3

Сына вернули. Время потекло медленно. Мы с Нильсом поиграли в города, рассказали друг другу пару секретов из жизни, так я узнал, что мальчик тайно писал анонимные любовные открытки однокласснице и именно он прожёг любимые шторы Риммы.

Страх прошёл, и Нильс понемногу успокоился, твёрдо уверившись, что нас оставят в живых. В двенадцать и я б пришёл к подобному выводу, но в тридцать шесть становишься умнее.

От скуки Нильс мерил комнату, валялся на полу, барабаня ногами по стене. В одних трусах он казался жалким и беспомощным, впрочем, майка на мне висела как на деревенском алкоголике, и я тоже выбивался из стереотипа космического фермера.

Мы поспали два раза, из чего я сделал выводы, что нас держат уже вторые сутки. Однажды, проснувшись, бросив короткий взгляд на сына, спавшего отныне только на полу, я захотел кофе. Пожалуй, горечь от потери такого вкусного напитка затмила даже горечь от потери всей планеты, признаюсь со стыдом.

Я осмотрел карцер, в надежде обнаружить видеокамеры, но ничего похожего не нашёл. Только кругляшки, светящиеся в углублениях под потолком. Если гуманоиды и следили за нами, то каким-то особенным способом.

Кормили нас редко, но странными веществами, от которых потом долго не хотелось есть. Я старался обнаружить языком хоть один земной вкус, но тщетно. Находил лишь эквиваленты.

Когда стена в очередной раз отъехала, я ожидал новой порции еды, но один и тот же гуманоид, появлявшийся на пороге, оказался без тарелок.

– Вставайте и следуйте за мной, – сказал он.

4

Нас вывели в ослепляющую прожектором темноту. На фоне света чернели силуэты трёх гуманоидов.

– Следуйте за мной, – произнёс другой голос, и один из силуэтов направился от стены.

Нас повели вперёд. Вслепую. Проклятый прожектор всегда держался перед лицом. Нильс потирал плечи, отчего казался ещё беззащитнее. Я хотел было попросить одежду, но страх отговорил меня от этой затеи.

– Остановитесь! – произнёс голос через несколько минут.

Прожектор разъехался в разные стороны, разделившись на две части, и перед нами предстала бежевая стена, возле которой, засунув руки за спину, выстроился отряд гуманоидов.

Это расстрельный отряд, – мелькнуло в голове, и я взмолился, чтобы всё произошло быстро.

Между шеренгой и нами вышел серый человечек с передатчиком у рта. Инопланетяне, выстроившиеся в ряд словно свечки, казались столь холодными, что по коже бежали мурашки. Новый гуманоид поднял аппарат с лампочкой-звёздочкой на верхушке и бесстрастно сказал:

– Смотрите на свет.

Сейчас нас вырубят как в фильме Люди в Чёрном. Аппарат действительно вспыхнул, но сознание не отключилось. Вокруг погас мир.

Меня обхватило несколько тёплых ладоней с длинными пальцами. Так неожиданно, что я даже тихо вскрикнул. Ладони мягко надавили на горбушку, приказывая двигаться вперёд. Я, осторожно ступая, повиновался. Через несколько шагов пол накренился вверх, и в нос ударила струя свежего воздуха. Ещё пара шагов, и я ступал босыми ногами по голой земле. В ушах завывал ветер. Судя по его невеликой силе, мы находились на большом открытом пространстве.

Через несколько метров я оказался внутри маленького помещения. Меня мягкими жестами попросили сесть. Через секунду кто-то опустился рядом. Может, Нильс, а может и гуманоид. Я решил помолчать.

Хлопок. Звуки извне стали заметно глуше, – закрыли дверь. Где я? Кто здесь? Сколько нас? Я почувствовал движение. Мы куда-то едем или летим. Справа услышал тоненький голос Нильса:

– Пап, я ничего не вижу.

– Я тоже, – ответил я.

– Они ослепили нас навсегда?

– Не знаю. Может, это их вариант чёрной повязки на глаза, чтобы мы не знали дороги. – Выждав немного, я чуть прикрикнул: – Эй, здесь кто-нибудь есть?!

Но в ответ раздавались лишь гул двигателей под полом. Машина двигалась плавно, как по маслу, без единой малейшей встряски. Полагаю, мы летим.

– Папа, мне страшно, – прошептал Нильс в который раз.

– А мне уже почти нет – ответил я.

– Почему?

– Если б они хотели нас убить, они бы уже это сделали. Незачем так извращаться, ослеплять, куда-то везти.

Мальчик помолчал.

– Логично, – наконец ответил он, и мне стало легче на душе. – Тогда получается что?

– Думаю, они нашли ещё кого-то на орбите Земли, – говорю. – И нас везут к ним. Либо… либо у них какой-то третий план, о котором мы не знаем.

– Какой может быть план? – спросил Нильс, но я представил серых человечков, которые стоят в метре от нас в машине и всё слушают, и решил прикусить язычок.

– Давай пока помолчим и подождём, – сказал я сыну.

