– Потом проще. Когда король польский в поддержке самозванцу откажет, трон под Дмитрием закачается. Деньги иссякнут быстро, наёмники уйдут. Вот тогда народ на бунт поднимать надо. А самозванца убить. Только ещё важный момент есть.

– Какой? – в один голос спросили князья.

– Кто будет следующим царём. От этого не только моя или ваша жизнь зависит, но и судьба государства. Бояре могут передраться, и на трон никого не изберут. Безвременье хуже самого плохого царя.

– Э… Григорий, да. Ты и так много сказал. Речи твои умны, но это всего лишь слова.

– Да, мои мысли. Но они вполне реальны, если взяться всерьёз.

– Мы должны подумать. Ступай.

Князья и так сильно рисковали, показываясь ему. Они не назывались, но Андрей их «расшифровал».

– А мне что делать?

– Присматривайся пока, где польские отряды стоят и какова их численность.

– И всё?

– Мы пока не готовы к решительным действиям. Если честно – нет в достаточном числе преданных воинов. Зайди через месяц.

Андрей откланялся. Неужели князья будут заниматься одной лишь говорильней и пустыми прожектами? Или всё-таки будут действовать? Пусть не сейчас. Андрей прекрасно понимал, что для действий нужна длительная и серьёзная подготовка: люди, деньги, план, в конце концов. А тем временем должна идти идеологическая обработка населения. Если семена упадут на обработанную почву, будут всходы. Но для этого нужен ежедневный, кропотливый, тщательный труд.

Из дома князя Андрей вышел разочарованный. Вот он, отлично подготовленный боец. Ему же предлагают ждать.

А самозванец меж тем ждать не станет. Распоряжения его и указы так и сыплются один за другим, ежедневно оглашаемые с Лобного места на Красной площади.

Андрей не спеша пошёл к дому Наума. Едва он вошёл во двор, как купец сам выбежал навстречу.

– Андрей! Ну наконец-то!

– Что случилось?

– Пока ничего. Но всё утро у двора ходил Ванька-хромой. Через забор заглядывал, вынюхивал чего-то. Боязно мне.

– Ещё бы не вынюхивать… Он двоих разбойников на твой двор навёл. Те ушли на дело и пропали. Он, Ванька, и решил, что они амбар грабанули и с товаром слиняли, оставив его без доли в добыче.

– Думаешь?

– А как иначе?

– Лучше бы ты его… – Купец чиркнул поперёк горла большим пальцем.

– Чем же я тогда лучше его, Ваньки, буду? Он, может, и не виноват ни в чём, а я его ножом. Грех это!

– А если он других на мой амбар наведёт? Не двое могут заявиться, а, скажем, четверо? Разве ты один справишься? Вот я и говорю – упредить его надо. Сегодня ходил, ухмылялся, а рожа разбойничья! Тьфу!

– Так ведь и у меня лицо не самое доброе. Если всех казнить только за рожу непотребную, так пол-Москвы убить надо.

– Андрей, прибей его! Денег дам! Мне спокойнее будет. Представь – тати белым днём заявятся? Ты уйдёшь по делам, я – тоже. Дома одна супружница да детки. И товар заберут, и их прирежут, чтобы видаков не было.

– Резонно. Сколько?

– Чего «сколько»? – не понял купец.

– Ты говорил – денег дашь.

– А! – Купец почесал затылок: – Три рубли!

– Сам ищи наёмного убийцу за такие деньги. Мне думается, и дешевле найдёшь – из забулдыг у трактиров.

– А вдруг их схватят? Они же сразу на меня укажут!

– А ты хотел дёшево и надёжно? Так не бывает.

– Ну ладно, твоя взяла. Сколько хочешь? Только чтобы наверняка и чтобы на меня и тень подозрения не пала.

– Десять рублей серебром.

– Да ты что, имей совесть! Я тебя кормлю-пою, крышу дал, а ты – десять рублёв!

– Я позавчера ночью тебе эти деньги с лихвой отработал. Ранение получил, да и вообще убить могли. Я жизнью рисковал! Если для тебя это дорого, всё делай сам.

