«Я по утрам люблю смотреть в окно…»

 
Я по утрам люблю смотреть в окно,
Там виден пляж пустой и море,
Быть может мне желанье загадать одно,
Которое не вышито на иудейской Торе.
 
 
О чем оно – наверное, не выразить словами,
Оно созвучно с криками, как говорят, души
И связано с тобой, вернее с нами,
Ты только прикоснуться разреши
 
 
Ладонями и нашими губами,
Как видишь, я немногого прошу,
Желанье, что не выразить словами,
Я, если хочешь, Бога попрошу —
 
 
Не видеть твоих глаз залитыми слезами…
И только тихий шепот вдруг,
Застывший между нашими губами,
Затем желанья, что сбываются – испуг.
 

«Мы все куда-то едем без конца…»

 
Мы все куда-то едем без конца
И нам на месте не сидится.
Полетам этим нет конца,
Как будто мы не люди – птицы.
 
 
И ты, мой друг, туда же.
Вчера ты в Питере пропел,
Сегодня петь на Уралмаше.
День не прошел – ты снова улетел.
 
 
Такие вот дела, старик!
Удел наш – бесконечное движенье.
Пролили пару капель мы за воротник
И ощутили мы свободы наслажденье.
 
 
Так и живем, как на вокзале.
Постель нам стелет проводник.
Порой мы спим для ожиданий в зале.
Как быть? К аплодисментам ты привык.
 
 
Сегодня, вроде, Старый Новый год.
Прошу тебя, Сашок, немного отдохни.
И будет продолжать любить тебя народ.
Ты выпей-ка со мной на посошок – легко вздохни.
 

«Кромешная стояла тишина…»

 
Кромешная стояла тишина.
Я в ужасе испуганно проснулся,
Как будто моя участь решена
И от меня Всевышний отвернулся.
 
 
Пытаюсь вспоминать грехи,
Блуждая в памяти уснувшей,
Мне лезут в голову стихи
И голос, шепотом зовущий.
 
 
Он звал меня на эшафот
И убеждал, не будет больно,
Что в этот високосный год
Потери головы вполне довольно.
 

«Испробовал я все, чтоб обмануть сознанье…»

 
Испробовал я все, чтоб обмануть сознанье,
Но мне не удалось, ничто не помогло.
И испытать восторг от драмы созиданья —
Я понял наконец: сознанье наше – зло.
 
 
Я пробовал практически ну все, чтоб испытать любовь,
И здесь порой я добивался результата,
Искал ее я, разбивая сердце, да и ноги в кровь,
Старался выживать, не плача над утратой.
 

«Я наблюдаю за движеньем…»

 
Я наблюдаю за движеньем
Теней, что движутся по стенам.
И думаю над предложеньем
В строке письма последней к Вам.
 
 
Движение теней, их созерцанье
Наводит на меня зеленую тоску.
Я вспоминаю грустные прощанья,
Я вспоминаю школьную доску.
 
 
И прошлое ползет неумолимо,
Мне душу нежно теребя,
И строки тихо проползают мимо:
«Когда-то в детстве я любил тебя».
 

«Сегодня утро кажется тревожней…»

 
Сегодня утро кажется тревожней,
Чем было в воскресенье и вчера.
Все выглядит гораздо безнадежней,
Дождь льет с утра и до утра.
 
 
За окнами промокла зелень,
И по стеклу стекают, торопясь, ручьи.
Когда же наконец мы сменим
Все пораженья на усталые ничьи,
 
 
Не говоря уж о больших победах.
До них, как видно, очень далеко.
Запутавшись в привычных вечных бедах,
Я сознаю, как расстоянье велико.
 
 
Похоже, бесконечность между нами,
И мы ее не в силах сократить,
А только удаляем ее сами,
Чтоб легче было прошлое забыть.
 
 
Забыть все то, что было с нами
В те времена, что поросли травой.
Те зимы запорошены снегами,
Те лета смытые морской водой.
 

«Я не люблю людей, по улицам бегущих…»

 
Я не люблю людей, по улицам бегущих —
Кто в шортах, или в adidas трусах,
Смотреть противно на непьющих,
Их жизнь спортивная проходит на весах.
 
