Многое узнавал и видел Илья впервые, но кто подробно знает историю чужой и древней страны? До поры до времени он тоже не видел римских денег, не знал их покупательной способности. А уж привычка древних римлян есть полулёжа и так же общаться с гостями и вовсе его удивила.

А ещё поразила его жёсткая дисциплина, мощёные дороги везде, акведуки с чистой водой – да всего и не перечислишь. Славяне даже тысячелетие спустя этого не имели.

Каждый день он ходил на виноградник, усваивал новые слова и уже начинал понемногу общаться с Александером. После ужина они немного разговаривали перед сном, словарный запас пополнялся ежедневно, и однажды грек спросил: из какой страны Илья?

– Моя страна называется Русь. Это далеко, в полуночной стороне, и там живут славяне.

– Кем ты был у себя дома, что делал?

– Воином – как ваши легионеры.

– Среди них много наёмников из варваров.

– Почему ты назвал меня в первый же день варваром?

– Так римляне называют всех, даже родившихся в империи, для кого латынь – не родной язык, ведь варвар не может быть чиновником. Можно нанять учителя словесности и риторики, но это дорого, и позволить такое может себе не каждый. И всё равно остаётся акцент.

– А какой сейчас год? Или по-другому – кто из императоров правит? – Для Ильи это было важно.

– В прошлом году праздновали тысячелетие Рима, а император – Филипп. До него был Максимилиан – его лик можно увидеть на монетах. Ладно, давай ложиться спать, что-то я сегодня устал.

До полуночи Илья ломал голову, вспоминая, когда было тысячелетие Рима и в какие годы правил Филипп. В голове мелькали отрывочные сведения, но ни в одном он не был уверен – ну не историк он! Так и не вспомнив ничего, но порядком измучившись, он уснул.

Илья был упорен в учении и уже хорошо понимал простую речь Александера, сносно отвечая ему. Каждый день он требовал от грека новых слов, но виноградарь был человеком от земли, грамотой не владел, и его словарный запас был мал.

Илья стал задумываться – что ему делать? Понятно, что жить у виноградаря долго бесперспективно. Весь дух Ильи, весь склад его характера говорили о том, что он привык действовать активно, а тут каждый день одно и то же – монотонная работа, и один день похож на другие, как две копейки. Одно пока держало – нет одежды и денег, в небольшой деревне многие работники ходили в набедренных повязках. Женщины – в подобии платьев, и называлось такое одеяние «туника».

Подобие одежды носили чиновники. Илья видел одного, эдила по должности, приезжавшего для сбора налогов. Но в городе в одной набедренной повязке он будет выглядеть нелепо. А денег у самого Александера – одни медяки, да и те отдал эдилу. Выхода из этой ситуации Илья пока не видел, но надеялся, что найдёт. Заметил он за собой одну странность, которой раньше не было, – в полнолуние слабость накатывалась, через силу работал. Однако же и лекарство от этого сам нашёл.

В один из таких дней, когда он шёл с виноградника, шатаясь от усталости, и опёрся о дуб отдохнуть, то почувствовал, как начали прибывать силы. Быстро ушла усталость, налились силой мышцы. И такая бодрость появилась – хоть камни таскай. Понял Илья – неспроста это, сказывается заклятие Макоши. С этих пор, как только приближалось полнолуние, он подходил к дубу, прижимался к нему всем телом и обнимал ствол дерева. Именно дуб, а не другие деревья – граб, орех или кипарис – давал ему силы. Сам когда-то дубом был, некоторое родство чувствовал. Мощное, крепкое дерево с хорошей энергетикой, не осине чета.

Пришла пора снимать урожай, давить сок виноградный на вино. У Александера для его выдержки лежало в большом подвале множество бочек.

– Продаёшь? – как-то спросил Илья.

– Нет, оптом армия забирает. Приезжают по весне огромным обозом, забирают полные вином бочки и оставляют пустые – для следующего урожая. Платят меньше, чем если бы я мелким торговцам вино продавал, зато забот никаких. Да у нас вся деревня так делает…

Конечно, Илья заметил, что все склоны холмов и долина заняты виноградниками, а жители селения занимались виноградарством. Каждому воину было положено по две кружки вина в день, и пили его разведённым водой. Вино в жаркую пору утоляло жажду, а ещё его запасы в походах не давали солдатам болеть кишечными расстройствами.

Империя в больших количествах завозила судами зерно из Египта, своей провинции, всё остальное производила сама. Договоры на поставку в армию вина, тканей, кожи, оружия, амуниции были для производителей выгодны, за такие поставки боролись. Армия поглощала всё, как бездонная бочка. Однако же за качеством следили.

