«Национальное» в русском искусстве всегда было открытой и болезненной проблемой. Причём проблемой не для деятелей искусства – художников различных национальных корней и разного социального происхождения, слагавших и слагающих единую, «безгранично-многогранную» культуру, – а проблемой «деятелей вокруг культуры», опутывавших и продолжающих опутывать искусство призывами и лозунгами, разоблачениями и развенчаниями, классовостью и партийностью, самоокупаемостью и хозрасчётом, – бог знает какой ещё ерундой!

В моей судьбе были казусы, не укладывающиеся в сознании здравомыслящих людей, глядящих на артистический мир со стороны.

Помню, в конце 70-х – начале 80-х годов меня стали усиленно «вырезать» из телепрограмм. То есть снимали, но при монтаже или на просмотре руководством готовой программы мой номер вдруг «не вписывался в общую канву», и его «вырезали». Я решил докопаться до истинной причины этого явления и выяснил, что кому-то «не нравится ямка» на моём подбородке, кому-то моё лицо кажется «слишком русопятым», а одна высоко сидящая особа вообще считает, что «у Мартынова лицо не артиста, а приказчика, и до революции ему бы в полосатых штанах в трактире служить»!

Невольно вспомнилась фраза из есенинского письма, написанного в разгар бухаринской борьбы с националистами в искусстве. «Стыдно мне, законному сыну России, в своём Отечестве пасынком быть!» – в сердцах признался тогда поэт.

Однако я себя в обиду никогда не давал и на следующий же день, едва войдя в кабинет одного из членов правительства (курировавшего вопросы культуры) и отвечая на его вопрос: «Какие у тебя проблемы?» – сразу выпалил:

– Нам в России что – уже нужно стыдиться своей национальности?!

Ничего не поделаешь: «силу гнёт сила» – так учит древняя поговорка русских воинов. И часто самые известные мои песни приходилось защищать почти кулаками, ища поддержки в борьбе с чиновниками у ещё более высоких чиновников. Тут нет ничего удивительного: у каждого времени свои правила. И наверно, все мои коллеги по эстраде получили достаточно синяков в драках с «деятелями вокруг культуры» – борцами за «идеалы», ими же, деятелями, выдуманные и не имеющие никакого отношения ни к творчеству, ни к искусству.

Хотя, откровенно говоря, не всегда хватало сил для драк, и порой приходилось мириться с чем-то, даже если душа протестовала и сам был прав на все 100 %. Показательный пример тому – запись песни «Отчий дом» в 1977 году. Тогда очень важный и влиятельный редактор присутствовал при наложении мной голоса на фонограмму в студии звукозаписи, проявляя своим присутствием заинтересованность в хорошем творческом результате. И во время записи припева он вдруг стал отчитывать меня за незнание русского языка. Мол, ты поёшь: «где б я ни был», – а нужно петь: «где б я не был»! Его неправота была очевидна, но я не решился в присутствии других людей его обидеть, уличив в неграмотности, и лишь пытался возразить, что и так и этак возможно, а мне якобы удобнее петь «ни». Но редактор твёрдо стоял на своём. После некоторых колебаний пришлось сдаться и записать припев с «не»…^[4] Потом мы с Андреем Дмитриевичем Дементьевым, автором текста «Отчего дома», обсудили все «за» и «против» в сложившейся ситуации и решили не связываться. Ибо через этого редактора всё равно не переступить, а победив его в масштабе «не – ни», проиграешь в более крупном плане – вообще в эфир не попадёшь. В таком виде и пошла в жизнь моя фондовая (то есть для Телерадиофонда) запись. А я её воспринимаю как характерный штрих той эпохи, когда оказывался прав тот, у кого было больше прав.

Однако сейчас ситуация вряд ли намного улучшилась. Если раньше всё решал главный редактор, то теперь он бывает вообще «не у дел», предпочитая в текущие дела редакции не соваться: идёт работа – и пусть себе идёт. В 1975 году нам с Андреем Дементьевым удалось убедить главного редактора музыкальной редакции Центрального телевидения в том, что сюжет «Лебединой верности» не имеет даже отдалённого отношения к проблеме еврейской эмиграции из СССР. А буквально вчера ассистент режиссёра (даже не редактор) наставлял меня, что и как сейчас нужно сочинять, чтобы «толпа торчала от кайфа» (придерживаюсь его лексики).

