Глава 20

Таргитай почесал голову, ничего путного не приходило, он продолжал драть ногтями голову, хоть и нет умных мыслей, но приятно, просто приятно, и, почесывая сперва голову, потом спину, затем бока, медленно побрел обратно. Дверь неспешно отворилась, навстречу вышел Олег. Прищурился, внимательно рассматривал небо. Там в свете заходящего солнца грозно встали исполинские фигуры трех ратников, все в остроконечных шлемах, толстые, слегка размытые, но их видно было так четко, что Таргитай осмелился указать на них Олегу.

Волхв всмотрелся, наморщил лоб:

– Да, ты прав, завтра с утра дождь… Но малый, скоро кончится.

– А эти, – он указал пальцем, – эти, которые с мечами?

Олег скользнул равнодушным взором по тучам, перевел взгляд на дорогу впереди:

– А что с мечами?.. Как говорит Мрак, когда встретим, тогда и решим.

– Да нет, – возразил Таргитай, – я говорю о вон тех!

Олег проследил за пальцем Таргитая, с недоумением перевел взор на его раскрасневшееся лицо. Зеленые глаза волхва были внимательными, серьезными.

– О ком?

– Вон о тех! Разве не видишь?

Олег снова долго и добросовестно всматривался в облака. Вздохнул, пожал плечами:

– Нет.

– Ну вон же… Вон головы, шлем… Один стал еще крупнее… Голова, правда, съехала в сторону… зато у коня выросли рога… ага, еще и крылья…

Олег покачал головой:

– Тарх, тебе мерещится. Наверное, от твоего собачьего воя, который зовешь песнями. Там ничего нет. Одни облака.

Таргитай попытался объяснить:

– Так я ж и говорю про облака!

– Ты говорил про воинов, – нахмурился Олег.

– Да, но про облачных!.. Трое таких огромных, все в крови…

Облака неспешно двигались, подсвеченные снизу багровым солнцем, замирали в преддверии ночи, когда засыпает и таскающий их за собой ветер. Никаких огромных воинов, никаких хвостатых звезд, радуги, круга вокруг солнца или сияния, что можно бы заметить и как-то объяснить…

– Свихнулся, – сказал он с жалостью. – Ладно, на ночь дам отвару из полыни. Я сумел отвар сгустить так, что теперь это просто кашица… Не просто горькая, а кишки вывернет!.. Сразу любая дурь уйдет.

Мрак переговорил с подменышем, малец в самом деле кое-что сказал, а визжащая от счастья баба лезла со счастливыми слезами, слюнявила, хватала ребенка на руки и прижимала к груди, а то кидалась целовать руки Мраку, называя чудотворцем, волхвом-лекарем.

Олег ревниво сопел, наконец лег на лавку под окном, отвернулся. Мрак вскоре услышал тихий сап. Волхв из Олега, конечно, могучий, но пока не растерял умения засыпать как простой лесоруб.

Правда, его лицо и во сне оставалось напряженным, встревоженным. Он что-то шептал, дергался, Мрак на всякий случай подул в лицо, а то шепнет во сне что-нибудь, либо дождь из жаб, либо болото посреди села…

Таргитай вернулся чем-то озабоченный, вертел головой по сторонам, даже спросил Мрака, не видел ли тот уродливого детеныша. Мрак отмахнулся. Таргитай улегся с видом человека, который во второй раз спас или собирался спасти если не все человечество, то хотя бы друзей, о чем-то предупредив, от чего-то предостерегши.

Мрак не спал долго, а когда веки отяжелели, начали смыкаться, его зоркие волчьи глаза увидели вроде бы какую-то неясную тень над лавкой, где раскинулся Таргитай.

Там стоял маленький босой старик с длинной седой бородой, медленно водил руками над лицом дударя. Таргитай спал, посапывал, иногда дергал носом и двигал бровями, но лицо оставалось спокойным, зато лоб старика покрылся крупными каплями пота, а руки уже дрожали.

«Паскуда, – подумал Мрак мстительно, – сейчас я тебя схвачу. Ишь, вздумал поганые сны насылать, тварь ночная. Шуточки тебе, а дударь утром не сможет и свой мешок нести…»

Он услышал стон, остановился. Стонал не Тарх, а баечник. Мрак хорошо расслышал злость и отчаяние в голосе хозяина ночных снов.

«Так его, Тарх, – подумал Мрак злорадно. – Спи себе. Твою дурь никакими страшными снами не прошибить. Тебе везде и со всеми хорошо. Этот лопнет, пока к тебе достучится. Он же не знает, что ты по своей дури никогда ничего не боишься».

