Читать бесплатно книгу «Домбайский вальс» Юрия Алексеевича Копылова полностью онлайн — MyBook
image
cover

                   Пролог-прелюдия

Какая прелесть эта Домбайская поляна! Вот уж поистине райский уголок, спрятанный в горах матушкой-природой. Окружила её неприступными горами, чтобы не пускать сюда людей. А они всё равно лезут и лезут, падкие на красоту. И везде производят мусор, губят вековые дерева, безобразия всякие нарушают. И всё норовят забраться повыше, будто им там мёдом намазано. И ничто их не может остановить. Вон пустила природа-мать людишек в Приэлбрусье, поглядите теперь, во что превратились эти заповедные места. А Красная поляна! Теперь, увы, там нет природы.

Из трёх известных мне полян – Красная, Ясная и Домбайская – мне всех ближе Домбайская. Я прожил там два года и долго помнил каждую тропу, каждый камень, каждый поворот, каждую вершину. Теперь уж всё забыл, старость не радость. Но помню одну смешную, грустную, потешную, нелепую, возможно, придуманную историю, которую мне рассказывали старожилы. «Порой опять гармонией упьюсь, над вымыслом слезами обольюсь», – говорил Пушкин. Я не смею себя сравнивать с великим поэтом, но согласен с ним, робея перед ним, что искусный вымысел может быть правдивее, чем оно было на самом деле. Вот она эта история.

Погода как будто умела соображать, она тогда вздумала подражать человеку и съехала с катушек. Мороз стоял шибко дикий для этих мест, да ещё вдобавок крепчал, собака. Хотя холодное время вроде бы клонилось к весне, когда начинались весёлые зимние студенческие каникулы. Воздух был недвижим, густ и, казалось, остекленел от удивления. Снег, лежавший угрюмыми пухлыми шапками на крышах домов и сараев, огромными шляпками сказочных грибов на почерневших скальных камнях, где альпинисты осваивали азы скалолазания, застывшими комьями на хвойных лапах могучих сосен, пихт и елей, а также на сохранившихся с осени разлапистых листьях гигантских чинар, пребывал в растерянности. Он не знал, как ему быть. То ли пора готовиться к образованию глубинного рассыпчатого инея (так называют его гляциологи) и покрываться к радости горнолыжников зернистым склизким настом под лучами задержавшегося горячего солнца, то ли продолжать безнадёжно стыть на лютом морозе.

От замедливших своё обычно стремительное журчащее течение сливающихся на Домбайской поляне в единое русло прозрачных горных речек Алибек и Аманауз, силившихся по наивности укрыться ломающимся тонким льдом, похожим на оконное стекло, поднимался густой пар. Как будто дело было не в лютую стужу, а в жаркой и душной парилке в бане. Морозный пар сгущался в туман, и беспрерывно текущей шумливой воде простодушно казалось, что под этим смешным одеялом ей станет немного теплее. У солнца даже в зените не хватало сил пробиться сквозь пелену тумана, его мощи хватало лишь на то, чтобы тихо выстраивать на заснеженной поляне слабые тени. Солнечный диск напоминал стёртую медную монету, и на него можно было смотреть, не щурясь, и без тёмных защитных очков.

Иногда сквозь туман, словно привидения, просвечивали горные островерхие вершины: Белалакая, Зуб Софруджу, Эрцог, Пик Инэ. Здесь можно отметить пример народной этимологии. На самом деле название горы по-карачаевски звучит как «Тикинэ», что в переводе на русский язык означает: «острый, как игла». Бывалые люди, насмотревшись иностранных глянцевых цветных журналов, говорили, что Белалакая похожа на Маттерхорн в Швейцарском Церматте. У некоторых хватало духу приврать, что Белалакая похожа на Маттерхорн один в один. А патриоты злобно ворчали: почему эта наша гора похожа на их гору, а не наоборот. Точку в этом глупом споре могла бы поставить геология Земли, ибо Альпы были намного старше Кавказа. Но патриоты не унимались: всё равно наш Домбай красивше и лучше. Это и дураку ясно, не говоря уж о толковом образованном человеке.