– Выигрывает на нашей эстраде сегодня тот, – утверждал мой новоявленный наставник, – кто может соединить «Мурку» с «Битлзом». То есть надо взять за основу стиль «семь-сорок» и приукрасить его современной электроникой. А тексты пусть будут на грани с жаргоном, что естественно направит и манеру исполнения в современное, свежее русло. Вот, Женя, сам проанализируй, что сейчас толпа хавает: «Колдовское озеро», «Атас», «Путана», «Мысли-скакуны», «Хвост-чешуя» – всё «ýм-ца, ýм-ца»! Пойми, чем меньше в тебе останется от члена Союза композиторов, тем лучше! Ведь сейчас парень с гитарой вроде прораба перестройки, а членство в творческом союзе – олицетворение творческого застоя…

С Андреем Дементьевым на съёмках «Песни-77»

Да, культурный уровень штатных сотрудников художественных редакций гостелерадио, концертных организаций и студий звукозаписи на сегодняшний день порой настолько низок, что когда удаётся встретить компетентного редактора (или режиссёра), имеющего способности и образование, соответствующие занимаемой им должности, то это просто счастье! Основная же масса представителей «новой волны» редакторско-режиссёрского цеха каким-то непонятным образом попадает в центр эстрадного круговорота прямо с улицы: после десяти классов – в администраторы, через годок – в ассистенты режиссёра, ещё через год – в режиссёры или редакторы, потом – в заместители главного… Не было бы во всём этом беды, если бы такое продвижение по служебной лестнице сопровождалось столь же стремительным самообразованием и повышением профессионального мастерства. Но увы!.. Мало того, добрая половина этих «культурных работников» имеет ещё и авторские претензии – и не только как авторы программ, но и как композиторы и поэты. Это само по себе, казалось бы, тоже неплохо. Однако кто же будет своими непосредственными обязанностями заниматься? И где должны искать работу молодые профессионалы, имеющие высшее специальное образование, если все места сплошь забиты дилетантами?.. Вот и наущают горе-редакторы чудо-авторов, как нужно писать, чтобы толпа «хавала», и что в народе «хиляет», а что нет. Результаты в эфире не заставляют себя долго ждать: каковы источники, таковы и реки…

В сложном хитросплетении взаимосвязанных проблем, вставших на пути нашей эстрады, хотелось бы выделить одну, волнующую меня более всего. Я имею в виду стремительную, не побоюсь сказать, бешеную коммерциализацию искусства, превращение эстрады в бездушную индустрию шоу-бизнеса. Истинно духовные категории – вне области предпринимательства и бизнеса, вернее выше их. Молодые профессиональные музыканты, отдав по 10–15 лет учёбе в музучилищах и консерваториях, оказываются отрезанными от своего слушателя, так как вследствие принципов хозрасчёта остаются без поддержки государственных концертных организаций и музыкальных редакций и, следовательно, не могут на должном техническом уровне воплотить на сцене и в эфире свои творческие замыслы. Поэтому неудивительно, что качество нашей эстрадной музыки всё ниже опускается на самодеятельный уровень, – уровень, всецело зависящий от возможностей импортных электронно-музыкальных «игрушек», обладатели которых именуют себя теперь не иначе как композиторами, хотя многие из них вообще не знают нотной грамоты и потому принимают за художественные откровения те эффекты, которые выдаёт их синтезатор.

Я много раз бывал за границей – в Европе и Америке – и почти везде имел возможность наслаждаться музыкой на любой вкус: симфонической, оперной, народной, эстрадной… Всё уживается друг с другом, всему есть своё место в эфире, «рок» и тот имеет свои отдельные телеканалы и радиоволны. И всё звучит технически настолько совершенно (даже оркестры русских народных инструментов, которых в Америке гораздо больше, чем в России), что чувствуешь одновременно и крылья за спиной, и пропасть под ногами. Ту самую пропасть, перед которой мы находимся вместе с нашей родной эстрадой. Замечу, однако, что касаюсь сейчас не духовной, а именно технической и акустической стороны вопроса. В нашей стране есть хорошие футбольные и хоккейные команды, пока ещё есть высокопрофессиональные коллективы академической и народной музыки, есть у нас передовая наука и техника с колоссальными достижениями в космической области, но нет ни одного приличного по международным меркам эстрадно-симфонического оркестра. Нет не музыкантов – нет денег на содержание таких оркестров и поддержание в них высокого профессионального и технического уровня! Известно, скупой платит дважды, и за сегодняшние грехи отцов, за нежелание правительства повернуться лицом к проблемам культуры и искусства завтра придётся платить нашим детям.

