Глава 28

Дверь распахнулась, на пороге возник высокий и широкий в плечах воин, тонкий в поясе. Лицо его было в тени, только железо шлема и доспехов блестело под светом факелов, но Мрак еще по шагам не только видел княжеского сынка, но и чувствовал по запаху его злость, его жажду вбить его, Мрака, в половицы, стереть с лица земли.

Некоторое время оба внимательно рассматривали друг друга, не двигались. Потом рука сынка, то бишь Святобоя Длиннорукого, двинулась к рукояти меча. Мрак качнул головой:

– Здесь?

Налитые бешенством глаза сынка обежали помещение. На лавках крепко спали Олег и Таргитай. Таргитай посапывал, чесался, не просыпаясь, Олег мерно шлепал губами, словно твердил колдовские слова, все учился, сердешный. Из-за дощатой стенки несло кислым запахом дешевой бражки, за ней кто-то возился, стонал, стенка выгнулась, будто с той стороны уперлись спиной.

– Там есть пристройка, – ответил Святобой негромко сильным мужественным голосом воина, привыкшего к звону мечей и стуку стрел по щитам. – Слева от входа.

– Там хлев.

– Хлев слева, – сказал сынок с невыразимым высокомерием воина, который все заметил и все учел, – а справа пусто.

– Сойдет, – согласился Мрак. – Лучше синицей по рукам, чем журавлем по морде.

Сынок медленно повернулся, Мрак выждал, чтобы отошел на пару шагов, дабы не подумал, что удар будет в спину, медленно двинулся следом. Спина у сынка прямая, кольчуга плотно охватывает широкие плечи, но под металлической чешуей двигаются не лопатки, а широкие бугры. А по тому, как вздувают кольчугу, понятно, что это не жир, и даже мясом не назвать, что-то твердое, вроде толстых жил, но жил там нет, значит, мышцы, что по крепости мало чем уступают дереву…

По дороге встретили челядина, но тот спросонья даже не заметил, кто прошел мимо, и сынок без помех отворил дверь, прошел на середину и там остановился, повернувшись лицом к входу.

Мрак переступил порог. Сынок стоял в пяти шагах, Мрак, не сводя с него глаз, нащупал за спиной дверь, прикрыл и так же на ощупь отыскал засов и с легким стуком задвинул железный язык в петли.

Оба смотрели друг на друга оценивающе. Святобой перевел взгляд на секиру за плечами Мрака. Мрак понял, медленно вынул секиру из петли, замахнулся, успел увидеть страх на лице княжеского сынка и с силой вогнал острием в бревенчатую стену, все еще наблюдая за лицом Святобоя, он так же неспешно расстегнул пояс с ножом, швырнул на лавку.

– Ну, – сказал он, – что же ты, княжий сосунок?

Святобой бросился молча, быстрый и сильный, как горный лев. Кулак Мрака встретил его на лету, глухо стукнуло, тут же скулу обожгло, он отшатнулся к стене, тут же получил такой страшный удар ногой в грудь, что пол и потолок трижды поменялись местами.

Он вскочил, увидел, как Святобой надвигается, как сверкающая гора, отпрыгнул в сторону, снова ударил, уже вкладывая в кулак всю свирепую силу, показалось, что ударил в толстое бревно, но под сжатыми пальцами хрустнуло, как яичная скорлупа.

Княжеский сынок отлетел, с такой силой ударился о стену, что бревна тряхнуло, из пазов посыпался пересохший мох. Но лишь тряхнул головой, молча и быстро прыгнул навстречу. Мрак едва успел уклониться, снова ударил, угодив кулаком прямо в зубы. Сынка отшвырнуло уже на другую стену. Бухнуло, словно дикий бык налетел с разгону, бревна загудели. На этот раз богатырь остановился чуть на дольше. Мрак даже успел подумать, что тряхнул княжеского любимчика как следует, однако, когда тот отклеился и пошел на него, пригнувшись и двигая огромными кулаками, Мрак дважды получил по плечам, несколько раз по локтям, и один раз от удара в скулу зазвенело в ушах.

Приловчился, подумал со злостью. Этот красавец в доспехах крепче, чем можно сказать, глядя на его одежку. Тогда как он отнесется вот к этому…

Отпрыгнул, еще отпрыгнул, а когда богатырь поспешно бросился добить, Мрак обрушил град тяжелых быстрых ударов. Один раз кулак умело зацепил губы, ощутил, как подалось мягкое, словно теплая глина, на пальцы сладостно брызнуло теплым, а рот красавца стал широким и красным.

