***

После недолгих поисков, в качестве смотровой площадки будущей супруги, я выбрал ресторан «Савой», с родословной, уходящей в царские времена.

Бог миловал «Савой» в лихие годы революционной вседозволенности и безнаказанности, в разруху, перестройку, в лихолетье антиалкогольной борьбы за общероссийскую трезвость.

Все эти годы «Савой» оставался питейным заведением, где в уюте и с комфортом люди, на свои кровные, приобретали алкогольное состояние души и тела.

Публика в нём собиралась почтенная, состоятельная. Не кичащаяся своим достатком. Даже в царские времена гости «Савоя» обходились без цыганщины, купеческих загулов с битьём посуды, зеркал и подвернувшихся морд под пьяную руку.

Понятно, у водки вкус один, а приключения разные. Тем более, когда гость выпьет, то он становится другим человеком. Этот другой человек тоже хочет выпить. Однако персонал тактично намекал загулявшему гостю о вреде употребления алкоголя в неумеренных дозах, и провожал его к выходу. Особо талантливые уничтожители спиртного с осложнениями в виде площадной брани, либо махании конечностями, содержались в особом списке и в ресторан не допускались.

Меры, принимаемые руководством «Савоя» по созданию в ресторане бесконфликтной обстановки, конечно, радовали, но к моей персоне отношения не имели. Со своей кармой я мог словить с равным успехом кулак на морду в церкви и в одиночном плавании вокруг света.

Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

Я решился пройти через тернии к своей Голгофе. В конце меня ждал не крест для распятия, а возможно, приятный сюрприз в виде жены под номером 3.

Стараясь не думать об очередных подлянках судьбы я вымыл голову, побрил подмышки, погладил на всякий случай выходные труселя с весёлыми голубыми амурчиками на розовом фоне, сменил носки.

На случай, если фортуна поцелует меня взасос, примостил в маленький кармашек брюк презерватив с привкусом малины. Вдруг у фортуны выходной или она ушла в декретный отпуск?

На крайняк я затарился бинтом, йодом, жгутом и нашатырём.

Написал записку, мол, так и так, такого числа, во столько времени ушёл в ресторан «Савой» с целью знакомства для решительных отношений с будущей женой под номером 3. В моей смерти прошу винить Его Величество Случай, по вине которого я родился, бесхитростно жил и удачно, без долгов и детей, умер.

Ради бога, не подумайте будто мой рейс на маршрутке «Роддом – Кладбище» подъезжает к пункту назначения и через остановку пора выходить.

Отнюдь! Мы ещё покувыркаемся в этой жизни. Ложиться в гроб в выходных, наутюженных труселях и свежих носках, в приличном обществе считается за плохой тон.

Записку я написал в связи с повышенной опасностью проживания в вашем безумном мире. Не успеешь остаться один на один с тёмным подъездом, как рука наркоши уже норовит выхватить у тебя сумку. Алкаш угрожает плюнуть в лицо туберкулёзной палочкой, если ему не дать полтяшок на правку организма…

Остановку общественного транспорта вместе с десятком детей и их воспитателем снёс пьяный в драбадан пилот внедорожника. Мент с другом Бахусом открывает тир в супермаркете и стреляет по бегущим мишеням…

Господи! О чём я говорю! Вы сами обо всём знаете лучше меня.

Всегда есть шанс утонуть на теплоходе, при потопе, грохнуться из под облаков, либо попасть в замес дорожной войны. Есть вариант наскочить на случайную пулю или нож.

Хорошо, если повезёт, и сразу насмерть. А, ежели в инвалиды и гадить оставшуюся жизнь под себя? На войне такая жизнь ценилась месяц за шесть, и ещё награждали орденами и медалями.

Наград мне не нужно. Геройствовать не собираюсь. Хочу без особых приключений дотащить свою задницу до заслуженной пенсии и тихо скончаться под воркотню своей старухи, не обременяя своих родных и близких ни долгами, ни наследством.

Надеюсь, вы меня правильно поняли. Записка – это предупредительный выстрел в сторону судьбы – злодейки, мол, предупреждён, а против твоих козней и вооружён.

***

На входе в «Савой» меня встретил в проёме дубовых резных дверей бородатый швейцар в генеральских эполетах, с улыбкой рождественского Деда Мороза и взглядом лагерного волкодава. Из-за его спины вышел молодой качёк с глазами свежемороженого чебака и уверенностью отставного офицера ФСБ.

Оба служителя «Савоя» с грацией доберманов закружили вокруг меня ритуальный танец знакомства. Ощупывали моё тело, с макушки до пят, холодными, расчётливыми взглядами толи патологоанатома, толи гробовщика. Стало как-то неуютно и тревожно. На душе заскребли кошки. Вспомнилась сразу мамка. Она меня всегда успокаивала, мол, если кошки заскреблись, то уже поздно волноваться. Значит, они уже успели насрать, и сейчас закапывают говно.

Я зажмурил глаза в ожидании удара судьбы в виде пинка под тощий зад. Но вышибалы после тщательного изучения моего фейса, определения на взгляд платёжеспособности, отсутствия скандальности и присутствие трезвости, допустили меня в фойе. В благодарность я мысленно перевёл их из клана вышибал, в модную касту фейсеров.