Вообще, в советском эстрадном искусстве мне видится весьма странная особенность: с возрастом оно как будто не мудреет и не крепчает, за 70 лет оно не создало своей школы – с корнями и традициями, классическим наследием и авторитетом умудрённых опытом мастеров. Каждое новое поколение легко отказывается от родного, предпочитая черпать современные ему формы (и нередко даже содержание) «из-за бугра». А ведь на самом деле мы имеем и традиции, и корни, и своё лицо, и мастеров-профессионалов, и свой классический багаж. Но всё это находится в каком-то полуразобранном, даже растоптанном состоянии.

Может быть, одна из причин этого явления – отсутствие мощных общественно-культурных фондов, обладающих возможностями и полномочиями накапливать и мудро расходовать финансовые средства, направляя их на развитие культуры, а не чего-то иного. Может быть, другой важной причиной является то, что в условиях слишком заидеологизированной социалистической экономики выдающиеся деятели нашей культуры не имели возможности создать свои, экономически независимые от государственного бюджета институты (если уж государство оказалось несостоятельным), опирающиеся на собственные средства самих деятелей – тех же Героев Социалистического Труда, например, или лауреатов Ленинских премий. Ведь в иных, разумных экономических условиях деятельность мэтров нашей эстрады (и культуры в целом) могла бы приносить те финансовые и материальные плоды, которые легли бы в основу создания новых – общественных и, может быть, даже частных – школ, филармоний, фирм звукозаписи, телевизионных каналов и радиостанций. И эти новые структуры, существующие параллельно с традиционными, ответственные перед государством и не обделённые его вниманием, изначально создавались бы на базе объективного авторитета – культурного и общественного, – а не сомнительного коммерческого и тем более мафиозного (к которому прослеживается тенденция сегодня).

Мне порой хочется помочь молодому исполнителю или автору, подсказать ему что-то, поделиться опытом, но очень часто обратная реакция такова: сейчас, мол, пение и артистизм никому не нужны, нужно работать на свой имидж, – любой, но свой (хоть дурака, хоть убийцы, хоть проститутки), а облик интеллигентного человека, профессионализм и артистизм на эстраде, извините, теперь ассоциируется с «пафосом застоя». Кстати, замечу о «застое»: именно в этот злосчастный, однако не самый худший период советской истории появились те силы в нашем искусстве – эстрадном, в частности, – которые сегодня пытаются и творческой, и общественной деятельностью изменить положение эстрадных дел к лучшему. Это Людмила Зыкина, Иосиф Кобзон, Раймонд Паулс, Евгений Дога, Александра Пахмутова, Булат Окуджава, Николай Губенко, Александр Градский, Юрий Антонов…

И вообще, мне кажется, высказываясь о чём-то критически, нужно помнить слова Достоевского: «Самоуважение нам надо, а не самооплевание». Нельзя обходить молчанием то доброе и талантливое, что произрастает вокруг нас. Ведь оно – доброе и талантливое – во все времена было, есть и будет, и нужно бережно к нему относиться, защищая его от бездарности и нахрапистости, как злаки от сорняков.

Я хотел бы заметить, что музыкальная общественность пока в недостаточной мере поддерживает молодые кадры, которые формируются на немногочисленных, но столь необходимых современной культуре эстрадных факультетах наших вузов, например в музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, где опытнейшие педагоги и артисты (такие как И. Кобзон, Г. Великанова, Л. Лещенко, В. Толкунова и другие) воспитывают и выпускают в свет профессионально подготовленную, а главное, талантливую молодёжь. Но сможет ли «молодая завязь» дозреть до «спелых плодов», если сразу же за стенами института начинается пресловутая «самоокупаемость», а мифических меценатов и спонсоров (о которых мы все наслышаны, но которых лично в жизни почему-то не встречали) днём с огнём, как говорится, не сыщешь? Все упования на «богатого дядю» лишь ещё больше обнаруживают неспособность правительственных чиновников исполнять свои должностные и гражданские обязанности. Безусловно, благородна и полезна личная, частная инициатива состоятельных людей и богатых производственно-финансовых структур, но – и ещё раз НО! – проблема развития и поддержки талантливой молодёжи должна решаться в первую очередь на уровне государственных программ с обязательным бюджетным, целевым финансированием. Ибо решение этой проблемы выражает общенародные, общегосударственные и, если хотите, общечеловеческие интересы!