Он отступил, лапнул себя за харю, там кровь, побледнел. Мрак надеялся, что княжеский красавец сомлеет, тот в самом деле качался, но когда Мрак увидел его глаза, в душе шевельнулось недоброе. Лицо сынка стало безумным, он бросился вперед все так же молча, но в лице была ярость зверя, что жаждет убить, разорвать, уничтожить.

– Ниче, – прохрипел Мрак, – мы только начали…

Дальше бились грудь в грудь, не сходя с места, ибо нельзя отступить перед таким бешеным напором, забьет, а княжий сынок пер и пер, кулаки мелькали, как крылья ветряной мельницы, сопел, как натрудившийся Змей, глаза налились кровью, бровь разбита, кровь течет изо рта, залила грудь, но бьется люто, Мрак чувствовал боль в руках, двигался все медленнее, одним глазом видел вроде бы хуже, догадался, что заплывает.

Сколько дрались, не помнил, знал наверняка, что бились долго, наконец сынок попробовал нагнуться и сбить противника всем телом. Мрак вовремя отпрыгнул, со всего маху ударил ногой, носком сапога угодив княжескому сынку в лицо.

От чудовищного удара тот дважды перекувырнулся через голову, грянулся о стену, та предостерегающе загудела, с потолка посыпалась сажа. Он лежал под стеной, ноги не держали, приходил в себя, а Мрак, вконец обессиленный, тяжело дышал, вытирал кровь с разбитой губы.

Пытаясь подняться, Святобой оперся о лавку, и его пальцы нащупали рукоять длинного ножа с его удивительно острым лезвием. Их глаза встретились, несколько мгновений он смотрел в злое лицо противника, потом встал, покачиваясь, нож остался на месте.

В плечо грубо ткнулось, он скосил глаза, его назойливо тыкала, явно просясь в руки, гигантская секира, которую этот лохматый вогнал в стену. Снова их глаза встретились, этот чужак далеко, достаточно шевельнуть рукой, и смертоносная секира окажется у него…

Несколько мгновений он смотрел в лицо врага, тот уже начал презрительно раздвигать губы, и Святобой, оскорбленный, что о нем могли такое подумать, выпрямился и сам усмехнулся, насколько позволяло разбитое и распухшее лицо.

– Не надейся, – прохрипел он, закашлялся, изо рта вылетели окровавленные зубы, выплюнул кровь, снова надменно улыбнулся щербатым ртом, где вместо передних зубов зияли кровоточащие ямы с развороченными краями. – Не надейся!

Они снова сшиблись на середине комнаты.

Олег проснулся в полной темноте. За крохотным окошком в ночи обильно падали звезды, предвещая не то войну, не то приход саранчи, не то большой урожай. Глухая ночь, но что-то смутно тревожило, сердце колотится, он застыл, прислушиваясь, а когда хотел опустить голову на лавку, стену из толстых бревен тряхнуло. Донесся тяжелый удар, словно невидимый великан бросал в стену камни из дальних гор.

– Тарх, – позвал он. – Тарх, ты спишь?..

В ответ слышался только мерный сап. Олег растолкал певца, тот пробурчал:

– Да спу я, спу! Чего тебе?

– Послушай. Что-то происходит.

Таргитай прислушался:

– Да вроде бы ничего.

– А ты послушай.

Судя по скрипучим звукам, Таргитай шевелит кожей на лбу, двигает бровями, добросовестно пялится в темноту. Стену тряхнуло, потом еще и еще. В темноте за стеной тревожно завыла собака.

– Ага! – послышался сонный голос. – Весь постоялый вздрагивает, словно буран бьет в стену кулаком. Помню, когда сидишь зимой в дупле, а снаружи такое разыграется, что все трещит, стонет, гукает, а ты сидишь и дрожишь, что ежели дерево переломится, то голым на снег… бр-р-р-р-р!.. Нехорошо.

В самом деле, толстенные бревенчатые стены вздрагивали с неровными промежутками, на столе позвякивали монеты в мешке Таргитая.

– Ветер, наверное, – предположил он.

– Да нет ветра…

– Тогда индрики под землей свадьбу играют, – сказал Таргитай в темноте. – Вот все, что сверху, и дрожит…

Олег в сомнении покачал головой. Может, и индрики, но он предпочел бы объяснение попроще. Странно, судьба дала мощь чародея тому, кто ненавидит все непонятное, чародейское, кто все старается понять, а тем самым разрушить чары.