Оставив во дворе огорчённого купца, Андрей прошёл в отведённую ему комнату. По большому счёту деньги были нужны не ему лично. Но деньги давали свободу – подкупить кого-то, нанять подводу, оружие приобрести, да мало ли? Он жаждал активных действий, а князья – центр заговора – пока раздумывали. Как понял Андрей, чёткого плана, распределения ролей – кто за что отвечает и что делать на первом и последующих этапах – у них пока не было. И он решил действовать сам и этим подтолкнуть других. Не может быть такого, чтобы все бояре были довольны самозванцем. Может быть, на пиру в честь царевича были, здравицы кричали, а потом пришло горькое похмелье. Только боялись они, скрывали своё недовольство. Единственная проблема была в том, что за ним, Андреем, народ не пойдёт. Нужен человек видный, авторитетный. За служивым боярином дружина личная стоит, а то и полк государев. Боярин – как знамя. А будет знамя и войско, пусть и невеликое сперва, – народ позже примкнёт.

Ведь у самозванца тоже опоры в войске нет, одна надежда на польские сабли. Ужель сообща, всем миром, две тысячи поляков не одолеем?

В комнату к Андрею без стука вошёл купец.

– Ты и мёртвого уговоришь. Будь по-твоему, согласен я! Вот тебе задаток, пять рублёв. – Купец протянул Андрею пять монет.

Теперь отказываться было поздно, и Андрей сгрёб монеты.

– Сказывай, где изба Ваньки-хромого.

– Да где и всегда стояла. По моей же улице, почти в конце. Ежели от меня направо повернуть, то предпоследний дом. Дальше бабка Лукерья живёт, глухая почти. А за ними – овраг.

– Собака у него есть?

– Нету. Он сам хуже любой собаки.

– Чем на жизнь промышляет?

– Никто не знает. Вроде попрошайничает у церкви, что на Варварке. Ещё говорят… – купец понизил голос, – …что к нему по ночам тёмные личности шастают.

– Он на самом деле хромой?

– Ну да. В детстве лошадь копытом ударила. Он ведь моложе меня, на моих глазах рос. Только выглядит старше, седины в волосах полно.

– Ты вот что, Наум. Постели мне в сарайчике матрац какой-нибудь, а сам запрись. Я ночью уйти могу.

– Так ты прямо сегодня решил… – Купец недоговорил.

– Не знаю, понаблюдать за ним надо. Представь, я к нему в избу ворвусь, а там шайка головорезов.

– Ужас!

– Вот я и о том же. Он один живёт?

– Как перст.

– Я прилягу, отдохну – ночь беспокойная будет. К ужину выйду. Ты супруге только ничего не говори.

– Как можно?

– И про матрац в сарае не забудь.

Купец ушёл.

Андрей проверил оба пистолета и нож. Пистолеты – на крайний случай, лучше всё втихую сделать, ножом. А от выстрела вся слободка проснётся. Он вздремнул немного и вышел в трапезную к ужину. Вёл себя, как обычно, а купец нервничал.

Когда начало темнеть, Андрей вышел на улицу – вроде как «до ветру», но на самом деле направился в сарай. Сейчас идти к дому Ваньки было рано, ещё не все спать улеглись – зачем внимание привлекать? Он услышал, как купец запер входную дверь, стукнув запором.

Постепенно жизнь в слободке стихала, и вскоре над ней нависла тишина. Пора.

Андрей поднялся с матраца, опоясался ремнём, проверил, как выходит из ножен нож, и сунул один из пистолетов за пояс. С собой взял пистолет разбойника, польский же оставил. По привычке попрыгал на месте – не бренчит ли чего?

Выйдя через калитку и прижимаясь к заборам, двинулся в конец улицы. Избы тут и вовсе завалящие пошли – покосившиеся, под соломенными крышами. Сразу видно – беднота живёт. Из одной избы пьяная разудалая песня слышится.

Он дошёл до последней избы и вернулся к предполагаемому жилью Ваньки-хромого. Тут даже заборов не было. Во дворе – щелявый сарай из горбыля.