В фойе увидел милую девушку – хостесс, с татарским личиком и со старорусским именем на бейджике – «Василиса». Она ласково, по-домашнему улыбнулась и представилась:

– Василиса. Можно просто Вася.

– Очень рад.

И, правда, кошки внутри ещё не замурлыкали, но уже стали значительно спокойнее.

– Вы один? Или кого-нибудь ждёте? Даму? Мужчину?

– Один, но надеюсь на встречу с судьбой.

– Как романтично! Кого мечтаете встретить – мужчину или женщину?

– Естественно, женщину. В собутыльниках нужды пока нет.

– Простите за любопытство, но мне нужно знать, какое место в зале вам лучше предложить, Ваши требования к судьбе? 90–60 – 90? Блондинка? Ноги от коренных зубов? Шаг от бедра?

– Нет, Василиса, не угадала. Я хочу жениться, а не купить игрушку для друзей или супругу на выход. Мне нужна средненькая во всех отношениях женщина, бывшая в употреблении, но не потерявшая надежду на бабье счастье.

– Я вас поняла. Вы вероятно фронтовик. Участник войны полов. Очень пострадали. Вам оторвали напрочь все иллюзии о женской красоте и её практическом применении в суете будней.

– Василиса, ты цыганка?

– Нет, я татарка.

– Откуда знания психологии одинокого мужчины?

– Я врач. Молодой врач и мать – одиночка.

– Почему не работаешь по специальности?

– Кушать хочется и, что странно, хочется три раза в день и каждый день. Здесь, в ресторане, питание бесплатное и зарплата в три раза выше врачебной.

– Ты, как и я, жертва случки дикого капитализма с развитым социализмом…

Василиса усмехнулась. Вздохнула, но отвечать не стала. По этикету, персоналу заведения запрещено разговаривать с гостями на темы не винно-гастрономического характера.

– Сейчас войдём в зал, – обратилась ко мне хостесс. – Посмотрите сразу налево. Напротив бара за столиком сидит одинокая дама. Если она вас устраивает, то подмигните мне. Я посажу вас к ней. Если вам нужно время для принятия решения, то подмигните мне два раза. Я вам предложу соседний столик…

– Василиса, ты стратег! Кутузов в юбке! Веди меня навстречу судьбе!

Боже мой! Какие пророческие слова я брякнул в пустяшной трепотне с хостесс кабака «Савой». Мне бы не в зал ресторана заходить в тупой надежде найти свою половинку, а хватать ноги в руки и скачками бежать, куда глаза глядят от этого ужасного места. Бежать в тайгу, в тундру, на Северный Полюс и Южный и затеряться среди оленей, белых медведей, или спрятать своё тощее тело среди глупых, жирных пингвинов.

Нет же, влекомый Василисой, полетел, как муха на дерьмо, на рандеву со своей невезухой.

Одинокая женщина за столиком напротив бара, оказалась вполне смотрибельной и, никакой опасности для меня, вроде бы не представляла.

По закону рынка, покупать первый подвернувшийся товар, рискованно. Решил ознакомиться сначала со всем женским ассортиментом ресторана, и только потом принимать эпохальное решение. На всякий случай два раза подмигнул Василисе. Она предложила мне место за столиком напротив одиноко сидящей женщины. Дама сидела лицом в сторону зала. За её спиной, лицом к входу в зал, расположился спонсоровидный, плечистый в заду, лысый мужчина – ярко выраженный слуга народа. Одетый где-то в Риме, отдохнувший от своих и чужих мерзопакостей на Лазурном Берегу.

Мужчина кого-то ждал и заметно нервничал. Судя по количеству трупов бывших дорогих сигарет, скопившихся в его пепельнице.

Женщина же, сидевшая лицом ко мне, уже никого в этой жизни не ждала. Свои лучшие годы она потратила на поиски счастья. Вместо него нашла опыт, потеряла молодость и утратила наивность. Амбиции и комплексы давно перегрызли друг другу глотки и успокоились под плитой безнадёги. Макияж для неё стал не средством привлечения больных спермотоксикозом мужчин, а материалом для проведения малярно-штукатурных ремонтных работ на лице.

Одна деталька в образе одиноко сидящей женщины много рассказала мне об её характере. Белая дамская сумочка, висящая на спинке стула, кокетливо сверкала стразами затейливой монограммы. На ней тесно переплелись три буквы – «О», «Л» и «Т», причём буква «Т», видимо, недавно была травмирована и из её середины исчезла часть родных стразов. Их, заботливая и рачительная хозяйка, заменила старательно подобранным стеклярусом. Полной идентичности достичь не удалось, но дефект монограммы уже не бросался в глаза и сумочке дали шанс на дальнейшую жизнь.

Пустяковая мелочь, на первый взгляд, но, во-первых, этими мелочами до краёв наполнены наши будни и в своей взаимосвязи составляют саму жизнь. А во-вторых, именно эта мелочь в монограмме конкретной женской сумочки стала точкой опоры, которая перевернула всю мою жизнь.