Минус тридцать пять градусов воздуха по Цельсию для Домбайской поляны было не то чтобы редкостью, а такого мороза вообще никогда не бывало. Во всяком случае, никто из старожилов или бывалых альпинистов припомнить такой исключительности не мог. На метеостанции, нашедшей себе приют вверх по ущелью, на стеснённой территории альпинистского лагеря «Алибек», был зафиксирован климатический рекорд. Семейная пара молодых метеорологов, обслуживающих станцию и проводящая здесь свой медовый месяц, увидела в этом рекорде вполне достойную причину, чтобы выпить ради согрева по стаканчику разбавленного речной водой казённого спирта в классической пропорции один к одному.

И здесь приходится затронуть скучную, на первый взгляд, тему индустриализации, точнее электрификации страны, ибо без неё дальнейшие события, описываемые в этой незамысловатой повести, станут не совсем понятными для продвинутого читателя. Коммунизм, утверждал Ленин, есть Советская власть плюс электрификация всей страны. И спорить здесь, собственно говоря, не о чем. Правда, некоторые трусливые смельчаки набирались храбрости и переиначивали эту классическую формулу. И получалось вот что: «коммунизм есть электрификация всей страны минус Советская власть». От себя могу лишь осторожно добавить, что такое сложное понятие как коммунизм без Домбайской поляны будет не полным. Это всё равно, что счастье без любви или помидор без соли.

Это было потом, когда повсеместно стали прокладываться на большие расстояния от производителя электрической энергии к её потребителям линии высоковольтных передач, так называемые ЛЭПы. А до этого во многих местах Кавказа строились небольшие гидроэлектростанции на горных речках. В основном для нужд местного лукавого населения, чтобы оно не сомневалось в преимуществах Советской власти по сравнению с отвергнутой царской. А также для альпинистских лагерей, так как альпинизм, наряду с другими прикладными видами спорта, всегда входил в круг приоритетных задач обороны в огромной стране, окружённой врагами, и поэтому постоянно готовящейся к войне. Эти станции так и назывались, не мудрствуя особо, «Малые гидроэлектростанции», или, по тогдашне моде всему присваивать загадочные аббревиатуры для соблюдения строгой секретности, МГРЭСы.

Одна из таких станций была расположена на знаменитой Домбайской поляне и была построена ударным «стакановским» трудом во времена усатого царя Гороха на реке Аманауз. Речка так себе, не особо большая, но текла быстро и во время таяния снегов даже ворочала со стуком крупные, окатанные камни размером с голову человека, а то и поболе того. Эту кинетическую энергию текущей речной воды люди научились превращать в электрическую. Технология этого дела была довольно простая, но, как и всякая технология, какую ни возьми, она требовала сноровки и соблюдения технологической дисциплины. Что касается сноровки, то её, как везде и всюду у русских людей, хватало с избытком.

А вот что касается технологической дисциплины, то в этом, казалось бы, простом вопросе возникала обидная закавыка. За русскими людьми испокон века тянулась слава отменных бездельников и лодырей. «Ещё чего! – говаривали знающие мастера. – И так сойдёт. Никуда не денется». Смекалистому мастеровому человеку всегда было проще придумать что-нибудь хитрое и заковыристое, чтобы обойти скучные правила, нежели их тупо соблюдать, как какому-нибудь, прости господи, германскому немцу. Не зря про русских людей говорится: голь на выдумки хитра. И то верно. Но что самое удивительное, многое и без соблюдения технологической дисциплины исправно работало. Верно, до поры до времени. То есть не всегда. И тогда возникало ещё одно характерное изумление: «Вот, поди ж ты, ёлки-моталки! Кажный раз на эфтом месте!»

