Глава 3

Автомобиль сорвался с места достаточно быстро, хотя теперь замечаю такие мелочи, как усиленная работа мотора и на долю секунду замедление при старте. Мне достаточно рассчитать толщину брони и ее вес, так как все типы автомобилей с их точными характеристиками выпрыгивают перед глазами по первому требованию, и уже знаю, какой сорт стали пошел на обшивку и почему в толстых стенках совершенно нет незаполненных пустот.

Эти электромобили хороши уже тем, что в них в самом деле навставляли много всяких гаджетов для безопасного вождения, а еще освободилось место там, где раньше находился двигатель внутреннего сгорания. Постороннему трудно поверить, что здесь прямо в обшивке упрятаны «глок», автомат «вал», винторез и даже по лаунчеру с каждого бока.

Она поглядывала на меня искоса, наконец поинтересовалась:

– Ты как?

– В сомнениях, – ответил я.

– Понимаю, – сказала она. – Еще как понимаю.

Я сказал со вздохом:

– С выявлением похитителя гранта нам просто повезло. Не только мы растяпы в этом деле, но и похитители… гм… один достаточно умелый микробиолог, но вор из него хреновый, другие – профессионалы совсем не в таких делах. Да, умеют десантироваться ночью на крыши казарм с террористами, но такое умение слабовато помогает раскрывать настоящие загадки, а их в жизни все больше и больше. Сама жизнь – загадка, не знала?

Она буркнула:

– Не задумывалась. Хочешь сказать, в другой раз можем столкнуться с настоящими профессионалами?

Я переспросил:

– Мы?

– Разве мы не вместе?

– Разве в те моменты, – сказал я, – когда будешь мне спинку чесать. Не «если», а «когда». Насколько я понял, мне предстоит всего лишь разговор с очень умным, как сказал твой начальник, человеком. А так как у вас там собственных умных даже начинать искать не стоит, то решили обратиться к доктору наук на стороне.

Она сказала с презрением:

– От скромности не умрешь!.. Даже экземы не будет.

– Жаль?

– Еще как! Вообще-то я раньше докторов наук представляла иначе.

– А я представлял иначе силовиков, – сообщил я. – Без сисек. Даже у тебя их сперва не увидел, помнишь? Так что квиты. Вообще-то мне рекомендован полный отдых… Никакой мозговой деятельности. А раз так, то вполне могу помогать в ваших расследованиях.

Она покосилась с заметным подозрением.

– Звучит как-то не очень… лестно.

– А что? – удивился я. – Вы же силовые структуры! У вас пистолеты и дубинки, зачем еще и…

Я умолк, она закончила саркастически:

– …мозги? Нам мозги совсем не нужны? Совсем-совсем?

Я сказал примирительно:

– Без обид, я не хотел сказать, что силовым структурам мозги не нужны совсем.

– Ну-ну?

– Иначе вы бы и ложкой не умели пользоваться, – пояснил я, – и штаны бы надеть не удалось.

Она сказала с едкой ноткой:

– А кто сказал, что умеем ложкой? Нет, прямо из мисок хлебаем. А кто-то и вовсе лакает. И штаны нам надевает целый штат санитаров… Свинья ты распоследняя!

Руль крутнула с такой силой, что инерция едва не расплющила меня о стенку автомобиля, все-таки гравитация в девять с хвостиком великовата. Когда у нас будет выбор, предпочту планету с гравитацией в семь, влажностью поменьше, давлением… хотя вообще-то сингуляру все эти мелочи будут по фигу.

Автомобиль скрипнул тормозами и замер перед подъездом старинного вида здания с колоннами, портиком и лепными фигурками по бокам и над дверью. Да и сама дверь хоть и металлическая, но сверху донизу покрыта барельефами сценок на мифологические темы.

– Фух, – сказал я с облегчением, – а я думал, заложила такой поворот, чтобы от меня избавиться.

Она смерила меня презрительным взглядом.

– Ты все еще такой нежный?

– А то!

– Но бицуха вроде бы стала толще.

– Моя бицуха в мозгах, – напомнил я. – Я интеллектуал, мать вашу. Эстет. Культуролог нового поколения, который старую культуру похоронит, а новую не заведет ввиду ее ненадобности.

Она вышла молча, даже не изволив возмутиться такой наглостью, что вовсе не наглость, если подумать. Сингулярность уже рядом, как сказал Курцвейл, но люди предпочитают жить во вчерашнем дне и полагать, что и завтра будет то же самое, только «лучше», а лучше для них, когда морды шире.

Я захлопнул за собой дверцу, и автомобиль всего лишь чуть отодвинулся, даже не подумав искать стоянку. Впрочем, если это то самое управление, о котором думаю, то все должно быть наготове и близко.

