Глава 2
Сыщик и опер

Ну прямо как в кино! Портрет царя Николая на стене, тяжелые бархатные шторы и соответствующая времени обстановка – полный антураж. Из-за массивного стола навстречу ему поднялся высокий плечистый мужчина с пышными усами – в точности как на портрете в книге.

– Здравствуйте, Аркадий Францевич.

– Присаживайтесь, пожалуйста! – Русский Шерлок Холмс радушным жестом показал на кожаное кресло. – Как вас прикажете величать? Спасибо, Владимир Иванович, можете быть свободны.

Молодой сыщик, положив перед наальником пистолет и удостоверение, неслышно исчез за дверью.

– Итак?

– Стас. Станислав Сизов. Сыщик.

– А, коллега… – Кошко, раскрыв удостоверение, внимательно изучал его. – Оперуполномоченный, хм… что за странная должность, право слово….

– Что тут странного? – пожал плечами опер. – Хотя да… опер – упал – намоченный. Это у нас так прикалываются… шутят, в смысле.

– Забавно, – хохотнул сыщик. – Упал – намоченный! Умеет русский народ что-нибудь эдакое вывернуть….

– Раньше вообще-то нас звали инспекторами уголовного розыска.

– Ну, гораздо благороднее звучит, – одобрительно кивнул статский советник. – А то упал – намоченный… дурной вкус. Вы в каком году свет увидели, господин Сизов?

– В шестидесятом, – ответил Стас и, уже ответив, сообразил, что матерый сыщик попросту заговаривает ему зубы. – В тысяча девятьсот шестидесятом.

– И пистолет ваш изготовлен аккурат в год вашего рождения, – задумчиво сказал Кошко. – Прямо тебе Герберт Уэллс. И что, машина времени изобретена? Нет, судя по вашим показаниям.

– Нет, не изобрели еще.

– Я так и понял. Знаете, что мне нравится во всем этом происшествии, так это полнейшая его нелепость.

– Ну да, – кивнул Стас. – Выдумать можно было и чего-нибудь пополезнее.

– Вот именно, – кивнул знаменитый сыщик. – Пополезнее, верно изволили заметить. Ничего, кроме головной боли, вам эта история не сулит.

– Это уж точно, – буркнул опер.

Аркадий Францевич потер лоб.

– Рассуждая меркантильно, для вас сие приключение – как зайцу курево, а вот для меня, как для сыщика, это дар свыше… Вы, смею надеяться, в гимназии по истории Отечества хорошо успевали?

– Успевал, – с кривой усмешкой кивнул Стас, вспомнив учебник «История СССР». – А самое главное, сам потом по истории нашей книги читал. Для вас я, конечно, ценный источник информации, козе понятно.

Кошко, конечно, отметил сарказм, прозвучавший в ответе собеседника, но никак на это не прореагировал, только бровь чуть заметно поднялась.

– И про меня память сохранилась?

И по тому, как он это спросил, Стас понял, что вопрос не праздный.

«И тебе ничто человеческое не чуждо», – ухмыльнулся он про себя.

– Про вас помнят, – кивнул он. – Вас ставят нам в пример. Вас называют русским Шерлоком Холмсом.

– Приятно, конечно, слышать. Но я совсем заговорил вас, прошу прощения.

Он снял телефонную трубку.

– Сергей Иванович, будьте любезны, закажите в ресторане обед на две персоны. Нет, сюда. Благодарю вас.

– Ну вот, – улыбнулся Кошко. – Сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом, уж не обессудьте, вы мне расскажете о вашем прошлом, а я послушаю про наше будущее, прошу прощения за каламбур.

…Статский советник аккуратно промокнул усы хрустящей салфеткой. Адъютант внес накрытый салфеткой поднос, на котором стоял накрытый чайник, серебряная сахарница и два чайных стакана в подстаканниках.

– Благодарю, Сергей Иванович.