Александер с Ильёй срезали спелые кисти, укладывали их в ивовые корзины и на тележках перевозили к дому. На заднем дворе были большие чаны. Виноград сваливали туда, топтали, а сок вёдрами носили в подвал. Разные сорта винограда не смешивали между собой, Александер помечал на бочках углем – где белое вино, а где красное.

Но в один из таких дней жизнь Ильи резко изменилась. Когда он вкатил во двор тележку с собранным виноградом, следом вошёл римлянин в белой тунике и кожаных сандалиях.

Александер в это время выходил из-за угла дома. Он всегда сначала осматривал собранный урожай, поскольку, в зависимости от сорта, они высыпали кисти и давили сок в разных чанах.

– Аве, хозяин, – поздоровался вошедший, сразу угадав в Александере владельца дома и виноградника. – Продай раба! – Он показал рукой на Илью.

От возмущения Илья едва не задохнулся, Александер же ответил спокойно:

– Он хоть и варвар, но не раб и сам волен выбирать для себя и работу, и крышу над головой.

Но такой ответ не обескуражил непрошеного гостя – он повернулся к Илье:

– Не желаешь ли потрудиться на мою госпожу?

– Что он должен делать и сколько ему за это будут платить? – вмешался Александер.

– Он будет носильщиком паланкина, а платить ему будут как всем.

– Мне бы хотелось услышать – сколько?

Александер понимал, что Илья не знает цен на рынке труда, и не хотел, чтобы Илья в случае своего согласия прогадал.

– Два дупондия в месяц. Крыша над головой, хорошая еда… Недалеко от дома госпожи термы.

Незнакомец начал нахваливать условия, Александер же скривился:

– Уважаемый! Два дупондия – это смешно. Если ты думаешь, что мы живём в деревне, то не знаем цен? Ты, наверное, хотел сказать – два сестерция?

– Пусть тебя поразит молнией Юпитер! Где ты видел такие цены?

Оба начали ожесточённо торговаться, хотя Илья своего слова ещё не сказал. Ему даже смешно стало, получалось прямо по поговорке «Без меня меня женили»…

Он быстро просчитал в голове варианты. Здесь, в деревне, у него перспектив нет. Ну, будет работать на винограднике до старости, пока не умрёт. Но зачем-то судьбе было угодно забросить его в чужую страну в древние века? Ведь не для изготовления вина для легионеров… А потому надо перебираться в город. Под лежачий камень вода не течёт, и вот сейчас судьба в образе этого господина даёт ему шанс. Он бы согласился и за два дупондия, хотя не знал покупательной способности этой денежной единицы. Будет крыша над головой и еда, и это пока для него существенно.

Александер и незнакомец с чисто южным темпераментом спорили, размахивали руками и занятно жестикулировали. Только вот Илья ни слова понять не мог, поскольку спорили они на латыни, которую он не знал.

Он кашлянул, спорщики повернули к нему головы и, как по команде, замолчали.

– Александер, твоё окончательное слово?

– Один сестерций и два дупондия!

– Тогда я согласен.

Незнакомец приблизился к Илье, обошёл его вокруг, оценивая стать. Илье стало неприятно, как будто лошадь покупали.

– Хорош, для носильщика даже слишком… Идём со мной.

Но только Илья двинулся к выходу, как незнакомец вскричал:

– А одежда?! Неужели у тебя ничего нет, кроме набедренной повязки?

В ответ на это Илья только развёл руками.

– Нищий – и сразу familia urbana! Да ты везунчик, парень. Кстати, как твоё имя?

– Илья.

Familia urbana – род слуг, обслуживающих дом, подающих на стол кушанья, готовящих пищу, убирающих, охраняющих дом, развлекающих гостей. Стояли они на ступень выше, чем те, кто трудился пастухом, виноградарем, ткачом, столяром, портным.

Прислуга могла быть как из свободных граждан, так и из рабов. Невольники Рима были из числа захваченных пленных. И если сам город Рим насчитывал около шестисот тысяч свободных граждан, то рабы составляли половину.

Попасть в рабство могли свободные граждане за долги кредиторам, отец мог продать своих детей в рабство; за серьёзные преступления свободный человек мог быть зачислен в рабство с конфискацией имущества. Свободная женщина, связавшаяся с рабом и не прекратившая эту связь после предупреждения, становилась рабыней того, кому принадлежал раб.

Рабы не имели внешних опознавательных знаков и в свободное время могли посещать стадионы, термы, театры.

Торговля рабами приносила большой доход. Везли их из Африки, Испании, Сирии, Галатеи и других мест. И за каждого ввозимого в империю раба работорговец платил казне четверть его стоимости, а цена раба доходила до 18–20 золотых солидов.

Илье же положили в качестве жалованья смешные деньги.

Римская денежная система была простой. Один золотой ауреус стоил двадцать пять динариев, серебряный сестерций стоил четыре асса, дупондий же равнялся двум медным ассам.