 
Они считают килограммы,
Что потеряют на бегу,
А я глотаю спирта граммы,
Чем, думаю, здоровье сберегу.
 
 
Сижу себе в кафе и наблюдаю,
Как жутко медленно бегут,
И, тихо дремля, засыпаю,
Держа в руках плетеный кнут.
 
 
Но, к сожаленью, нету права
Свободных граждан им стегать,
Нет у меня на них управы,
Не лучше ль тихо выпивать.
 

«Алма-Аты, казахи в баре…»

 
Алма-Аты, казахи в баре,
Откуда-то я слышу звуки блюза.
Внутри горит, как при пожаре.
Я, видимо, себе и всем обуза.
 
 
Я не могу, наверно, жить с людьми,
Делить их грусть и жизни радость.
Я говорю себе: пойми
И испытай хотя бы жалость.
 
 
Но только чувствую усталость
От слов, улыбок, их любви.
Мне веры в Бога не хватает малость.
Я говорю себе: уйди, порви.
 
 
Но не могу в ногах и пальцах вялость,
Как в страшном сне вас режут на куски.
У боли только страх и жалость.
И скованы мы только от тоски.
 

«Но как дойти до самой сути…»

 
Но как дойти до самой сути,
Когда ленивая зима
Засыплет серебристой ртутью,
В ознобе находясь сама.
 
 
Мне холодно. Накрывшись одеялом,
Я продолжаю поиски причин.
Я их ищу в большом и малом,
Устало вышибая клином клин.
 
 
Я понимаю только, что дойти до сути
Дано Богам, упрямым, не простым.
И градусник разбить, чтобы дотронуться до ртути,
Как без огня увидеть дым.
 

Редкие встречи. Два этюда

 
Я никогда не посвящал тебе стихи,
Хотя ты самый близкий друг.
И трудно передать, и не хватает слов
Сказать, что чувствую к тебе так вдруг.
 
 
Мы редко видимся. То ты в полете,
То я в Воронеже на стройке,
Давай увидимся хотя бы в самолете,
Иль где-нибудь на полпути, у барной стойки.
 
 
Я расскажу тебе о том, как я сказал,
Ты вспомнишь города и веси,
Где ты бывал, я не бывал,
Ну что ты нос повесил.
 
 
Наступят времена получше,
Когда мы сможем дольше поболтать,
Когда мы заживем намного лучше,
И нам не надо будет, незачем летать.
 

«Мы в детстве все хотели кем-то стать…»

 
Мы в детстве все хотели кем-то стать.
Ты летчиком хотел,
А я в футбол играть.
Ни ты, ни я не преуспел.
 
 
Ты где-то все поешь,
А я тружусь в Воронеже на стройке.
И, в общем, не поймешь,
Где встретимся. Наверное, у барной стойки.
 
 
Мы выпьем пару грамм,
Расскажем про дороги,
С кем счастье делим пополам,
Что жизнь не так плоха. Не обивали мы пороги.
 
 
И нам обоим встреча дорога —
Приятно встретиться нам в новом годе.
Мы вспомним прошлые года,
Поговорим немного о погоде.
 

«Ночь, как всегда, была темна…»

 
Ночь, как всегда, была темна.
И я не слышал колокола звона.
Сквозь сон я видел, как луна
Сошла лениво с небосклона.
 
 
Мне показалось, что луна
Была божественно красива.
И сквозь вуаль была видна
В тумане над водою ива.
 
 
Сквозь ветви чуть струился свет,
Казалось мне, как будто из гробницы
Себе я дал молчания обет,
Чтоб молча забывать их лица:
 
 
Людей похожих на стрекоз,
На бабочек в коробке,
На вазы, на букет из роз,
На пробку от бутылки водки.
 

«О чем бы мне хотелось рассказать?…»

 
О чем бы мне хотелось рассказать?
В ответе слышу я молчанье.
Мне чаще хочется молчать,
Как пред дорогой и прощанием.
 