Кивнув, офицер неслышно исчез за дверью.

– Чай, я полагаю, в России пить не перестали? – поинтересовался Кошко, наполняя стаканы темным, как деготь, напитком.

– Не перестали, – кивнул Стас, отхлебывая из стакана. – Такого, правда, редко попить удается. Спешка, гонки. Пакетики больше.

– Шелковые, как у китайцев, что ли?

– Бумажные, – тяжело вздохнул опер.

– Бумажные? – удивился сыщик. – Ну, это, воля ваша, моветон чистейшей воды. Как можно?

– Бог с ним, с чаем, – решительно мотнул головой Стас. – Есть дело, которое отлагательства не терпит. Через четыре дня, в Киеве, студент Дмитрий Богров выстрелом из револьвера убьет Петра Аркадьевича Столыпина.

– Подробности помните? – Кошко сразу подобрался, как перед прыжком.

– Царь со всем двором будет находиться в Киеве. Там же, естественно, будет и премьер-министр.

Стас рассказывал сухо, коротко, отстраненно. Эмоции кончились, началась работа.

– Начальник Киевского Охранного отделения… по-моему, фамилия – Кулябко…

Кошко молча кивнул.

– …от своего агента Дмитрия Богрова получил информацию, что ночью в Киев прибыла женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт – убийство Столыпина.

Богров сказал, что знает ее в лицо и поможет, если что, опознать. Кулябко выписал ему пропуск в театр. Богров прошел туда и произвел в премьер-министра два выстрела из револьвера. От мгновенной смерти того спас орден, в который попала пуля. Изменив направление, пуля миновала сердце. Пятого, если не ошибаюсь, сентября, Столыпин умрет в больнице. Говорят, существовала версия, что Богров выполнял задание охранки.

Все время, пока Стас рассказывал, сыщик слушал его не перебивая. За все время он не задал ни одного вопроса. Когда опер замолчал, Кошко долго сидел, что-то обдумывая. Стасу нетрудно было просчитать ход его мыслей. Он сам, окажись на месте Кошко, пробивал бы два направления. Первое – не является ли его странное появление частью гигантской дезы? Непонятно, конечно, с какой целью, но когда ясно станет – поздно будет. В политике порой такие многоходовки прокручивают, гроссмейстер курит! А второе – если это правда, то как уберечь премьера, который по жизни советов не слушает, а прет, как бык на красный свет? Задачка не для первого класса, прямо скажем.

– Значит, есть такая версия, что начальник жандармского отделения этому поспособствовал? – сказал наконец Аркадий Францевич. – Кулябко, конечно, бурбон и дурошлеп, каких поискать… но человек честный.

– У меня такое впечатление, что его попросту переиграли, – решился вставить Стас.

Кошко молча кивнул, продолжая что-то обдумывать.

– Значит, так, господин инспектор… кривить душой не стану, есть у меня соображения на ваш счет. Как «про», так и «контра», уж не обессудьте. Коли сами сыщик, то, стало быть, знаете, что в нашем проклятом ремесле доверие дорогого стоит… Но ставки больно высоки. Потеряем Петра Аркадьевича – Россию просрем, прошу прощения.

Он испытующе посмотрел на опера. Стас молчал. Прав был известный сыщик, чего уж там.

– Сделаем мы вот что, – продолжил Кошко. – Я назначаю вас чиновником для особых поручений. Формальности наверху утрясу сам, это моя печаль. Но коли окажется, что вы, сударь, мистификатор, не обессудьте – застрелю сам.

– Я согласен, – спокойно сказал Стас. – О Столыпине и у моих современников такое же мнение. Только главная беда не в террористах, а в царе. Слабоват ваш самодержец, вы уж извините, если чего нарушил невзначай.

– Он уже не только наш, но и ваш тоже, – с нажимом сказал сыщик. – И «нарушил», смею заметить, не то слово. Впредь советую думать.

