Она вся светилась, излучала эту радость, что проникает сквозь толстые стены и заливает весь замок, Лоенгрин смотрел с великой нежностью.
– Эльза, дорогая, – сказал он тихо, – мы оба в несколько странной и неожиданной для себя ситуации…
Она прервала счастливым голосом:
– Милый… Для меня она совсем не странная и вовсе не является неожиданной… Многие из нас мечтают, как однажды прискачет принц в сверкающих доспехах и на белом коне, молодой и красивый, засмеется весело и возьмет в жены… Мне выпало такое неслыханное счастье!
Он пробормотал:
– Мечты имеют несчастье сбываться…
– Милый?
– Очень редко, – уточнил он, – к счастью. Эльза, каждый наш шаг и каждое слово открывают новые двери. Давай всегда стараться поступать только правильно…
Она вскрикнула в удивлении:
– Ты весь такой правильный! О чем ты волнуешься?
Он сказал в смущении:
– Эльза, я в самом деле безупречен как странствующий рыцарь. Не буду хвастаться, но я в самом деле немало сразил драконов и очистил земель от чудовищ, разорявших деревни и убивавших людей. Однако я никогда не сидел в кресле герцога… вообще правителя!.. Ты была с отцом, видела, как он держит вожжи в руках, и, надеюсь, будешь подсказывать мне…
Она счастливо расхохоталась.
– Милый! Да конечно же! О чем ты беспокоишься?.. Хозяйство устроено так, что все идет само по себе. Вмешиваться приходится только в самых особых случаях, но, надеюсь, до этого не дойдет либо… дойдет не скоро!
Он с облегчением вздохнул.
– Да, хорошо, что герцог все наладил.
– Милый, тебе не о чем беспокоиться!..
Он выглядел таким смущенным и очень растерянным, что она ощутила небывалый прилив смелости, сама шагнула к нему и, обняв, прижалась всем телом.
– Эльза, – шепнул он тихо и погладил ее по спине. – Милая Эльза… Теперь герцогство – наша ответственность. Пусть пока идет, как ты говоришь, само по себе, но мне надо будет очень быстро разобраться со всеми деталями этого механизма. Что-то мне подсказывает, это посложнее устройства арбалета, баллисты или даже тяжелого требушета. Ты… отдохни пока, а я схожу вниз, познакомлюсь с людьми.
На выходе он первым увидел сэра Перигейла, тот разговаривает с группкой рыцарей, неподалеку от них трое парней разгружают телегу с мешками муки, управляющий выглядывает из подвала и машет грузчикам, то ли поторапливая, то ли указывая, куда нести.
Лоенгрин остановился и оглядел его на этот раз внимательнее, с начальником охраны замка наверняка придется иметь дело чаще всего.
Это один из тех воинов, что начинают ратную службу в ранней молодости простыми воинами, затем их берут оруженосцами, в рыцари посвящают не в честь заслуг предков, а за ратные подвиги на бранном поле, когда просто нельзя не вручить золотые шпоры, а вот, обретя бесценный опыт в многочисленных боях, осадах и защитах крепостей, научившись за многие годы битв руководить людьми, такие люди наконец-то получают предложение занять должность начальника охраны замка, бурга, земли…
В обязанности Перигейла, как он понимает, входит охрана замка Анвер, обучение и подготовка молодых воинов, а также надзор за всем хозяйством, что имеет отношение к воинской службе: оружейной, бронной, кузницей, выделкой шкур, изготовлением стрел, а также конюшней.
Лоенгрин ощутил к нему симпатию с первого же взгляда, когда увидел в день поединка с Тельрамундом, и сейчас это чувство, как он заметил, уже пускает корешки.
Рыцари замолчали, повернулись, глядя на рыцаря Лебедя с почтением, уважением, интересом. Среди них Лоенгрин заметил и того, который одновременно с Перигейлом принял вызов Тельрамунда. Высокий, жилистый, с худым костистым лицом, на подбородке уже седая щетина, но чувствуется, что сражается не хуже молодых: плечи широкие, руки длинные и мускулистые от постоянных упражнений с тяжелым мечом или топором.
Перигейл встретил нового хозяина широкой улыбкой. Лоенгрин прочел в его глазах откровенное: наконец-то сброшу на его плечи то, что и должен нести хозяин замка!
Судя по его лицу, он собирался поприветствовать нового хозяина заранее заготовленной фразой, но Лоенгрин подошел сам и заговорил с должным почтением в голосе:
– Сэр Перигейл, я хочу поблагодарить вас за желание вступиться за честь Эльзы в поединке…
Перигейл покачал головой.
– Это был мой долг. Другое дело – сэр Шатерхэнд, сэр Мортен Хоинберг, сэр Торбьен Олсонторн… А граф Ричберт вообще не из Брабанта… Позвольте, кстати, сразу представить вам рыцарей, что верно служили покойному герцогу: сэр Диттер Кристиансен, Коллинс Нортстедт, Харальд Оустейнсон… Старший рыцарь – сэр Эрланд Шатерхэнд…
Они все преклонили колено, Лоенгрин при взгляде на Шатерхэнда вспомнил снова, как в час его прибытия этот рыцарь переступил бревно, готовясь вступить в бой с графом Тельрамундом за честь Эльзы, – могучего сложения, ростом не уступит, разве что не настолько ужасающе огромен, железа на нем вдвое меньше, меч короче, а щит заметно легче, но шрамы на его лице говорят о том, что в схватках бывал жестоких и не избегает их сейчас.
