за то, чтобы все права оставить за нами?

Он кивнул:

– Да. Я могу поработать на энтузиазме. Все равно время улетает на какую-то хрень, а утром только голова болит, и в горле кактус…

– Я тоже, – сказал Секира. – Только это не на энтузиазме. Просто выдача денег отсрочена. А приблизить или отдалить срок – зависит от нас.

Скоффин усмехнулся:

– И размер стопки денег! Я что-то слышал насчет пачки толщиной с тележное дышло, как мечтал О.Генри, но теперь это уже не деньги. А вот бы пачку, чтобы заткнуть пасть бегемоту… Лучше нильскому, они крупнее.

Он начал раздвигать пальцы, прикидывая размер стопки, а в глазах замелькали цифры, как в окошке калькулятора. Кулиев, поколебавшись, сказал:

– Я тоже бы рискнул… насчет отсрочки. Но только какие-то начальные инвестиции все равно потребуются. На мощный сервер, на отладку…

Скоффин хохотнул.

– Ты еще скажи, на покупку лицензионных программ! В инете есть все. А начать можно и на наших компах. Что-что, а компы у нас самые мощные. И видюхи меняем, как только, так сразу.

Кулиев кашлянул, все моментально повернули к нему головы. Молодец, мелькнуло у меня. Парень моложе всех, но уже умеет себя поставить. Из-за того, что никогда не высказывает резких суждений, выглядит умным и рассудительным, к его мнению начинают прислушиваться.

– Кстати, – проговорил он медленно, – я хоть и сторонник демократии, но я понимаю, даже в нашем коллективе анархистов должен быть руководитель, генерал, босс, шеф. Вы как хотите, но я вижу в этой роли только Владимира.

Я пробормотал:

– Почему меня? Скоффин лучше компы знает… Секира самый великий читер!

Скоффин помотал головой.

– Я тоже за Владимира. Понимаешь, дело даже не в том, что ты выдвинул эту идею, хотя уже только за это надо… но ты единственный, кто постоянно что-то делал.

Я поморщился:

– Не напоминай! Не было дела, которое я не провалил.

Скоффин погрозил пальцем.

– Были форс-мажоры. «Черный вторник» обрушил экономику всей России, не только твою фирму. А потом тебя кинули те, кому ты доверился. Но дело твое процветало. А потом тебя бабы подвели… Но все равно, даже сейчас, когда ты вроде разорен полностью, у тебя помимо этой квартирки на Тверской… уж и боюсь представить, сколько она стоит!.. скромненький такой особнячок со своим бассейном, теннисным кортом и гектаром земли… Никто бы из нас, у кого дела вроде бы хорошо, не отказался бы от твоей нищеты! Но главное, ты и сейчас барахтаешься, а мы плывем по течению, как говно какое…

Секира уточнил до жути трезво:

– Не плывем. Нас несет.

– И на каком повороте выбросит, – добавил Скоффин, – не знаем.

Они все смотрели на меня, я видел, как на лицах тех, кто вообще не думал пока о надсмотрщике, проступает то выражение, с которым принимаем решение идти к зубному врачу. Мучительно не хочется, но… надо.

Скоффин сказал со вздохом:

– Володя, мы тебе подсовываем здоровенную свинью, но ты пойми, что никто из нас роль пахана не потянет. Мы все хороши в оппозиции, чтоб погавкивать и критиковать…

– В этом и я хорош, – буркнул я. – В этом я вообще орел.

– Но ты еще и работать умеешь! Организовал четыре фирмы, четырежды тебе подставляли ножку, но ты поднимался из нокдауна. Давай поднимайся и сейчас. Заодно и всех нас поднимешь. Надоело перебиваться читерством. Было бы мне одиннадцать лет – гордился бы, но в двадцать четыре… гм, надо что-то такое, чтобы сам себя уважал.

Он смущенно разводил руками. Я посмотрел на других.

– Хорошо. А то сам завел разговор, а сам начинаю интеллигентничать… Итак, беремся. Беремся со всей дури, а то если начнем с прохладцей, то это затянется на сто лет… а потом другие дела найдутся. Будем стараться сделать все одним рывком…

– Рывок на три года? – сказал Скоффин скептически. – Пусть даже на год?.. Володя, люди теряют энтузиазм через пару недель.