– Вот вы и додумались, – непримиримо буркнул Стас. – Премьера грохнули, потом сообща Россию большевикам слили. А через восемьдесят лет опера в кабинетах вешаться начали, потому что семья голодом сидит, а зарплату по три месяца не платят.

Его понесло. Но вызывающий взгляд опера натолкнулся на растерянные глаза великого сыщика. Там была такая неприкрытая боль, что Стасу стало стыдно.

– Как такое может быть? – тихо спросил Кошко.

– Простите, – Стасу стало нестерпимо стыдно, словно маленького ребенка по лицу хлестанул. – Простите меня, Аркадий Францевич. У нас там последнее время не все благополучно было. Вам рассказать – не поверите. Да, и не стоит, наверное….

– Стоит, – твердо сказал сыщик. – Но об этом позже. Коли все так, как вы говорите, это поломать надо. Но сейчас главное – Петра Аркадьевича уберечь. Вы, как, – перевел он разговор в более насущное русло. – Свое оружие предпочитаете или из нашего арсенала лучше взять? Боюсь, что такого типа патронов сейчас не найти. Разве что…

Он, осмотрев ПМ, умело отжал защелку, вытащил магазин и, выщелкнув патрон, покрутил в пальцах.

– …от парабеллума Борхард-Люгера подойдет?

– Нет. Этот на миллиметр короче. И тип другой. Вот парабеллум я бы взял. Можно?

– А почему нет? – пожал Кошко могучими плечами. – Парабеллум так парабеллум. Ну и переодеться, конечно, нужно. В эдаком-то виде вас бог знает за кого примут. При вашей новой должности невместно, знаете ли.

– Да кто спорит! – согласился Стас. – Только вот наши деньги тут не в ходу, а ваших у меня, сами понимаете, нет.

– Позвольте полюбопытствовать.

Сыщик взял протянутую двадцатипятирублевку, внимательно ее осмотрел, потер лоб.

– Вот этот профиль мне, воля ваша, кого-то напоминает.

– Ну да, – ухмыльнулся Стас. – Сейчас-то он, пожалуй что, в розыске. Владимир Ильич Ульянов−Ленин, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян.

– Основатель государства? – брезгливо покривил губы Кошко. – Адвокатишка этот, социалист?

– Вот потому они вас и сожрали, – безжалостно сказал опер. – Не принимали вы их всерьез. А они с вами либеральничать не будут. Ладно, не ко времени эта тема, потом расскажу со всеми подробностями. Про сон дня на три забудете, ручаюсь.

…Через два часа старший лейтенант милиции Сизов, а ныне чиновник для особых поручений при главе российского сыска входил в кабинет Кошко. На сей раз он был одет в серый двубортный костюм из шерстяной ткани. Одежда, в принципе, не слишком-то отличалась от той, к которой он привык. За исключением разве что котелка. Но в эти годы появляться на улице без головного убора было решительно не принято.

В кармане лежала солидная пачка денег и документ, удостоверяющий, что Сизов Станислав Юрьевич вам не абы кто, а о-го-го. И как завершающий штрих его нового положения – новенький парабеллум, привычно засунутый за ремень брюк.

– Проходите, Аркадий Францевич вас ожидает, – сообщил адъютант.

– Благодарю вас, Сергей Иванович, – вежливо отозвался Стас, открывая двери.

Уже на самом пороге он быстро глянул через плечо и поймал взгляд, полный неприязни. Да, не любит его адъютант, это ясно, так что и к бабке не ходи. Хотя с чего бы, кажется? Или он всех не любит, кто к его шефу слишком приближен?

– Ну вот, совсем другое дело, – приветствовал его статский советник. – Сейчас подадут машину. Поужинаем в поезде, время дорого.

…Привокзальная площадь встретила их звонкими воплями мальчишек, продающих газеты, которые лихо лавировали меж публики, и криками бойких лоточников, предлагавших горячие, с пылу с жару, пирожки, бублики и прочие печеные вкусности.