В избе два небольших оконца, затянутых бычьим пузырём, – такие только в деревнях остались. В Первопрестольной даже у небогатых горожан в окнах слюда, а у купцов, дворян, зажиточных мастеровых – стекло.

Не отрывая подошв от земли, чтобы не наступить на ветку, щепку или глиняный черепок, Андрей приблизился к стене избы. Прижимаясь к ней, он приблизился к окошку. Оно тускло светилось – в комнате горела лучина. Слышался тихий разговор. Андрей понял, что Ванька не один и его собеседник – мужчина. Андрей почти приник к окну, стараясь услышать и понять, о чём идёт разговор. Собеседники были явно пьяненькие и не особо секретничали.

– Тебе трёх-четырёх крепких ребят надо и пару подвод.

– Зачем?

– А товар вывезти?

– На кой чёрт мне товар? Спалишься только с ним.

– Да ты что, босяк! Для чего тогда к купцу идти?

– За деньгами. Ты думаешь, он на последние гроши товар купил? Небось в укромном месте кубышка хранится.

– Так он тебе и показал! Наум скуп, не скажет ни в жисть!

– Я его и спрашивать не буду. Самого свяжу, при нём детей его попытаю – у него дети есть?

– А как же! Две дочери и сынишка.

– Какой родитель чад своих не любит? Сын – так и вовсе продолжатель дела, а поскольку младший, родителей досматривать будет. К нему и наследство перейдёт. Купец твой сына-то больше всех любит… Как ты думаешь, если я калёным железом пацана прижигать начну, скажет отец про кубышку?

– Ну и изверг ты, босяк!

– Э, сколько на мне крови… А мертвяков – так тех и не сосчитать.

– А с купцом да с его семьёй потом что будет?

– Известное дело – порежем и уйдём. Зачем нам видаки?

– Не по себе как-то. Ограбить, раздеть – это другое дело. А убить…

– Что, совесть заговорила? Ты вот двоих к купцу послал – куда они делись?

– А может, товар хапнули да ушли?

– Много ли они вдвоём унесли, даже если замок открыли? А не врёшь ли ты мне, Ванька? Может – в амбаре-то и товара давно нет?

– Вот те крест, товар там! Я купца с детства знаю. Удачлив он, должны быть у него деньги!

Разговор прекратился, послышался глухой стук кувшина и звук льющейся жидкости. «Ага, пойло в кружки наливает», – сообразил Андрей. Что же делать? Ворваться и обоих кончить? Или подождать, пока гость выйдет, убить его, а потом уже и Ваньку? Ванька увечный, сам на дело не пойдёт – но он наводчик. Убьёшь босяка, так Ванька других бандитов найдёт. Убирать надо обоих. То, что они пьют, Андрею на руку, у пьяного реакция не та, замедленна.

Он решил подождать и заодно послушать разговор – уж больно занятно.

Собеседники некоторое время молчали, видимо – выпили и закусывали.

Хозяин продолжил:

– Попрошайничеством много не заработаешь, хотя скажу я тебе – людишки в церковь разные ходят. Есть среди них довольно богатенькие.

– Вот и проследил бы за такими – где живут, есть ли прислуга да сколько её.

– Это с моей-то ногой? Некоторые ведь на возках приезжают.

– Не все же… Другие – пешком. Вот за ними и пригляди. Дашь богатенького, которого прищучить легко, – получишь свою долю. Скажем – десятину.

– Десятину? Мало!

– Да ты с ума сошёл! Я и мои люди рисковать животами будут, а твоё дело плёвое – только место, где живут, укажи.

– Если бы ты делился честно! Не зря твои поговаривают, что ты и от них часть добычи утаиваешь. Что похуже и попроще – им, а себе золото да украшения подороже.

– Ах ты!

Послышался звук удара, потом ещё, вскрик – в избе явно началась пьяная потасовка.

Вот удобный случай. Андрей потянул на себя ручку двери – не поддаётся. Он толкнул дверь, и она распахнулась. Всё не как у людей!