– Какой памятник старины испохабили, – сказал я скорбно. – Этот дворец для своей любовницы, балерины Императорского театра, построил промышленник Юрий Староконюший!.. Он сразу стал достопримечательностью…

Она перебила:

– А сейчас ты скажешь, что здесь бывали в гостях у балерины Комиссаржевской Репин, Чехов, Толстой и даже Чайковский?

– Кроме Чайковского, – согласился я. – Он не бывал, так как был в контрах с Репиным, а тот отсюда не вылезал… Зато бывал Мусоргский. И, кстати, Комиссаржевская не балерина, а хорошая такая актриса Малого Императорского театра.

– Гад, – сказала она в сердцах, – сколько же мусора в головах у людей!.. А еще доктор наук! Вот куда уходят народные деньги… Иди быстрее, не рассматривай!

Я поднялся на крыльцо, она идет сзади, как конвоир, контролируя каждое мое движение, вдруг упаду в обморок от излишней волнительности, ученые все такие нервные, пугливые.

Дверь Ингрид сама распахнула для меня, доказывая, что доминант здесь она, а я субдоминант, хоть и вроде бы самец, но это в координатах старого времени с его завышенными оценками роли мужчин в обществе.

Я пробормотал:

– А эту дверь поставили всего двенадцать лет назад, сохранив рисунки и стиль оружейных дел мастера Уварова, который изготовил ее в рекордно короткие сроки.

Она пихнула меня в спину, я подумал, как веселятся ребята из секретной службы, наблюдая на мониторах ее бурное детское негодование.

– Теперь ваше управление здесь? – спросил я.

Она посмотрела на меня с подозрением.

– Будто не знаешь где! А здесь филиал. Один из.

– А остальные?

Она сказала с сарказмом:

– Вот так щас и скажу! А ты вдруг увешен госдеповскими микрофонами!.. А еще есть квартиры для конспиративных встреч, чтобы не засвечивать наших агентов под прикрытием. Шагай быстрее, каракатица!

В холле мужчина в приличном костюме посмотрел на меня цепким безразличным взглядом, углядев типичного ботаника, и больше не обращал внимания, как только заметил за моей спиной неотступно следующую Ингрид.

– Стоп, – велела она. – Не туда!.. Куда смотришь?.. Вверх по лестнице!

– Дикари, – сказал я с чувством. – Это у них вождь должен сидеть выше всех. Даже трон всегда ставили на помосте.

Она фыркнула.

– Можно подумать, ваш директор не под самой крышей!

– Я и говорю, – согласился я. – Дикари. Директор не ученый, а всего лишь администратор. Возможно, еще и у вас жалованье получает?

– Что-что?

– Ага, – сказал я с удовлетворением, – у тебя к таким тайнам нет допуска, понял!

– Не останавливайся.

– Я и говорю, что погоны у него… невидимые для нас?.. Ничего, придет сингулярность, мы вас всех…

Она прикрикнула:

– Ногами не останавливайся, а не языком!

На втором этаже прошли по короткому коридору, там наткнулись на парня в строгом костюме, но на дипломата похож не больше, чем я на балерину.

Ингрид кивнула ему, он посмотрел мимо нас, это что-то у них значит, а она открыла дверь в последнюю комнату, я не успел сдвинуться, как втолкнула вовнутрь.

Я остановился там, она бросила парню в костюме дипломата:

– Доложите Мещерскому о прибытии.

Он кивнул, пряча улыбку.

– Уже ждет.

Она повернулась к открытой двери, грозная и злая.

– Уже сел? Единственное, что делаешь быстро. Вставай! И не вздумай выкидывать свои шуточки.

Парень шагнул к соседней двери, вежливо открыл перед нами, а когда мы переступили порог, плотно закрыл следом.

Кабинет у Мещерского, который нас ждет, именно такой, каким я увидел через видеокамеры две минуты назад, когда входили в здание. Суровая простота обстановки и богатство компьютерной техники слежения, где на десятке экранов быстро сменяются картинки городской жизни.

Едва мы вошли, Мещерский переключил на официальные новости, но я продолжал видеть то, за чем он наблюдал, и не скажу, что понравился пристальный интерес к двум митингам либералов и националистов, что проходят слишком близко друг от друга. Насколько я знаю, места для подобных предприятий выбирает городская дума. И если в огромном городе они оказались так близко, то быть потехе на радость журналистам.