– Рад вас видеть, братья, – сказал Лоенгрин, рыцари переглянулись от необычного обращения, но посерьезнели, так члены рыцарских орденов обращаются друг к другу, – трудное время, надеюсь, миновало. Но у нас много работы и много забот… Встаньте и больше не преклоняйте передо мной колена, ибо я паладин и равен вам во всем.
Рыцари поднялись, по очереди кланялись, улыбались любезно, куртуазность диктует поведение, но взгляды оставались испытующими и в то же время исполненными почтительности.
Перигейл сказал деловито:
– Сэр Лоенгрин, пользуясь случаем, хочу сразу предупредить, держите все дела в железной рукавице.
Лоенгрин спросил встревоженно:
– А что случилось?
Перигейл сдвинул плечами.
– Ничего. Просто челядь есть челядь… Работать никто не любит. После смерти герцога все надеялись, что, когда в замке будет править кроткая Эльза, можно будет работать спустя рукава, а то и вовсе лежать с утра до вечера, жрать до отвала и пить вино из хозяйских запасов, но, когда прошел слух, что герцогство подминает под себя ужасный Тельрамунд, все сразу запаниковали…
– Что придется работать вдвое больше?
– Точно, – подтвердил Перигейл.
Лоенгрин поморщился.
– Значит, мне нужно держать середину между ласковой снисходительностью Эльзы и чрезмерной требовательностью Тельрамунда?
Перигейл покачал головой:
– Нет.
– Нет? А что?
– Вам нужно вести свою линию, – ответил Перигейл. – Делать все, чтобы в хозяйстве ничто не останавливалось, ничто не простаивало, в то же время не забывать охранять как от ворья и разбойников изнутри, так и от жадных соседей снаружи.
Лоенгрин заверил горячо:
– Я хочу это делать! И буду стараться…
Перигейл уловил его неуверенность, сказал как можно тверже:
– У вас получится.
– Не знаю, – ответил Лоенгрин, – стараться буду, но раньше я приносил пользу только тем, что чистил землю, оставшуюся от язычества, от разных чудовищ.
Перигейл смерил его внимательным взглядом.
– Вы были… на службе?
– Как и сейчас, – ответил Лоенгрин.
– У короля? Императора?
– У меня одна миссия на земле, – ответил Лоенгрин, – служить Богу, а не человеку, будь он король, император или кто угодно. И пока что мне это удавалось.
Перигейл пробормотал:
– Уверен, удастся и теперь. Венчание назначено на завтрашний день. Вы как… еще не передумали?
Спрашивал он шутливо, улыбался даже, но взгляд оставался серьезным.
– Ни за что, – ответил Лоенгрин так же весело. – Кто бы отказался от такого вызова?
Перигейл не понял, что молодой герцог имеет в виду, но кивнул, в молодом рыцаре чувствуется та чистота и святость, что у всех нас бывает в детстве, но потом почти у всех выветривается. У кого частично, а у кого и совсем…
На другой день мужчины весело орали и бросали в воздух шапки, а женщины проливали слезы умиления, глядя, как сэр Перигейл, торжественный и важный, ведет к венцу Эльзу Брабантскую, заменяя ей отца, настолько светлую, чистую и трепетную, что растроганное слово «ангел» то и дело слышалось под сводами храма.
Ее волосы целомудренно убраны под плотно облегающий верх головы чепчик скромного небесно-голубого цвета, жемчужины совсем мелкие, в храме надлежит быть сдержанным и не выказывать роскоши.
Взгляд Эльзы то и дело обращался на идущего рядом Лоенгрина, высокого, статного, настоящего прекрасного рыцаря из девичьих снов. Его светлые волосы красиво падают роскошными волнами на широкие плечи, взгляд прям и честен.
Они встали на колени и выслушали хор, воздающий хвалу Господу, строгие и неподвижные, а из распахнутых дверей, откуда на цыпочках входят опоздавшие гости, уже доносятся ароматы жареного мяса, дичи и рыбы.
Потом был пир, хотя начался несколько скомканно, два свободных места, издавна занимаемые графом Тельрамундом и его женой, красавицей Ортрудой, долго никто не решался занять, пока туда не усадили двух опоздавших, что так и не поняли, кто здесь сидел раньше так близко к герцогскому трону.
Поздно вечером Лоенгрин подал руку Эльзе и увел ее под понимающие смешки и вольные шуточки гостей, а за ними потянулась целая толпа тех приближенных, кто должен присутствовать при консумации и подтвердить, что да, брак совершен.
Лоенгрин в своей комнате освободился от доспехов и верхней одежды, сполоснулся в бадье с водой и, набросив на голое тело ночную рубаху, вошел в спальные покои.