Но Илье было плевать на эти соотношения. Будет крыша над головой, еда, и он будет в городе. У него появилось желание добраться до Рима – почему-то он был убеждён, что там он будет востребован. Вспомнилось латинское высказывание – все дороги ведут в Рим.

Они вышли со двора. Незнакомец, которого звали Аякс, остановился у паланкина, стоящего на земле:

– Госпожа, я нанял носильщиком варвара, человека свободного. Ты одобришь мой выбор?

Лёгкая шёлковая занавеска приоткрылась, и показалось женское лицо. Внутри паланкина было сумрачно, и Илья не успел рассмотреть женщину.

– Да, он подходит, Аякс. Я уже заждалась, нам пора в путь.

На обочине дороги сидел носильщик – уже бывший, держась за ногу, которую он неосторожно вывихнул.

Рядом с ручками паланкина стояли трое мужчин. Один из них был чернокожим, двое других – из стран Магриба.

– Илия, не стой, берись за ручку. Осторожно подняли носилки. Так, Илия, ты новичок, объясняю. В ногу не шагать, ты не гастат в строю, иначе паланкин будет раскачиваться. Пошли!

Аякс произносил его имя на римский манер – Илия. Все носильщики были рослыми, физически крепкими и носилки несли легко. Впереди шагал Аякс. Его задачей было освобождать дорогу госпоже, если была в том необходимость, а также предупреждать её, если навстречу несли знатную даму, с которой следовало раскланиваться, иначе это выглядело бы как неучтивость.

Дорога заняла уже часа два, когда впереди показался город.

– Мессина! – торжественно объявил Аякс, и, наверное, больше для Ильи, чтобы впечатлить его.

Город по меркам империи был важен и велик – сто двадцать пять тысяч жителей, и это при том, что сам Рим имел шестьсот тысяч и был крупнейшим городом мира. А для Ильи Мессина – как современный районный центр, небольшой провинциальный городок. Но когда до него дошло, где этот город, он едва не выругался – Мессина находится на северной оконечности острова Сицилия, отделённом от континента Мессинским проливом.

Когда-то, в свою бытность судовым механиком, он был однажды в этих местах. Сейчас же для него было плохо то, что пешком до Рима отсюда не дойдёшь.

Вошли в город. Улицы его были узкие, но прямые и застроены каменными зданиями. В городе было полно народу – солдаты, рыбаки с ящиками, полными рыбы, торговцы всех мастей. Шум, суета…

После тихой деревни шум оглушил Илью. Оказывается, от цивилизации со всеми её атрибутами – шумом, запахами, суетой людей – отвыкаешь быстро. К тому же смущало разноязычие. Слышалась и греческая речь, и латиница, и арабский говор, и вовсе непонятный… Воистину – Вавилон!

Но Аякс шёл вперёд, властно покрикивая и освобождая дорогу для носилок.

Народ по большей части ростом был невелик, рослые носильщики были на голову выше, а Илья – так и на две. На него засматривались прохожие, особенно женщины. Высокий, мускулистый, русоволосый и сероглазый, с кожей, покрытой ровным загаром, он выделялся на фоне местных жителей, невысоких кареглазых брюнетов.

– Варвар-то красавец, как Аполлон! – услышал он чей-то женский голос.

Может быть, кому-то из мужчин такое внимание и польстило, но не Илье в его нынешнем положении. После Марьи, убитой на его глазах, он не мог смотреть на других женщин; безразличны они ему были, как будто выгорело всё внутри. Да и в деревне, где он провёл с Александером почти полгода, женщин почти не было. А если и были, так замужние, расплывшиеся после многих родов, задавленные тяжёлым ежедневным трудом.

К удивлению Ильи, они прошли через весь город и вышли на его окраину. Здесь, вдали от порта и городского шума, располагались виллы богатых людей – по-другому назвать эти дворцы, расположившиеся на больших зелёных участках, утопающие в цветах и садах, он не мог. Допрежь в России и на Руси, где ему удалось побывать, он такой красоты не видел. Цветы и деревья, названия которых он не знал и не видел никогда, благоухали, распространяя окрест тонкие, приятные ароматы.

Виллы располагались на пологом склоне холма, откуда прекрасно были видны город и море за ним, а далеко, в дымке – континент, основные земли империи.

По знаку Аякса носильщики остановились у входа и опустили паланкин.

Из портика выбежали две молодые служанки и помогли хозяйке выйти, хотя она вполне могла бы сделать это сама.

Илья ожидал увидеть престарелую матрону, однако лицезрел прелестницу лет тридцати. Ухоженная, благоухающая благовониями, в нежно-розовой тунике, она могла бы составить конкуренцию самой Афродите, выходящей из морской пены.

