Вот всегда так. Печешься о силе государства, о благоденствии подданных, а о дочерях забыл. А они, паршивки, не на тех смотрят. Ничего, он подберет им – и как можно скорее – видных мужей. И пусть Ханеке выбросит этого Нуруддина из головы. Как только ей в голову такое могло прийти?!

Немало расстроенный, хан прошел в свою опочивальню и улегся в халате на широкое ложе под балдахином. Надо обдумать, за кого выдать дочерей-близняшек. Хан и не сомневался, что они не посмеют ослушаться отцовской и ханской воли.

В опочивальню не слышно вошла рабыня в шароварах и полупрозрачной короткой кофточке по здешней моде. В мочке ее уха поблескивала модная серьга, указывая на принадлежность к рабам. Она поклонилась низко и спросила нежным голосом.

– Чего желает эфенди? Сладкого шербета, сушеного урюка или гранат?

– Желаю подумать в тишине. Оставь меня!

Рабыня с поклоном вышла.

Хан откинулся на подушки и стал мысленно перебирать претендентов на руку каждой дочери. Родились в один день и замуж пусть выходят тоже в один день.

Неожиданно мысли его перекинулись на жен, коих было трое – Урун-бике, Тогай-бике и Шукр-бике-ага, дочери эмира Арсака. И все были плодовиты. Одних сыновей у него восемь. Коран позволял иметь четыре жены, а у него их три. Не взять ли еще одну, молоденькую? Разогнать застоявшуюся кровь? Пожалуй, надо это обдумать. Наложниц полно, и дети от них есть, но на престол они претендовать не могут.

За размышлениями хан не заметил, как впал в дрему, а потом и уснул.

Проснулся он бодрым, полным сил. Хлопнул в ладоши. Вошел один из телохранителей, стоявших у двери.

– Скажи слугам, пусть поесть принесут.

– Повинуюсь, мой господин.

Вскоре распахнулись двери, вошли слуги с подносами и уставили яствами низенький столик.

Повара явно знали, как угодить хану. На серебряном блюде лежали кусочки осетра, жаренные на вертеле, в стеклянной генуэзской вазе розовато светился виноград, алел гранат. Горкой лежала на блюде халва, в кувшине – горячий шербет.

Хан махнул рукой, и слуги удалились. Тохтамыш любил есть и размышлять, а возня слуг его отвлекала.

Тохтамыш вцепился зубами в горячий кусок осетра и чуть не замычал от удовольствия. Хорош! Потом не спеша поел винограда, попробовал халвы.

Как же он забыл о Беке Ярык-оглане? Вот за кого надо выдать дочь замуж. Происхождения благородного, воин храбрый, предан хану всемерно! Пожалуй, самый подходящий для Ханеке муж. А то, что разница в возрасте, – не беда. Не выдавать же ее замуж за сопливого мальчишку! И воинов у Ярык-оглана много. По всем статьям муж подходящий.

А на следующий день была охота с барсами. Это был целый выезд ордынской знати. Ехали приглашенные нойоны, беки, огланы – каждый со своими слугами и телохранителями. Некоторые имели своих барсов, животных в Орде редких и дорогостоящих.

От города отъехали фарсангов на пять – ближе охотиться было почти бесполезно, дичь близко к городу не подходила.

Они слезли с коней, взяли барсов на поводок, рассыпались редкой шеренгой по полю и медленно направились вперед.

Из кустов, что шли вдоль небольшого оврага, выскочил шакал и бросился наутек.

– Ату его!

Хан спустил с поводка беснующегося барса. Желтой стрелой барс кинулся догонять убегающего шакала. Быстро настиг, бросился в прыжке сверху. Клацнули клыки на шее. Жертва задергалась и испустила дух.

Хан стоял довольный. А как же! Первая добыча, его была.

Дальше пошли.

И повезло Алибеку из рода Кунграт. Его барс поймал зайца. Радостный Алибек высоко поднял добычу в руке – пусть все охотники видят и завидуют.

Еще один барс – хозяин Солтыган – смог лисицу взять. Где уж она пряталась – непонятно, однако шагов за сто до охотников вдруг выскочила как из-под земли, да наутек. Барс – за ней, а она хвостом вильнет – и в другую сторону. Только барс быстрее и выносливей оказался; догнав, в конце концов, переломил ей хребет мощными челюстями.

Подошел полдень. Слуги расстелили молитвенные коврики. Хан и его окружение совершили намаз.

Прислуга разостлала большой ковер, положила подушечки. Пока хан беседовал с охотниками, развели костер, зарезали взятого с собой барана и зажарили его. А пока баран еще доходил на огне, хан и его военачальники отведали свежей пахлавы, сушеной дыни, хлебнули кумыса.