 
Слова не в состоянии передать,
Что скрыто в наших душах.
Их шепоты пытаюсь разобрать,
Устав, ладонями я закрываю уши.
 
 
Но как бы мне хотелось знать,
Их тайною покрытые желанья,
Свершенья их мне бесполезно ждать.
С годами я устал от ожиданья.
 
 
О чем бы мне хотелось помолчать?
Пожалуй, о счастливом бессознании.
И, может, оду просто написать
И посвятить ее вселенскому молчанью.
 
 
Молчать, перебирать слова,
Не издавая даже звука.
А про себя, наверно, ты права,
Но, тем не менее, какая скука.
 
 
Наш молчаливый диалог
Имеет где-то свою прелесть.
В нем предсказуем эпилог.
Молчанье в диалоге – смелость.
 
 
О бессознании мне приятно вспоминать,
Нередко в нем я коротаю время.
Для бессознания лишь нужна кровать,
Попасть в нее, как в стремя,
 
 
Уткнуться головой в подушку,
Закрыть глаза и имя вспоминать
Того героя, что убил старушку.
Потом, так и не вспомнив, засыпать.
 
 
Во сне ты забываешь имена
Людей, друзей, их лица.
Во сне совсем другие времена.
С бессонницей им даже не сравниться.
 
 
Там празднуют все время Новый год,
А дни рождения почти что ежедневно.
Поминки, майские – все путает народ
Всем легче в бессознании, наверно.
 
 
Еще приятно там стихи слагать.
Там в тишине ни звука.
Из бессознания строки извлекать,
Мне это удовольствие – не мука.
 
 
Там не поймете, где хорей,
Где ямб – они звучат как в песне.
Под них хоть пой, а хочешь пей
И вспоминай подругу с Пресни.
 
 
Не помню ничего. Как звали?
Но помню шепот, помню пруд,
Друг другу руки целовали.
Но в бессознании факты врут,
 
 
Хотя я слышал звон трамвая
Тогда, в предутренней траве.
Скорей всего, не сознавая
Всех чувств к застенчивой вдове.
 

«Порой в уснувшей тишине…»

 
Порой в уснувшей тишине
Я наблюдаю, как вползает утро.
Оно обычно появляется в окне,
Накрывшись простыней из перламутра.
 
 
Я, затаив дыхание, слежу,
Как утро движется по стенам,
И по кровати, где лежу —
Как будто кровь течет по венам.
 
 
Оно садится на постель,
А в зеркале – его же отраженье.
Оно как пудра, нежная пастель,
Шедевр нерукотворный без сомненья.
 
 
Вот, что бы мне хотелось написать:
Как в отраженьи брезжит утро.
Но, так не хочется вставать.
И ленью обволакивает утром.
 

«Я шел с Надеждой по заснеженному льду…»

 
Я шел с Надеждой по заснеженному льду.
Нам в спину дул холодный и попутный ветер,
Я знал, что с ней я никогда не пропаду,
Какую бы преграду на пути ни встретил.
 
 
И мы упрямо двигались вперед,
Я слышал ее теплое дыханье
И опасался, вдруг оно растопит лед,
А нам не хватит времени на наши покаянья.
 
 
Мы шли с Надеждой по заснеженному льду.
И падал снег. Он таял на ее ресницах.
Я знал, что с ней я никогда не пропаду,
А если пропаду, мне наверху простится.
 

«Про одиночество мне нечего сказать…»

 
Про одиночество мне нечего сказать,
Оно само – как золота молчанье,
Желанье от людей, друзей и близких убежать,
Чтобы не дай бог не попросить у них прощенья.
 
 
И жить, как одинокий перст в Раю,
Разглядывая мир сквозь пыль на окнах,
Знать про себя, что я не затаю
За пазухой обид, да пусть я сдохну!
 
 
Проходят так за днями дни,
Неторопливо размышляю, забывая
Друзей. Они теперь, наверное, одни
Живут там, наверху, меня не вспоминая.
 
 
Так как же обрести покой?
Ты в этой одинокой, бренной жизни
Секреты одиночества открой,
Как наслаждаться ролью «третий лишний».