Сени тёмные, захламленные. Он пошарил рукой по стене, нащупал ручку двери, толкнул. Тусклый, невзрачный, колеблющийся свет после темноты на время ослепил, показался ярким.

Хозяин и гость возились на полу, пьяно сопя, ругаясь и награждая друг друга тумаками. В пылу свалки они не обратили на Андрея никакого внимания.

Андрей сделал шаг, другой, выхватил нож и всадил его в спину мужику, сидевшему на лежащем хозяине избы. Тот замер на секунду, а потом вдруг со всего размаха рухнул прямо на лежащего. Тот стал неловко выбираться из-под убитого – увечная нога гнулась плохо.

– Костыль подай, – натужно просипел он.

Убивать увечного душа не лежала, но Ванька-хромой – самый настоящий упырь, который наводит шайку убийц и грабителей. Вполне может быть, что из-за его наводки уже не один человек погиб.

Андрей без колебаний ударил его ножом в грудь. Хозяин упал на земляной пол, прохрипел:

– За что? Я тебя не знаю.

– Ну вот и познакомились, гнида.

Андрей нанёс ему ещё один удар, смертельный. Обтёр лезвие об одежду убитых и вложил нож в ножны.

Он свою работу выполнил – даже перевыполнил. Эти двое – отбросы, гниль, дно. И ни один мускул, ни один нерв не дрогнул. На них крови выше макушки, плаха их заждалась. Он хоть и не судья, но сейчас свершился суд правый, отлились душегубам чьи-то слёзы.

Андрей задул лучину – не хватало только пожар учинить. Выйдя из избы, вдохнул чистого воздуха – в избе кислятиной воняло, затхлостью.

Вернувшись во двор купца, закрыл за собой калитку и улёгся в сарае на матрац. Небо на востоке уже алело.

Ему казалось – только голову склонил да веки смежил, а купец уже тряс за руку:

– Андрей, просыпайся!

– Дай вздремнуть, только лёг.

– Рубаху бы тебе сменить, пока никто не видел, в крови вся.

– Так свою принеси.

– Я мигом!

Купец вернулся со своей рубахой, поношенной, но чистой.

Андрей переоделся.

– Ну, как прошло?

– По крови догадался? Убрал я Ваньку-хромого, а с ним – ещё одного. Как звать, не знаю, но, похоже, – главарь. Его Ванька босяком называл.

– Слыхал о таком, прозвище это. Тать на Москве известный.

– Они собирались тебя грабить. О том говорили, а я подслушал.

– Ах ты, Господи, отвёл беду!

– Возьми рубаху мою, облей лампадным маслом и в печи сожги, причём – немедля.

– Исполню, как велишь! – Повеселевший Наум схватил рубаху Андрея, скомкал её и понёс на кухню.

Андрей снова смежил веки, однако купец был уже тут как тут.

– Андрей?

– Ты мне выспаться дашь?

– Рубаху твою спалил и деньги вот принёс.

Пришлось встать, взять деньги – в сарае выспаться не дадут.

Андрей прошёл в дом, в свою комнату, стянул пыльные сапоги и в одежде рухнул на постель.

Проснулся он к обеду. Умывшись, он утёрся куском льняного полотна, висевшего тут же, возле умывальника, и прошёл в трапезную. Наум уже сидел за столом весёлый, улыбающийся и разливал вино по кружкам – себе и Андрею.

После неспешного обеда домашние по традиции улеглись отдыхать. В доме было тихо, думалось хорошо, никто не мешал.

Деньжата, пусть и невеликие, у него теперь есть – надо же с чего-то начинать. По подсказке князей ходить по польским заставам и считать наёмников он не собирался. Все события, если до этого дойдёт, будут в центре, в Кремле – где самозванец сидит. А коли до воинства дойдёт, конная сотня ратников любую заставу в полчаса сомнёт. Застава – она больше для простых горожан.

Андрей сильно сомневался, что застава способна выявить и изловить лазутчика, если таковой появится. Да и откуда ему взяться? Новгород – и Великий и Нижний – присягнули, как и другие города, и явных очагов сопротивления в них нет. Стало быть, самому шевелиться надо.