Приложив руку к глазам, один из сидевших на ковре заметил:

– Всадник сюда скачет. Не гонец ли?

Все с интересом смотрели – проскачет мимо или свернет к расположению хана? Гонец – это всегда серьезно, никто не осмелится беспокоить хана по пустякам, нарушить его развлечение.

Подскакав, всадник соскочил с коня, упал на одно колено и приложил руку к груди.

– Прости, великий хан, но меня послал сам Али-бей!

Али-бей был главным советником Тохтамыша. Старый, прожженный, битый не в одной битве воин, мнением которого Тохтамыш дорожил.

– Говори!

Гонец выразительно посмотрел по сторонам.

– Прислуге отойти на тридцать шагов! – скомандовал хан.

Прислуга бросилась от ковра, на котором восседали хан и знать, врассыпную.

– Али-бей просил передать, что явился лазутчик из стана Тимура. Собрав большое войско, эмир Тимур вошел в наши земли.

На несколько мгновений наступила мертвая тишина. Тимур – это война!

У всех в голове мелькнула одна мысль: «Как далеко Тимур? Надо срочно собирать ополчение со всех улусов».

Первым пришел в себя Тохтамыш. Да и как иначе? Не умей он быстро и точно принимать решения – не смог бы встать во главе Орды. Осипшим голосом он спросил гонца:

– Это все?

– Да, мой повелитель. Остальное – во дворце.

Хан вскочил на ноги. Обычно за плохую весть гонца лишали жизни, как правило, душили тетивой от лука. Но сейчас хану было просто не до гонца, поскольку известие казалось невероятным по своей сути.

– Коня мне!

Новость была слишком серьезной, чтобы пренебречь ею и продолжать развлечение.

Пока слуги подводили коня Тохтамышу, телохранители хана уже сидели в седлах. Срываться вот так, с места в галоп, им было не привыкать.

По дороге впереди летели пятеро телохранителей, за ними – хан в развевающемся халате. Замыкали кавалькаду еще двадцать воинов в полном боевом облачении – кольчугах и шлемах.

На подъезде к городу они сбавили темп, чтобы кони отдышались, да и прохожих пугать было ни к чему. Иначе тут же по базарам поползут слухи, что во дворце беда случилась. На каждый роток не накинешь платок.

Хан направил коня сразу к своему дворцу.

Въехав в предупредительно распахнутые стражей золоченые резные ворота, бросил поводья коня слуге, стоявшему у крыльца, и быстрым шагом направился к своему кабинету. У дверей его уже ожидал Али-бей, нервно теребивший аккуратно подстриженную бородку.

Едва войдя в кабинет, Тохтамыш уселся на возвышение, подложив под локоть подушку. Али-бей устроился на подушке напротив.

– Говори!

– Да простит меня, ничтожного, великий хан, да продлит Аллах его годы, да…

– Перестань, – поморщился хан, – я не для того прервал охоту, чтобы слушать твои извинения. Не испытывай мое терпение.

Али-бей кивнул. Дворцовый этикет требовал сладкого многословия, но старый мудрей его не одобрял.

– Ко мне явился лазутчик, человек доверенный, до того не подводивший. Он утверждает, что эмир Тимур с огромным войском уже вошел в наши земли.

– Как велико войско?

– Лазутчик утверждает – семь корпусов конница и пехота. Ну и как всегда у Тимура – вспомогательные отряды: инженеры, строители. Но этих можно в расчет не брать.

Хан на мгновение прикрыл глаза, мысленно прикидывая приблизительную численность вражеского войска. Выходило много. Он посмотрел в глаза Али-бею пронзительным взглядом.

– Как думаешь, сколько?

Али-бей сразу понял вопрос.

– Полагаю, не меньше двухсот тысяч, – решительно сказал он.

– Я думаю также. Как далеко Тимур?

– В двухнедельном переходе.

Тохтамыш скрипнул зубами.

– Совсем рядом!

Хан пытался понять, почему враг так неожиданно оказался на его землях. Мысль работала бешено: «Ох и хитер Железный Хромец! Начал поход еще зимой и шел за растущей травой, по мере продвижения весны на север, чтобы дать коням корм».

– Кого и как быстро мы можем выставить?

– Надо посылать гонцов немедля во все улусы – от Булгара до Крыма.

– Посылай!

– Уже написал всем, в первую очередь – Хаджи-беку из клана Суфи, что правит Крымским улусом. Ему идти дальше всех, зато на него можно положиться.

– Отдай распоряжение, пусть едут.

Али-бек встал, поклонился и вышел. Вернулся вскоре, удовлетворенно кивнул.