– Знаю, – огрызнулся я. – Но я планирую у всех перед мордой повесить такую морковку… что и сам за нею побегу! Это уже не энтузиазм, а рынок. Если игра получится, это уже будет не игра, а байма. Мы отхватим куш в десятки миллионов долларов. И мечта о сумке с миллионами осуществится. Только не придется с нею прятаться, а, напротив, можно все выставить напоказ перед бабами! Ну, я говорю о Николае, а так вообще можно и не только перед бабами. Не украли, а заработали. Своим умом.

По их лицам видно, что этим хвастаться хочется больше всего. Хотя деньги везде одинаковые, но как-то на перепродаже зарабатывать не так хочется, или на читерстве в особо крупных размерах. Хочется не только крупный и вполне легальный бизнес, но и уважаемый именно в наших кругах: высокие технологии, инновации, венчурность, изобретения…

Скоффин пошарил по полкам, довольно охнул, отыскав запасы сдобного печенья. Хорошо упакованные в вакуумной оболочке они могут ждать годами, пока о них вспомнят, и не потеряют ни свежести, ни вкуса. Хрустя целлофаном, распечатывал, выкладывал на широкую тарелку с низкими бортами. Кулиев молча и как можно незаметнее убрал пиво и остатки рыбы, как-то сразу ощутилось, что они здесь неуместны. Более того, у каждого, как чувствую по себе, растет ощущение, что это, мол, мы так опустились: пьем пиво, жрем рыбку…

Я молчал, собираясь с мыслями. Помню, в детстве читал рассказ какого-то англичанина, кажется, Ликокка, там он идет с двумя знакомыми дамами, в это время мимо проносится роскошный автомобиль, и одна говорит с глубоким сочувствием:

– Генри поехал… Бедный… Он полностью разорился на последней сделке с нефтью…

– Да, – поддержала вторая, – он потерял все, несчастный.

– Как он теперь будет, не представляю…

– Он разорен, полностью разорен…

Герой рассказа вступил в беседу и поддакнул:

– Бедолага. Теперь ему придется расстаться и с этим авто?

– Да, – подтвердила дама, потом задумалась и сказала: – Нет, вряд ли. Он к нему слишком привязан.

– Да, – сказала вторая, – есть вещи, с которыми не расстаются.

И дальше герой узнал, что бедный Генри и с яхтой за сто миллионов долларов не расстанется, он ее слишком любит, да и спортивный городок в Лос-Анджелесе не продаст, он сам его проектировал, и рыболовецкую флотилию вряд ли продаст, сам когда-то служил матросом… Да и с заводом по производству тракторов не расстанется, любит деревню…

У меня, конечно, после разорения не осталось яхты за сто миллионов, я в самом деле потерял практически все, то есть все капиталы, но осталась эта квартира, два автомобиля, коттедж в ближайшем Подмосковье и недостроенный двадцатиэтажный дом в Подольске. Через три месяца его вроде бы примет госкомиссия, но квартиры продавать уже можно. Просто цены в Москве на жилье растут по десять процентов в месяц, все время откладываю массовую продажу, а все по одной, по две…

Это солидный запас вложенных денег, который можно перевложить в игру. В Юбисофт или в НСсофт это не сочли бы за большие деньги, но для неизбалованных российских разработчиков это вполне, вполне. Я слушал разговоры, уже знаю, к чему придут, не маленькие, и вот наконец Николай вздохнул, помотал головой.

– Как хотите, но я на голом энтузиазме долго не проработаю. Слабый я! И хорошо это знаю. Уже не раз прокалывался.

– И я, – поддержал Скоффин. – Слушай, Володя, у тебя ж остались деньги. В смысле, вложенные во что-то. Как насчет того, чтобы выплачивать нам зарплату… э-э… скажем, по минимуму?

Я оглядел остальных, Кулиев смотрит на Николая и Скоффина осуждающе, Ворпед с одобрением, Секира морщит лоб, еще не придя к решению.

– Если я буду платить вам, – ответил я, – то собственником баймы становлюсь я?

Николай запротестовал:

– Ну да, мы будем вкалывать, а ты все загребешь?

Я отпарировал:

– А если все рухнет? Вы ничего не потеряете, зарплату получали, а я потеряю все вложенные в это дело деньги.