На Домбайской МГРЭС, сколько помнится, мотористом служил механик Лёха Липатов, молодой, не особо сильно пьющий парень примерно тридцати с лишком лет. С ним вместе проживала в тесной коморке при машинном зале толстая деваха Тоська. Она не отличалась сильной женской красотой, но зато страсть как была охоча до обнимания в голом виде с мужиками, разделяя с ними то, что называется любовными утехами, и способна была предаваться этим утехам без видимого утомления денно и нощно, чем особенно привлекала Лёху. Любителя этого дела. Он считал, что половая любовь человека самое главное в жизни. Возможно, он прав. По старинке любовь мужчины и женщины называлось соитием. В этом слове угадываются: слияние, соединение, совокупление. На медицинском языке оно звучит не так красиво: коитус. Вроде кактуса. А на языке Лёхи Липатова как-то немножко хулигански и грубо: трах, трахнуть. Лёха обожал разные позы и имел для них собственные названия, вполне пригодные для российской Камасутры. Например, классическая поза «дама снизу» у него называлась «цыплёнок табака», а примитивный «рак» приобретал схожесть с греко-римской борьбой и назывался «переводом в партер». Если дама оказывалась сверху, это называлось «наездница» или «амазонка». Надо сказать, что Тоська хорошо понимала этот язык и охотно отзывалась на Лёхины домогательства, что однажды привело к аварии на Домбайской МГРЭС.

Вот на этой тревожной фразе можно, пожалуй, завершить прелюдию-пролога к дальнейшему изложению хода важных событий.

Всё, что изложено выше словами на бумаге (возможно, не очень складно), можно, как мне кажется, выражаясь языком художников, сравнить с подмалёвком, намазанным по холсту жидкими красками, ибо проза и живопись являются близкими по духу формами изображения жизни. Теперь можно приступать к накладыванию сочных мазков разными красками, ориентируясь при этом на различные фоны подмалёвка.

                              I

Вдоль увалистой узкой кольцевой дороги, наезженной и натоптанной вокруг Домбайской поляны, перемещалась со скоростью пешехода местами заметно выгоревшая на солнце альпинистская пуховка спецзаказа советского шитья. Когда-то, в дни своей далёкой молодости, она была свежего тускло-малинового цвета и являла собой острый дефицит. Пуховка была равномерно простёгана крупными тугими квадратами, но, как видно, руки у мастеров, шивших такие завидные носильные вещи, росли не из плеч, как положено для всех нормальных людей, а из места, расположенного чуть ниже спины.

Я не решаюсь назвать это место своим настоящим именем, дабы не прослыть сквернословом и грубым невоспитанным человеком и не отпугнуть чувствительного читателя, и в первую очередь милых моему сердцу читательниц, от дальнейшего прочтения этой незамысловатой повести.

Скоро нитки, которыми простёгивалась пуховка, во многих местах перепревали, и дорогой гагачий пух почти беспрепятственно, но постепенно проседал в рукавах к вязаным манжетам, а в основной (туловищной) части – к местам, прикрывающим поясницу и низ живота, где был пришиты два неудобных плоских кармана, в которые затруднительно было вложить даже коробок спичек. А в них в горах часто бывает нужда.

Со временем пуховка начинала выглядеть этаким нелепым кринолином с разбухшим коротким подолом. Для поясницы это было неплохо, зато для плеч и верхней части груди и спины прескверно, ибо ушедший вниз пух оставлял после себя своеобразный «мостик холода», от которого альпинисты, находясь на опасной для жизни высоте во время восхождений, легко получали воспаления лёгких и не всегда успевали вовремя спуститься вниз.

Вместо воротника пуховка имела пухлый, словно накаченный воздухом капюшон с продетым по обводу контура шнурком для стягивания этого капюшона вокруг головы счастливого обладателя пуховой одежды. На свисающих кончиках шнурка были приделаны с помощью узелков маленькие пластиковые штуковины (в виде колокольчиков), не позволявшие шнурку в развязанном виде покидать место своего постоянного пребывания. При ходьбе эти колокольчики монотонно постукивали по грудной части пуховки, и по этому явственному стуку, хорошо слышному в стянутом капюшоне, как внутри звонящего церковного колокола, можно было считать шаги.