– Уже поехали. Гонцы были готовы, я ждал только твоего согласия, великий хан.

– Ты все сделал правильно, Али-бей. Клянусь, когда я разобью Тимура, ты получишь достойный тебя трофей. А теперь обсудим – на какие силы мы можем рассчитывать.

Обсуждали недолго, поскольку знали, сколько конных может выставить каждый улус. Выходило по численности – как у Тимура. Только у Тимура войско уже собрано в кулак, а когда подойдут воины из улусов – еще вопрос. Должны прибыть не позднее десяти дней. Из ближних улусов того же Сарай-Бату – дня через три-четыре. А из Крыма быстро не доберешься. Хорошо, если за две недели успеют. А ведь там воины сильные, да и сам Хаджи-бек – человек, преданный Тохтамышу.

– Где будем бой давать?

Али-бей вытащил из-за пазухи шелковый сверток, развернул. Это оказалась уже знакомая Тохтамышу вышитая карта. Али-бей поводил по ней пальцем.

– Мы можем успеть вот сюда.

Хан наклонился. Палец Али-бея упирался в голубую извитую ниточку.

– Это река Терек. Быстрая, почти всегда холодная. Перейти ее даже летом непросто, а сейчас, по весне, она полноводна. На ней и остановимся. Река – защита, переправляющиеся не смогут сохранить боевой порядок. Там мы и будем их бить.

– А успеем к сроку?

– До Терека и нам и Тимуру идти одинаково, если не будем медлить. У нас тумен Бектута, – напомнил Али-бей.

– Это который четыре года назад ходил на Хлынов и вернулся с трофеями?

– Он, – кивнул Али-бей.

– Передай ему мой приказ – сегодня же сниматься и идти к Тереку.

– Слушаюсь, мой повелитель.

По дворцу забегали слуги, помчались во все концы города гонцы, призывая к хану военачальников.

Бек Ярык-оглан, сын Бураджара и троюродный брат Бек-Суфи, единственное, что спросил у Тохтамыша, – не ведет ли Тимур с собой боевых слонов?

– Нет, мой багатур, лазутчик о том ничего не сказал.

Лошади боялись невиданных животных и поднимались на дыбы, мешая строй.

– Тогда разобьем Тимура, – уверенно заявил Бек Ярык.

– Услышал бы Аллах всемогущий твои слова, уважаемый бек.

Воины из самого Сарай-Берке, из юрт вокруг города поднимались в седла и колоннами, посотенно, направлялись в степь.

«Ничего, Тимур, мы еще посмотрим, чья возьмет! – злорадствовал хан. – Хотя надо отдать Хромцу должное – неожиданно нагрянул. Войны начинаются всегда летом – когда тепло, когда есть трава для лошадей. Необычное время Тимур выбрал, можно сказать, врасплох застал. Ничего, я это припомню, когда войско его разгромлю. Нету воинства сильнее, чем у Золотой Орды!»

Хан даже грудь выпятил от гордости. По взмаху его руки, по его велению приходят в движение тысячи, десятки, сотни тысяч верных нукеров. Но в глубине души таился холодок, некое сомнение, даже, пожалуй, и страх. Войско у Тимура огромное, дисциплина железная, военачальники опытные, а сам Тимур мало того что хитер и мудр, так и решения у него всегда нетрадиционные и, как ни удивительно, приводящие к победе.

Неуверенность Тохтамышу еще придавали два предыдущих поражения от Тимура. Последнее, при Кондурче, было очень жестоким и кровопролитным. С обеих сторон было потеряно убитыми по половине войска, а это ни много ни мало – сто тысяч воинов. Таких быстро не вырастишь. Не одно сражение воин пройти должен, чтобы опыта набраться. Немногим удается остаться в живых после трех-четырех битв. Зато оставшиеся были действительно хороши. Но и они не устояли перед гулямами Тимура. Потому хан и побаивался, хотя внешне храбрился.

И даже себе самому боялся признаться хан, что не уверен в исходе предстоящей битвы. От битвы, от ее исхода, зависит многое. Победит Тохтамыш – на многие годы Тимура уже можно будет не бояться, земли и улусы его захватить, пока он будет зализывать раны.

А если повезет Железному Хромцу, то это будет не просто победа в бою. Тохтамыш вместе с поражением потеряет престол. Всегда найдутся недовольные, имеющие право на престол, – тот же Тимур-Кутлук, в крови которого течет кровь Джучи. Или Идигей, верная собака Тимура, изменник и предатель, по которому плаха плачет, – он тоже будет рад освободившемуся трону.

Потому выбирать не приходится – или победить, или… Но о таком исходе Тохтамыш даже думать не хотел. А наверное, надо.