Скоффин сказал рассудительнее:

– Погоди, Николай не говорит, чтобы ты оплачивал его рабочий день по полной ставке. Насколько я понял, он говорит о минимуме. То ли прожиточном, то ли еще каком. Но мы все равно будем стремиться закончить байму и получить за нее деньги. В этом случае мы тоже должны что-то получить помимо зарплаты. Ибо только за минимальную зарплату и я работать не стану.

– Хорошо, – сказал я, чувствуя себя в своей стихии. – Что вы хотите предложить? Вернее, получить?

Ближе придвинулись и Ворпед с Николаем, в денежных вопросах обычно молчаливые до застенчивости. Пошел разговор горячечный и бестолковый. Я удивлялся их наивности, а ведь когда работают с прогами, то эта такая круть, что все президенты всех стран перед ними просто мелкие мыши. Сейчас же ну как дети, почему-то уверенные, что им все должны дать просто вот так задаром. Как давали когда-то папа и мама. А государство вообще-то должно их кормить, учить, лечить и развлекать за какие-то свои деньги. Которые, видимо, государству все время с марсианского НЛО падают.

– Ребята, – сказал я проникновенно, – так мы ни до чего и не договоримся, так что предлагаю эту тему оставить вообще. И разговор считать несостоявшимся. Вы хотите и рыбку съесть, и невинность соблюсти. Теперь я понимаю, почему крохотная Корея завалила мир онлайновыми играми, в которые режется все человечество, а огромная Россия, кроме тетриса, ничего не создала. Давайте забудем этот разговор. Костя, там еще осталось пиво? Ну его на фиг этот кофе…

Кулиев молча вытащил и подал мне зеленую прохладную баночку. Все молча поглядывали, как я отсел на диван и включил жвачник. Скоффин провел ладонью по лицу, нервно засмеялся.

– Да, ты прав. У нас главное: почему тот козел работает меньше, а получает больше? И не докажешь, что тот козел работает не меньше, а больше. Все мы ревниво следим, чтобы не переработаться… А корейцы пашут, вот они коллективисты. Я приношу свои извинения за чрезмерную русскость. Прошу Володю написать договор, я его подпишу.

Я молча наблюдал, как на широком экране Ван Дамм месит проклятых русских дебилов, переключил на другой канал, там Сталлоне гасит русских идиотов, поморщился и переключил дальше, но там агент ноль-ноль-семь долбит русских придурков, заодно на захваченном у русских танке разносит Петербург. Пощелкал дальше, но везде русских отморозков… а русских, видать, кроме дураков, козлов и полных идиотов вообще нет, мочат пачками Брэд Пит и масса третьестепенных актеров, а русские козлы у них только в качестве вяло передвигающихся мишеней…

Скоффин повторил:

– Володя, пиши договор.

Раздался голос Николая:

– Он прав, пиши договор. Что это с нами?.. Как будто ты враг какой, а мы торгуемся, сколько атомных подлодок уничтожить.

Я пожал плечами:

– Знаете, я написать могу. Но уже вижу, что, если подпишу эту глупость, это будет мой крупнейший провал. Вы сами знаете, какие из вас работнички.

Договор все, однако, читали внимательно, хотя я все изложил на половине листка в терминах, которые другого истолкования не допускают. Создается закрытое общество с ограниченной ответственностью, доли распределены в процентах, мне – пятьдесят один, всем остальным – сорок девять.

Скоффин вздохнул.

– Ну вот и закончили это неприятное дело. Вообще-то мы очень уж русские: или все или – ничего! Я ведь готов был работать бесплатно. А потом что-то гаденькое проснулось и подняло голову: а почему этот козел загребет себе половину, а нам достанутся мелкие проценты? Понимаешь, не потому, что мне мало, а потому, что тебе – много!..

Кулиев сказал с неудовольствием:

– Ну при чем здесь русские? Анекдот про корову соседа у всех народов родной. Просто другие уже научились сдерживаться, а у нас система «равенства в оплате» рухнула совсем недавно. Мы еще там, в социализме. Володя уже успел выкарабкаться, а мы еще нет. Но сейчас договорились, договорились! Где поставить подпись?

– Вот здесь, – сказал я, – и здесь. И вот здесь. На всех экземплярах. Так надо, ребята.

– Да верим, верим. Когда начнем?

– Сейчас, – ответил я. – Немедленно! Пока энтузиазм не выветрился.