Утром, когда встали, печь уже гудела, как горн в кузнице. Раскрасневшаяся хозяйка открывала и захлопывала широкие заслонки, воздух был уже теплый, пропитанный запахами поджаренной гречневой каши, печеной речной рыбы, а когда Мрак плеснул в лицо студеной воды из кадки, за спиной загремело, застучало, в спину шибанул такой мощный аромат, что обернулся как ужаленный.

Хозяйка, покраснев от напряжения, ставила на стол огромный поднос с запеченными в сметане карасями, толстыми, как поросята, каждый в коричневой корочке. Мрак ощутил во рту хруст, даже вкус нежнейшего мяса.

На лавках зашебаршилось, Олег и Таргитай подхватились наперегонки, в глазах еще отголосок тревожных снов, но руки щупают невидимую рыбу.

– А?.. Что?.. Где?..

– Спите, спите, – кровожадно посоветовал Мрак.

Он сел за стол, даже не набросив на плечи волчовку. Могучие плечи поблескивали матово и грозно в полумраке комнатки с единственным окошком. Со двора раздавались тупые удары железа по дереву. Возле забора тощий мужик старательно бил поленом с застрявшим в нем топором о колоду, но топор завяз крепко, а мужик явно не из тех, кто, крякнув, молодецки выдернет топор просто силой рук.

– Мужик твой? – спросил он.

– Он, – вздохнула хозяйка. – Поддабривается. На бровях приполз… уже ночью. Сейчас будет и дрова колоть, и посуду мыть, даже бурьян начнет щипать, как соседская коза…

– До вечера? – поинтересовался Мрак.

– До вечера, – согласилась хозяйка.

– Это ничо, – утешил Мрак, – главное, чтобы человек был… м-м-м-м… что за чудо, а не рыба!.. хороший.

Таргитай и Олег, толкаясь локтями, устремились за стол. Коричневая горка была вся в трещинках, откуда выбивались острые как ножи струйки горячих запахов. Горка подрагивала, а когда Мрак хватал рыбину за рыбиной, обнажались еще более горячие, просто огненные, а одуряющие запахи били с силой боевого молота.

Когда с подноса так же быстро исчезли последние караси, хозяйка открыла вторую заслонку, и по комнате растекся густой пряный аромат жареного гуся. Таргитай счастливо завизжал, даже Олег сдержанно улыбнулся, но глаза оставались серьезными. Что-то не заметил во дворе гусей, а чтобы купить у соседей, надо иметь на что.

После гуся на столе появился кувшин с холодным квасом, а когда и тот опустел, хозяйка сказала тихо, с печалью:

– Спасибо вам.

– За что? – удивился Мрак.

– За тепло, за ласку. А больше всего, что сына вылечили! Заговорил мой птенчичек…

Олег поморщился, из Мрака лекарь, как из его… он даже в мыслях не стал подыскивать сравнение, а сам Мрак отмахнулся с небрежностью величайшего из лекарей:

– Да пустяки, ничего трудного. Это тебе спасибо. И твоему мужику.

– Нет, вам поклон, что не погнушались нашим ребенком. Все говорят, что подменыш, чего только не плетут, какие только гадости…

Мрак пробасил уверенно:

– Плюньте. Плюньте и разотрите. Какой же он подменыш, когда он выкапанный в отца? Да и на тебя похож. Вон губы точно, не ошибешься.

А Олег, который дотоле на ребенка посматривал с брезгливостью, добавил умудренно:

– А подменыш или не подменыш – разве в этом дело? Он ваш ребенок, вот и все. Мне он не нравится, верно. Но мне они все не нравятся. Я бы их всех передавил. Орут, носятся, что-то требуют, все ломают, пристают… Они все такие! Только одни ломают втихую, а этот… сидя на крыше, у всех на виду.

Стукнула дверь, на пороге появился хозяин. Сгорбленный, рубаха как на пугале, под глазом здоровенный кровоподтек. Впрочем, можно сослаться на щепку, ударила по морде, пока дрова колол, гостеприимство являл. Правда, колол явно ночью, уже опухнуть успело.

– Доброго здоровья, – поприветствовался он. – Как почивалось?

– Спасибо, – поблагодарил Мрак. – Мы хорошо отдохнули, сейчас дорога будет легка.

Он поднялся, Олег вскочил с готовностью, только опузыревший Таргитай сопел и жалостливо осматривал стол, не столько потому, что хотел есть, а когда ешь, то вроде при деле, не надо идти, бежать, прыгать, торопиться, слышать злые окрики…

Мрак с извиняющейся улыбкой кивнул на Таргитая:

– Это у нас бог.

Он сказал спокойным, даже равнодушным голосом, и хозяин решил, что ослышался:

– Мох?