В пуховке, о которой я веду речь, в описываемый исторический период жизни временно обретался Натан Борисович Левич – директор главной туристической базы Домбая под названием «Солнечная Долина». Из-под капюшона, туго стянутого шнурком, выглядывал ворот толстого свитера, почти прикрывавший Левичу рот, из которого вырывалось наружу облачко тёплого дыхания, оседавшего под действием мороза на вороте свитера, ресницах и бровях Левича, краях капюшона и других близких к дыханию местах красивым игольчатым инеем. Натан Борисович смешно семенил короткими кривыми ногами, утеплёнными пуховыми штанами блёклого серого цвета (как видно, малиновых на складе альплагеря «Красная Звезда» не нашлось). Он был обут в высокие, военного образца, отриконенные ботинки (берцы с брезентовым верхом), густо смазанные гусиным жиром, оставлявшие после себя в утоптанном снегу характерные ноздреватые следы. Он то и дело старался забежать вперёд и выразительно размахивал короткими руками в тёплых меховых рукавицах с отделениями для указательного и большого пальцев.

Директора турбазы сопровождали два попутчика. Один их них, высокий, грузный, солидный, грозный, одетый в долгополую лисью шубу с высоким поднятым воротником и в дорогую пыжиковую шапку-ушанку со спущенными и подвязанными ушами и обутый в белые фетровые бурки на толстой подошве, шагал широко, свободно, уверенно, по-хозяйски, не ведая сомнений, как подобает крупному руководителю республиканского масштаба. Это был председатель Ставропольского краевого совета по туризму Григорий Степанович Лашук, съевший зубы на ответственной работе, приехавший на Домбайскую поляну на пару-тройку дней под благовидным предлогом личной служебной проверки финансово-хозяйственной деятельности в подведомственной ему жемчужине Северного Кавказа, имеющей славу уникального места не только в стране Советов, но и далеко за её пределами. На самом деле Григорию Степановичу Лашуку, уставшему от однообразной сидячей работы и приевшейся семейной жизни, захотелось немного отдохнуть от бюрократической жвачки, вкусно поесть и попить, немного загореть щеками и носом под горным солнцем. А то его молодую жену Веронику, недавно сменившую прежнюю приевшуюся и, увы, состарившуюся Марию Ивановну, ушедшую в развод вместе с двумя детьми, стала неожиданно беспокоить нездоровая бледность его одутловатого лица. Ещё, может быть, Григорий Степанович, в дополнение к вышесказанному, тайно надеялся, если повезёт, прищучить где-нибудь в тёмном углу зазевавшуюся туристку на предмет её красивого сексуального обольщения.

Вторым попутчиком Натана Борисовича Левича был прибывший только накануне из Москвы на работу в должности директора строительства крупного спортивно-туристического комплекса, о создании которого, по предложению Карачаево-Черкесского обкома партии, было совсем недавно, после долгой разнузданной волокиты, принято специальное постановление Совета Министров РСФСР, Андрей Николаевич Шувалов. Это был молодой человек примерно тридцати без малого лет от роду приятной наружности лица. Он был принят на вожделенную им должность по протекции группы архитекторов Московского проектного института лечебно-курортных зданий, авторов застройки Домбайской поляны. С ними Шувалов познакомился и подружился два года тому назад во время совместной поездки в Закопане в составе специализированной профессиональной туристской делегации архитекторов-горнолыжников. Андрей Николаевич был обескуражен первым неожиданным впечатлением от знаменитого Домбая, этого райского уголка, встретившего его таким лютым морозом. Он был одет в лёгкую спортивную куртку на синтепоне (рыбий мех), брюки эластик и вязаную лыжную шапочку под названием «петушок», натянутую глубоко на уши. Он сильно продрог, зяб, постукивая против воли зубами, и усиленно работал пальцами рук в кожаных перчатках и, не переставая, шевелил в полуботинках пальцами ног, чтобы не допустить их крайне нежелательного и опасного обморожения. Он ещё не определился, с кем ему более выгодно идти в ногу, с Левичем или с Лашуком, поэтому машинально выбрал нечто среднее между мелкими шажками одного и широкими шагами другого и шёл равномерно, пытаясь в то же время изобразить, по молодости лет, независимость и внушительность подпрыгивающей походки. Этому, казалось бы, мальчишескому поведению молодого человека было определённое оправдание. Он чувствовал свою особость и значительность, поскольку, как ему представлялось, стоял во главе большого и важного дела, административно подчинялся напрямую Карачаево-Черкесскому облисполкому, а по партийной линии – обкому КПСС. Но в то же время он сознавал свою зависимость от руководителей туристических хозяйств, от которых ему в ближайшее время, по прибытию домашнего багажа, отправленного из Москвы малой скоростью, предстояло получить обещанное в обкоме приличное жильё и перевезти в Домбай семью. Кроме того, как он полагал, у Левича наверняка были установлены хорошие связи с руководством альпинистских лагерей, где Шувалов рассчитывал получить бесплатно альпинистское снаряжение, пуховую одежду и палатку «серебрянка».