Вежливый и корректный, он улыбнулся достаточно радушно, чего не делал раньше, но здесь он хозяин и принимает не подчиненного, а человека, которого сам желает заполучить к себе. Не на службу, в его учреждение я не пойду и за миллиарды долларов, и он об этом должен догадываться, не совсем уж дурак, а насчет знатока психоаналитики как-то не очень верю, хотя совсем нетрудно порыться в его деле.

– Прошу вас, – сказал он и гостеприимным жестом указал на кресла у стола, – рад, что откликнулись так быстро.

– Ваш фельдфебель был очень настойчив, – ответил я, – и убедителен. Я имею в виду грант в сто миллионов долларов.

Он произнес сдержанно:

– Сразу быка за рога?.. Похвально для ученого. Да, наш капитан получил именно такие инструкции. Мы готовы предоставить миллион долларов… не вам, конечно, а вашей лаборатории. Он будет перечислен со счета одного из фондов, поддерживающих развитие науки. Разумеется, после того как дадите согласие на участие в операции и подпишете пункт о неразглашении.

– Что за операция? – спросил я.

Он помялся, а Ингрид сказала с укором:

– Разве я тебя когда-то подводила?

Я покачал головой.

– Простите, это несерьезно.

Мещерский сказал сдержанно:

– Вам не придется ни стрелять, ни прыгать с парашютом. Как я и говорил, нужно всего лишь то, что вы умеете… поговорить с доктором наук, крупным ученым и уговорить его не разглашать некоторые тайны, которые он знает.

– А что, – спросил я, – он готов что-то разгласить?

Он кивнул.

– Да.

– Но может, – спросил я, – разглашение как раз и есть лучший вариант?

Он посмотрел на меня в упор, я рассмотрел наконец упрятанную в его глазах усталость.

– Вы ученый… и работаете в сравнительно благополучном мире. Подумайте, нужны ли вам потрясения, даже благополучные? Кстати, я вообще не верю в благополучные потрясения. А вы?

– Таких не бывает, – ответил я.

– Обнародование неких документов, – сказал он, – вызовет потрясения. В нашем обществе… и даже за рубежом. А нам всем так важно сохранять мир и стабильность хотя бы в своих странах.

Я подумал, кивнул.

– Хорошо. Этот доктор наук здесь в Москве или нужно куда-то ехать?

Мещерский ответил чуть быстрее, явно начинает оживать:

– Это близко. На границе Московской области и Тульской. Вас доставят вертолетом. Не обижайтесь, но операция очень серьезная, хотя и кажется пустяком, потому за вами будет присматривать наш человек. Как вы догадались, Ингрид Волкова. У нее свои полномочия.

– Пустить мне пулю в затылок, – спросил я, – если она по своей капитанской мудрости решит, что нечто идет не так? Капитаны – это же светочи!

– Что вы, – сказал он и как-то злорадно заулыбался, – вы поедете как благополучная супружеская пара.

Я покосился на Ингрид, у нее на лице проступило изумление. Похоже, для нее это тоже новость.

Я сказал брезгливо:

– Она совершенно не в моем вкусе. Чтобы я женился на такой штангистке? Никто в такое не поверит. Я что, похож на футбольного фаната?

– Нет, – согласился он, – но… это желательно для дела.

– Должна быть, – сказал я, – веская причина. Которую вам не отыскать.

– Например? – спросил он.

Я сдвинул плечами.

– Например, она должна быть баснословно богата.

Мещерский поинтересовался деловито:

– Насколько?

– Не знаю, – ответил я. – Вы же знаете, какая у меня месячная зарплата? Должна быть сумма, чтобы повергла… Учтите, доктор наук стоит дороже, чем кандидат, а то для вас все научные работники на одно лицо, будто мы из Китая.

Пока он раздумывал, я порылся в инете и не отыскал ничего похожего на диплом Мещерского Аркадия Валентиновича, да и сам Мещерский не существует, хотя есть Мещерский Аркадий Семенович, работник мукомольного завода, но это вроде бы не совсем то…

Ингрид сказала мне язвительно:

– А репутация?.. Не стыдно быть женатым на миллионах?

– Так будет хотя бы оправдание, – отрезал я. – Любой демократ и либерал меня поймет и одобрит. Еще и позавидует. Правозащитники вообще скажут, что их человек до мозга костей. У нас рынок или нет? Любой человек – товар. Да и госдеп одобрит.

Мещерский подумал, сказал с самым невозмутимым видом:

– Владимир Алексеевич прав. Сейчас что делается без одобрения госдепа? Но в России с ее остатками добропорядочности и моральных устоев… самым тяжким способом разбогатеть остается женитьба.

– Вот-вот, – согласился я.

– Сумма должна быть, – сказал он раздумывающе, – где-то от десяти миллионов…