На перроне все было чинно – звон колокола, отметившего прибытие состава, пыхтение паровоза, окутанного шипящим паром. И никакой тебе суеты и нервозности при посадке в вагоны. Носильщики в фартуках таскали чемоданы, баулы и саквояжи отбывающих пассажиров под ленивым взглядом дежурного.

А перрон жил своей жизнью. Грудной смех дамы в длинной накидке и галантный поклон провожавшего ее офицера. Веселый щебет малышей, которые под присмотром тощей maman и дородной няньки проследовали в соседний вагон. Чопорный немец важен и невозмутим, а следом семенит «колобок» в котелке и при монокле. На него насмешливо поглядывают молодые офицеры и весело смеются, полные молодости и юношеской бесшабашности. Ага! Сделали стойку на миловидную девицу. М-да, ничто не ново в этом мире!

Раздался первый удар колокола, и провожающие покинули вагоны. На второй удар паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дернулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своем, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался, не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан. Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне, это вам не брезгливо-хамский сервис из его времени.

Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль терять ее такую… За окном вагона проплывала черная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.

– Поверьте, Станислав, – вздохнул Кошко, добавляя по чуть-чуть коньяка в стаканы с чаем. – Я ведь старый сыщик, битый-перебитый. То, что вы мне правду говорите, я и так вижу. Не могу понять – продолжал он, – как так могло случиться, что государь вообще с этой, прости Господи, швалью, в переговоры вступал? В девятьсот пятом всех этих робеспьеров один Семеновский полк разогнал, как ветер осенние листья. Где же лейб-гвардия была? Только не говорите, что и они измене предались.

– Не предались, – грустно покачал головой Стас. – Сгинули в Пинских болотах. Он их сам туда направил. Вот так-то, Аркадий Францевич.

Этому диалогу предшествовал долгий рассказ. Стас, щадя сыщика, провел экскурс в отечественную историю. Правда, про самые крайние моменты – про сажание священников на кол и прочее средневековье – он, пожалев нервы собеседника, слишком-то не распространялся. Кошко за глаза хватило и того, что он услышал. Про разгул терроризма он и так был в курсе. Про русско-германскую войну тоже слушал спокойно. Рассказ про расстрел царской семьи заставил статского советника стиснуть зубы, только желваки заходили на скулах.

Опер, глядя на неподдельное замешательство статского советника, уже стал задумываться – во зло или во благо его появление здесь? Юношеским максимализмом он давно уже не страдал. И про бабочку Рея Бредбери помнил хорошо. А также знал, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Одно он понимал прекрасно – полного понимания ситуации от здешних он не добьется. Монархисты будут верны царю, независимо от того, во зло или во благо это обернется для России. Революционерам, тем вынь да положь свержение самодержавия, и никаких гвоздей. А потом друг за друга примутся, как пауки в банке.

Интересно, чиновник для особых поручений – достаточно ли большая «шишка» для того, чтобы начать свою игру?

«Да нет, – мысленно одернул он сам себя. – С ума сошел, что ли? Дешевле между Сциллой и Харибдой втиснуться. Там и то шансов больше. Да что там… если уж говорить о шансах, их у меня как у мышки меж двух жерновов».

– Ладно, коллега, – зевнул Кошко. – Давайте спать, пожалуй. В Киев только завтра вечером прибудем, а государь приедет дней через пять-шесть. Так что время, я думаю, у нас есть. Да, как вам здешние удобства? У вас-то, поди, прогресс шагнул так далеко, что нам, темным, и не снилось?

– Как вам сказать, – уклончиво ответил Стас. – Я же в генеральских вагонах не ездил. В простых, само собой, такой роскоши нет. Но поезда, конечно, быстрее ходят. Спокойной ночи, ваше высокопревосходительство.

Он понемногу начинал врастать в эту новую старую жизнь.