– А где же Мрак?

– Видать, опять побежал в волчьей шкуре, – предположил Таргитай. – Эх, мне бы волком… А еще лучше – птицей! Хоть воробьем каким общипанным, и то счастье. А если бы таким страшилищем, как ты, я бы вовсе прямо в небе… помер… от вос… торга…

Голос его становился все тише, наконец на полуслове оборвался, Олег услышал ровное сопение, мощное и беззаботное, словно человечество уже спасли, пряники получили.

Стены дрогнули снова, с потолка посыпался мусор. На потолочной балке мявкнул большой страшный кот, хищно блеснули желтые глаза в полутьме. Снова грохнуло, в светильниках испуганно заметались языки огня.

Олег встал, нащупал в темноте плечо Таргитая, потряс:

– Кого Мрак оставил бдить?

Таргитай спросонья отбивался, наконец понял, что волхв не отстанет, раскрыл глаза, сел на лавке. В щелочку ставней заглядывал краешек луны, в бледном свете лицо Таргитая казалось мертвенно-бледным и вытянутым, как у утопленника.

– Какое бдить? – спросил он сердито. – Мы на постоялом или что?.. Или мы в лесу у костра?

– Но что-то творится!

– Змей сослепу налетел на крышу, – сказал Таргитай недовольно. – Ну и что?

– Змеи так низко не летают, – возразил Олег. – К тому же не на крышу, а на стену.

Грохнуло и тряхнуло сильнее, Таргитай сказал обрадованно:

– Нет, на крышу!

– Это сейчас на крышу, а тогда было на стену, – возразил Олег. – Что бы это значило?

Таргитай почесал голову, сказал виновато:

– Я не волхв… Чего мне до всего допытываться?

– Да и волхвы не до всего допытываются, – буркнул Олег. – Будь этот Змей… Черт, вот еще один!.. Что у них там, стая?.. И все головами о стену?

Таргитай предположил:

– Наверное, на огонь летят. Как бабочки на свет. Я слышал, что один злодей зажигал ложный маяк на берегу, корабли плыли туда и разбивались о подводные камни. А он подбирал их сокровища.

Олег усомнился:

– Какие у Змеев сокровища?.. Разве что в гнездах, там мы находили, верно. Но в лапах же не каждый несет! Пока насобираешь сокровищ, столько мусора нападает… Да и головами стены расшибут, если вот так… ого!..

– Вожак, наверное, – предположил Таргитай. – Вожаку положено быть крупным. Вон как Мрак у нас.

Стены вздрагивали иной раз совсем слабо, словно о стену бились головами Змеи-недомерки, подростки, но иногда чувствовались удары матерых тварей, даже стол ходил ходуном, а мешок с монетами в конце концов со звоном съехал на пол.

Олег с отвращением отмахнулся:

– Даже если стая, когда-то кончится?.. Ладно, будем спать. Завтра утром Мрак поднимет ни свет ни заря.

Он еще не договорил, а Таргитай уже ухитрился заснуть до того, как опустил голову. Стены вздрагивали, но уже реже и не так мощно. Успокоенный, Олег лег на свою лавку, накрыл лицо волчовкой, чтобы не засыпало мусором, долго лежал с открытыми глазами, наблюдая слабые пятна света в местах, где кожа начала протираться.

Стены вздрагивали все реже, почти убаюкивающе, он наконец ушел в беспокойный сон волхва, полный страхов и неуверенности.

Огромные черные волки гнались за ним по лесу, он убегал, ноги были как деревянные колоды, еле двигались, а волки настигали, настигали, а когда передний прыгнул, Олег вскрикнул и проснулся в холодном поту. Сердце колотилось, он дышал часто, словно в самом деле бежал, в ушах шумела кровь… но само тело в страхе сжалось, ибо отчетливо услышал тот самый далекий волчий вой.

Он вскочил, ноги дрожали и подгибались. Едва не опрокинув во тьме лавку с Таргитаем, бросился к отверстию в ставнях. Звезды исчезли, тучки затянули небо, но луна светит в разрывы ярко, двор пуст, а вой, что повторился, доносится издалека, со стороны леса. Правда, вой жуткий, волчий и не волчий, к тому же он, Олег, как всякий невр, достаточно знает язык серого братства, чтобы узнать призыв собраться в стаю для набега. И созывал не волк, даже не волк-оборотень, а человек-волк, что гораздо страшнее и опаснее.