Оба попутчика Натана Борисовича Левича большую часть пути помалкивали. Не столько из-за мороза, чтобы экономить внутреннее тепло и не выпускать его понапрасну наружу, сколько из естественного желания дать директору турбазы свободно выговориться, с тем чтобы узнать для себя что-нибудь новенькое, интересное и выгодное. У Григория Степановича для угрюмого молчания была ещё одна немаловажная причина. Его нижняя губа была такой толстой и тяжёлой, что, когда он, брызгая слюной, начинал говорить, она отваливалась вниз, к скошенному назад подбородку, обнажая при этом розовую, как свежая лососина, десну и корявые, подгнившие у корней зубы, обмётанные некрасивым налётом коричневого зубного камня.

Лашук и Шувалов, не сговариваясь, старались дышать через нос, выпуская при каждом выдохе, словно папиросный дым из ноздрей, облачко морозного пара, оседавшего на их лицах, шапках, воротниках таким же мохнатым инеем, как у Левича. Шаги попутчиков директора турбазы отдавались в морозном воздухе, скованном тишиной холода, вкусным скрипом, как будто кто-то невидимый под ногами у них грыз бледно-голубой кусковой сахар, который продавался в своё время в каждой лавке в виде удлинённых голов.

Если Лашук и Шувалов помалкивали, то Левич болтал без умолку, беспрерывно. Казалось, он хочет за какой-нибудь час обхода поляны произнести вслух все слова, какие знает. Глаза Левича цвета грязного льда выражали страдание, зрачки расширились, тая в своей бездонной черноте тревогу. Он предпринимал смешные попытки забежать сбоку и вперёд, буксовал в снегу, отставал и снова семенил мелкими, сбивчивыми шажками чуть позади крупно и грозно шагавшего Лашука.

– Григорий Степанович! Дорогой мой человек! – восклицал Левич патетически. – Вы приехали не вовремя, клянусь вам, честное слово, ей-богу! Если вы не волшебник и не колдун, то я не знаю кто. Ещё каких-нибудь три дня назад, всего два оборота, – Левич попытался изобразить руками, как вращается в пространстве космоса планета Земля, – всё было, как в сказке, как в песне, как в поэтическом стихотворении – я знаю! Погода – изумительная, девяносто девять и девять…– Левич чуть было не упал, споткнувшись о вмерзший в снег камень. – Фу! Одышка, чёрт бы её побрал совсем! Куда ты молодость прежняя девалась?

                              

                              

                              

...
5

Бесплатно

5 
(1 оценка)

Читать книгу: «Домбайский вальс»

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Домбайский вальс», автора Юрия Алексеевича Копылова. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Современная русская литература». Произведение затрагивает такие темы, как «игорный бизнес», «горнолыжные курорты». Книга «Домбайский вальс» была написана в 2017 и издана в 2018 году. Приятного чтения!