– Бог, – поправил Мрак. – Хотя, если подумать…

Хозяин смотрел во все глаза, все еще не верил. Таргитай с задумчивым видом ковырялся в носу, его палец так выпячивал крылья, что кожа белела и едва не прорывалась, палец ввинчивался с усилием, взрыхляя запасы, твердые сверху, клейкие и тягучие под коркой, вытаскивал с торжеством, долго и внимательно рассматривал с таким довольным видом, словно отыскал залежи целебной горной смолы, бережно вытирал палец и снова принимался чистить многочисленные пещеры.

– Это ваш бог?

Мрак кивнул:

– Точно. Это наш бог. Эй, Тарх, почисть котел, уважь хозяев на дорожку. Вон сколько копоти налипло.

Таргитай поспешно вытер пальцы, торопливо ухватил котел. Голос Мрака не зря грозен. В самом деле, надо хоть в чем-то хозяевам вежество показать, ведь даже не заплатили за хлеб-соль, а также рыбу с гусем, да и ночлег. А на котле копоти набралось с палец толщиной.

Хозяйка тоже вытаращила глаза:

– Это бог?

– А что? – удивился Мрак. – Не боги горшки обжигают. Они, вишь, котлы чистят. У кого бог кровавый, жертв требует, а наш бог смирнее теленка. Им хоть полы мой.

Мужик помялся, сказал нерешительно:

– А может, это и хорошо, что у вас такой бог…

Олег торопливо собирал свой походный мешок, Мрак осмотрел секиру и сунул в петлю на перевязи, Таргитай все еще чистил котел, оттирал, но прислушивался, ибо когда оба двинутся к выходу, то котел можно бросить и недочищенным.

Мужик, не отходя от порога, мялся, поглядывал на жену. Она пожала плечами, отвернулась, оставляя его решать какую-то задачу самому. Он боязливо посматривал на огромных невров, наконец решился, подошел ближе:

– У вас, я вижу, длинный путь…

– Не близкий, – согласился Мрак.

Хозяин сказал еще тише:

– И еще я вижу, что люди вы… гордые. Никому не кланяетесь, спины держите прямо. Потому я боюсь обидеть вас, но я ж чую, что с пропитанием у вас прохудилось. Я мог бы дать в долг несколько золотых монет…

Мрак с готовностью протянул руку, а Олег спросил непонимающе:

– А как же отдадим? Мы этой дорогой вряд ли вернемся…

Мужик закряхтел в неловкости, вроде бы все понятно, но гости какие-то странные, но третий из них, самый молодой и золотоволосый, с виду не самый умный, сказал красноволосому с удивлением:

– Олег, но это же совсем просто!.. Мы отдадим кому-то по дороге, пусть даже в чужих землях, отдадим тому, кто нуждается, тот отдаст другому, и так золотая монетка… пусть даже уже не монетка, вернется сюда!

Олег все еще двигал морщинками на лбу, старался понять речь дурака. Как всегда, старался все понять, а Мрак уже принял горсть золотых, ссыпал в калиту, а одну подбросил. Сверкая в воздухе, она остановилась в высшей точке, потом понеслась вниз. Мрак подставил ладонь, но быстрые пальцы Олега перехватили чуть раньше. Зеленые глаза зажглись любопытством, а рыжие брови поползли вверх.

– Это ж из какого царства?

– А кто его знает, – ответил хозяин с неловкостью.

– Да это я так, раньше такой странной чеканки не видел.

Хозяин потупился:

– Нам все равно, из какого кургана… Лишь бы помогало добрым людям.

Мрак хлопнул его по плечу:

– Спасибо. Наш певец прав: добро, запущенное однажды, рано или поздно вернется. Даже если обойдет весь свет.

– Не в этой жизни, так в другой, – добавил Олег вполголоса.

Он поклонился хозяевам, отступил, со двора пахнул свежий влажный воздух. Ночью прошел мелкий дождик, крупные капли еще покачивались на широких листьях лопуха. Солнце тускло просматривалось сквозь тучи, но на юге синело чистое, отмытое небо.

Таргитай и Олег, поклонившись хозяевам, пошли к калитке, в двух полетах стрелы темнел мрачный и дремучий лес. Над деревьями взлетели вспугнутые кем-то вороны, верхушки раскачивались, словно по лесу катился огромный валун.

Мрак задрал голову, прищурился от проглянувшего сквозь тучку солнца. Труба на месте, булыжники торчат из глины хоть и грубо, но потолстевшая труба стоит крепенькая, от ветра не свалится.

Он улыбнулся и, прежде чем догнать изгоев, помахал рукой. Распустили своего упыренка, а ребенок должен крепкую отцовскую длань чувствовать. А какая строгость от мужика, что из корчмы не вылезает, а потом с поджатым хвостом по дому суетится, топор на ноги роняет? Зато если дитенку не вытирать ежечасно нос, а вручить полезное дело, то будет горд и счастлив да еще попросит.