Таргитай спал, будто не только коней продал, но и все на свете, разметался, рот приоткрылся так, что жаба или змея может забраться вовнутрь, чтобы вывести жабят или змеят… Олег с отвращением передернулся, хотя в мозгу тут же сказало трезво, что это просто брех собачий. Ни одна жаба или змея в животе человека жить не сможет, задохнется, если сам желудок ее раньше не переварит, как переваривает до неузнаваемости все, что в него попадет, а желудок певца такой, что и булыжники раздробит…

Вой повторился, на этот раз ближе, еще страшнее, ибо в нем было нетерпение охотника, который добычу не только чует, но уже и видит.

– Где же Мрак? – пробормотал он озадаченно. – Мы ж без него и по нужде не выходим…

За окном время от времени вспыхивал красноватый свет, тут же раздавался дикий вой, даже звериный вопль. Глаза привыкли, увидел множество желтых огоньков, что двигались парами, а чуть погодя различил и силуэты волков, чьи глаза светились отраженным лунным светом.

Во двор вбегали десятки, если не сотни страшных серых теней с горящими желтыми глазами. Самые близкие тут же пытались забраться в окна первого поверха, но ставни из толстых дубовых досок, а сверху еще набиты и широкие железные полосы, не всякий кузнец отдерет. Часть волков, судя по темным силуэтам, сгрудилась на крыльце…

Как раз в момент, когда Олег смотрел на эту шевелящуюся массу серых спин, там коротко полыхнуло. Странное багровое пламя охватило сразу троих, волки в страхе прыгнули в стороны, шерсть пылала, искры рассыпались по двору. Олег сжался, видя, как искры посыпались на клочья сена, сухую солому, но странный огонь держался только на волках.

Новые звери вбегали во двор, рыскали, огромные и страшные. В раскрытых пастях блестели острые клыки. Присмотревшись, Олег заметил у окошка, что рядом с крыльцом, свет. Сквозь широкую щель виднелся силуэт человека. Когда он взмахивал рукой, из щели коротко выплескивался огонь, а с крыльца раздавался волчий вой, полный ярости и обещания отомстить страшно и быстро.

– Старый волхв, – сказал Олег в удивлении, – как это он?.. Явно не Слово Огня, тот огонь сжег бы больше…

Верхний поверх был занят княгиней с ее челядью, но старый колдун либо не входит в их число, что странно, либо сам спустился вниз, чтобы сразиться с опасными зверями лицом к лицу. Или почти лицом к лицу.

Постепенно струи огня становились все короче, а волки уже не вспыхивали на крыльце, а только один, даже два подпрыгивали, пораженные огнем. В последний раз Олег увидел, как волк с горящей спиной бросился с крыльца, упал на спину, повозился, дрыгая в воздухе всеми четырьмя лапами, как пес на хорошую погоду, огонь исчез, и волк тут же бегом вернулся на крыльцо. Дверь затрещала.

Слабеет, понял Олег. Выстоять всю ночь вот так и молодой заморится. Таргитай так точно уже сказал бы, что пусть его лучше волки сожрут, чем всю ночь, не спавши, отмахиваться…

Он выждал, а когда, по его мнению, старый волхв должен был сказать свое заклинание, произнес Слово Огня. Во дворе вспыхнуло, как в солнечный день, затем в глазах стало темно, а во дворе… нет, далеко за двором взвыл дурным голосом волк. Со двора, однако, не донеслось ни звука.

Кляня себя за дурость, Олег поспешно промаргивался, ослепленные глаза видели только темноту, не скоро в лунном свете проступили очертания коновязи… странно изменившейся, колодца… Во двор вбегали новые волки, только теперь Олег ощутил сильный запах горелого мяса, паленой шерсти.

С лежанки донеслось смачное чмоканье. Таргитай плямкал губами, пальцы беспокойно двигались, отыскивая кусок мяса побольше, обязательно с корочкой, посыпанный лучком…

– Куда в тебя столько влезает, – сказал Олег с отвращением.

Таргитай сопел и плямкал, потом подвигал ногой и громко пустил ветер. Олег отступил, спасаясь от вони, снова с отвращением и бессильной злостью подумал о нелепейшей прихоти Рода – распределить силы так, что этот дурак стал богом… хотя Мрак на это сказал бы хладнокровно, что какой народ, такие и боги.