Хозяйка бросила на Илью мимолётный взгляд и прошествовала в дом. Нет, домом это строение назвать было нельзя, скорее – дворец об одном этаже, с портиками и колоннами, с многочисленными статуями по периметру.

Едва хозяйка вошла внутрь, как зазвучала арфа – это услаждали слух госпожи рабыни-арфистки. М-да, красиво жить не запретишь!

Носильщики подняли пустой паланкин. Впрочем, он не стал намного легче, хозяйка не была женщиной крупной или тучной.

Аякс скрылся в доме, носильщики обогнули дом. За ним располагались хозяйственные пристройки, дом для прислуги. Носилки оставили в сарае, где стояла украшенная деревянной резьбой колесница. «Для хозяина», – догадался Илья.

Носильщики прошли в небольшую комнату.

– Твоё место, – на греческом, с акцентом, сказал ливиец.

Низкие топчаны с тонкими матрацами, набитыми высушенными морскими водорослями, стояли по углам. Посередине – стол. Больше в комнате не было ничего – шкафа или сундука для одежды, скамеек или стульев.

Илья с наслаждением улёгся – после долгой дороги ноги устали, работая на винограднике, он отвык от больших переходов.

От матраца пахло чужим человеком, видимо, тут раньше спал носильщик, вывихнувший ногу.

– Чего разлёгся, идём есть.

Но Илья и сам собирался спросить о еде – проголодался.

Носильщики прошли в трапезную для слуг. Два длинных стола, вдоль них – лавки. По самым скромным подсчётам, трапезная могла вместить полсотни человек.

Носильщики уселись за стол, и двое рабов поставили перед ними пиалы с чечевичной похлёбкой и положили лепёшки. Ложек, похоже, тут отродясь не было.

Илья, чтобы не опозориться, стал смотреть, как едят носильщики. Они отламывали кусочек лепёшки, макали его в похлёбку и отправляли в рот. При этом пиалы пустели быстро.

Илья решил поступить проще – он откусил от лепёшки и отпил из пиалы. Вкус был непривычный, но съедобный. Чечевичную похлёбку он пробовал впервые.

Носильщики переглянулись: так принимать пищу среди римлян, рабов, было не принято.

Ливиец сказал:

– Варвар.

Илья усмехнулся – вступить с ними в перепалку в первый же день он не хотел. С носильщиками ему жить какое-то время придётся, паланкин таскать. А ел он так, как ему было удобнее, всё лучше, чем лепёшку в похлёбке мочить.

Едва они успели доесть, рабы тут же убрали из трапезной пиалы и поставили на стол миски с тушёными бобами, обильно сдобренными сверху красным молотым перцем.

Илья попробовал – остро, даже чересчур. Но носильщики ели с удовольствием. Для Ильи пища непривычная, придётся привыкать, ибо со своим уставом в чужой монастырь не ходят и готовить привычные ему блюда здесь никто не будет.

Сразу же принесли кувшин с уже разбавленным вином и разлили его по кружкам. Разбавленное водой вино называли уксусом, и считалось, что его употребление полезно для здоровья.

После обеда или ужина они отправились в комнату. Солнце стояло ещё высоко, и сориентироваться во времени было сложно. В этих южных краях закат был быстрый. Только диск солнца коснулся холмов – и почти сразу же темно. На Руси темнеет медленно, а тут – как будто лампочку выключили.

Когда они входили в отведённую комнату, Илья споткнулся о подставленную ливийцем ногу, и двое других носильщиков весело засмеялись.

Илья устоял, не упал, но, проходя мимо ливийца, быстро и резко ударил его локтем в живот, под дых. Ливиец от боли согнулся – ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Ты не заболел после перца? – участливо спросил его Илья.

Носильщики, возможно, удара не видели, но встревожились. Илья же прошёл к своему топчану и лёг.

Никто из носильщиков к ливийцу не подошёл, не помог, и Илья сделал вывод, что здесь каждый сам за себя и помощи ждать ни от кого не приходится.

Ливиец отошёл, выпрямился, отдышался. Глаза его блестели неприкрытой злобой.

Илья сам на неприятности не нарывался, но обиды и насмешки спускать никому не хотел. Надо постоять за себя, иначе на него сядут и понукать будут.

Ливиец подошёл к Илье.

– Ты как посмел меня ударить? – прошипел он.

– Ты первый начал. Сделаешь ещё раз так – шею сверну, – спокойно ответил Илья.

Видимо, ливиец как старожил верховодил у носильщиков, и потому для него пропустить угрозу от новичка значит пасть низко в глазах сотоварищей. Не зная, что новичок – боец, воин, он кинулся на Илью.

Илья же, напротив, был готов к нападению. Как был, в положении лёжа на топчане, он согнул ноги в коленях, принял на стопы ливийца и отбросил его, как из катапульты.