Огромное брачное ложе с балдахином из белого шелка стоит ближе к дальней стене, а здесь две немолодые женщины со строгими лицами монахинь старательно готовят Эльзу к брачному ложу: тщательно вытирают ее тело чистыми тряпками, смоченными в воде с уксусом, распускают волосы, поднимают ей руки и смачивают волосяные заросли настоями из пахучих трав…
Он прошел мимо, стараясь не косить в ее сторону взглядом, обычай стар, все в нем предусмотрено и расписано до мелочей, у него есть возможность вот даже сейчас отказаться, если увидит в ее теле какие-то изъяны.
Хорошо, мелькнула мысль, что с его стороны только он один, а то сейчас здесь по закону должны появиться его отец и мать, обойти степенно и неторопливо вокруг его невесты, оглядеть ее очень внимательно, и если ничего не возразят, то ритуал будет продолжен, а если возразят, то прервать его можно, не обращая внимания на то, что священник повязал их руки шелковой лентой и вручил кольца..
Несмотря на то что брак заключен перед Господом, он будет считаться действительным только в случае консумации, а для ее подтверждения все эти люди будут присутствовать около ложа…
Он поморщился, что-то церковь усложнила ритуалы и продолжает усложнять их еще больше. Орден паладинов стоит на том, что в Библии уже есть все законы и заповеди, достаточно придерживаться их, а это вот все лишнее, неизвестно зачем и придуманное, разве что для усиления власти церкви и лично папы римского…
Он прошел к ложу и неслышно лег, сейчас нужно держаться торжественно, двигаться медленно, никаких быстрых жестов, громких голосов, ибо то, что сейчас произойдет, тоже относится к церковному таинству.
Сквозь полупрозрачный шелк он видел, как Эльзу обрядили в ночную рубашку с лучшими в мире брабантскими кружевами, очень медленно повели ее в сторону брачного ложа, придерживая за руки и поглаживая по плечам.
Лоенгрин покосился на стены, так и есть: распятия деревянные и серебряные, фигурки святых, все обращены лицами к ним. Он вздохнул и откинулся на подушки.
В далеких странах, как рассказывал отец, в спальне должны находиться не меньше двенадцати воинов в полном вооружении, что одним своим видом отпугивают демонов зла, они же внимательно следят, чтобы на ложе все происходило по освященным веками правилам. Хотя и здесь, где придерживаются старинных обычаев, такое еще происходит…
Эльзу подвели к краю ложа, женщина поправила для нее подушку и выждала, когда Эльза опустила на нее голову. Лоенгрин надеялся, что хотя бы вторая снимет с нее этот дурацкий чепчик, однако обе отступили на шаг и сложили руки на животе.
Сэр Перигейл, как видел Лоенгрин сквозь вуаль шелка, вошел и остался в трех шагах от ложа с другой стороны, ладонь на рукояти меча, что значит – все-таки охраняет новобрачных от сил зла.
Эльза выглядит, как будто находится во сне, взгляд прям, но Лоенгрину почудилось, что и там ничего не видит, слишком уж потрясена тем великим и особым, что случится с нею и превратит из беспечной девушки в настоящую женщину, что должна будет одеваться иначе, ходить иначе и держаться совсем по-другому.
На той стороне комнаты, это всего в семи шагах, стол под белой скатертью с зажженными свечами, тарелки, чаши, подносы, но хоть не еда, а мокрые тряпки, губка, всякие лекарственные снадобья.
Сэры Диттер Кристиансен, Коллинс Нортстедт и Харальд Оустейнсон стоят с той стороны стола, зато леди Пернила Оскарссон и леди Маделина уселись в кресла справа и слева, Лоенгрин видел их блестящие от любопытства глаза.
Сэр Перигейл зашел с другой стороны ложа, он старается смотреть поверх, у него недостало смелости отказаться участвовать в таком обряде, да и не считает правильным, но зато хватает деликатности не пялиться.
Эльза наконец легла, лицо бледное, глаза испуганно вытаращены, смотрит в потолок. Лоенгрин наклонился к ней, она поспешно раздвинула ноги.
Он шепнул ей на ухо:
– Не торопись…
Она ответила так же шепотом:
– Как же мне страшно…
– Это все они, – ответил он шепотом, – неправильно это. Мы должны быть одни.
– Но они должны знать точно, – прошептала она, – иначе мы все еще не муж и жена.
Он стиснул челюсти, вообще-то консумация, как говорил его мудрый отец, была придумана потому, что монархи нередко заключали браки между своими малолетними детьми, которым до вступления в возраст оставалось еще лет десять, а то и больше, так что церковный брак, пусть и заключенный по всем правилам, все равно еще не полноценный брак, если не подкреплен консумацией.
Со стороны стола донесся негромкий мужской голос:
– Ну что, они уже?
На него зашикали, одна из женщин прошептала сердито:
– Нет еще, тихо!.. А то пропустим!
– Да что они тянут, – прошептал мужчина, – я бы уже…
– Тихо, – донесся женский голос, – еще успеешь за стол…
Лоенгрин наклонился к Эльзе и нежно поцеловал в ее полураскрытый в испуге рот.
О проекте
О подписке