И мы молчали, пока через целую вечность наша каталажка не остановилась. Вновь хлопнула дверь, запуская внутрь более холодный ветер, и мягкие прикосновения повели нас наружу. От ощущения ладоней инопланетян на коже становилось и противно, и восхитительно одновременно, как от касания змеи. Я даже подумал, что если умру здесь, на неизвестной планете, это будет лучшей смертью, чем от сердечного приступа в постели с женой.

Нас вели по шелковистой траве. Зябкая земля холодила кожу ступней, несильный, но громкий, утробный ветер рвал майку. Наконец, меня остановили и слегка надавили на плечи.

– Садитесь! – услышал я позади, и осторожно нащупал пятой точкой твёрдую опору.

– Сидите до тех пор, пока не вернётся зрение! – приказал голос, и прикосновения меня оставили.

Посидев немного, покрутив головой, я позвал:

– Нильс.

– Я тут, пап, – раздался справа голос сына.

– С тобой всё хорошо?

– Я ничего не вижу.

– Я пока тоже. Подождём.

Лишённый одного их органов чувств, организм впал в панику. На бессознательном уровне казалось, будто потеря зрения – это навсегда. Вдруг гуманоиды ошиблись, и их свет на человеческий мозг действует совсем иначе, и до конца жизни мы с Нильсом так и будем видеть ушами и жрать землю.

– Папа, я, кажется, начинаю видеть, – услышал я голос Нильса.

– Что вокруг? – спрашиваю.

– Не знаю, пока очертания. Вроде впереди что-то стоит. Кровати.

Кровати? В открытом поле? Вы бредите, господа?

– Я начинаю видеть цвета. Пап, мы в поле. Мрачно. Небо фиолетовое.

Пока Нильс говорил, я тоже начал видеть очертания. А когда зрение вернулось всего лишь наполовину, мне стало жутко.

Картину, представшую передо мной, мог написать Дали или создать инопланетный разум. Мы с Нильсом сидели на металлических кубах посреди степи. Невысокая трава упиралась в горизонт, лишь два-три неизвестных мне раскидистых дерева одиноко выглядывали на перспективе. Метрах в семи от нас тянулся ряд кроватей, всё из того же чёрного металла. А на кроватях спали люди, бережно укрытые серебристыми покрывалами.

– Пап! – Нильс радостно вскочил, тревожно огляделся, и снова уставился на кровати. – Они нашли людей! Нашли всё-таки! Значит, нас не убьют!

Я нахмурился и медленно поднялся на озябшие ноги. Что там говорил серенький дружок? Нас переводят в статус гостей? Невелика персона, но знать бы, какими привилегиями обладают загадочные гости.

– А наши серые человечки, похоже, нас покинули, – произнёс я.

– А может, они прячутся там? – мальчик указал вдаль, и я обнаружил ряд кубических сооружений метрах в ста, похожих на бараки или амбары.

– Может быть, они там. А может быть, будут держать там нас, – недовольно проворчал я и обернулся. – Наши хозяева, скорее всего, остались там.

Позади степь спускалась в холм. Пространство склона упиралось в тонкую чёрную полоску сооружений, над которой садился белый шар пробивающегося сквозь фиолетовые тучи солнца.

– Похоже, это город.

– А если мы туда пойдём? – спросил Нильс.

– Не думаю, что нам будут там рады. Нам всё время светили в глаза, а потом вовсе ослепили. Они не хотят приоткрывать завесу тайны. Не хотят, чтобы мы видели, как они живут. Нам выдали место здесь.

Нильс обернулся.

– Мы должны жить в поле?

Я пожал плечами.

– Стоит подождать дальнейших инструкций или когда хотя бы очнутся другие люди.

Нильс зевнул.

– Пап, здесь двадцать три кровати и две пустые.

Я обернулся. К спинкам кроватей крепились номера от одного до двадцати трёх. Номер 1 и 2 пустовали.

– Похоже, это наши с тобой, – сказал я, приближаясь к спальным местам.

Поверх покрывала лежала одежда. Одинаковый набор: штаны, ткань которых напоминала холщовую, светло-серая однотонная майка с номером на спине, коричневая куртка из неизвестного материала на меху тоже с номером на спине, и пара носков. Одинаковый комплект у меня и у Нильса, только размеры разные.

– Пап, можно одеться, а то я продрог, – спросил Нильс.

– Конечно, оденься, – кивнул я, сам напяливая казённые шмотки.

Позже мы дошли до кубических сооружений. Они оказались размером с большой амбар и сотканными из того же чёрного металла, тёплого на ощупь и даже будто мягкого. Ни окон, ни дверей в кубах не было.

– Как же мы будем входить внутрь? – спросил Нильс. Он стоял на углу одного из сооружений, ветер трепал его длинную чёлку, хлеща волосами по глазам. Едва касаясь пальцами, мальчик трогал угол сооружения. Толстый воротник куртки делал Нильса похожим на американского лётчика.

– Может, нам и не понадобится, – пожал плечами я.

– Интересно, почему металл не гладкий? – спросил Нильс.

Я оглядел стену, в который раз отмечая, что каждая вещь из этого материала, – а другого я пока не видел – имеет шершавую поверхность, как у дерева, только шероховатости больше натёчного характера. Даже кровати больше напоминали выросты горной породы.

– Видимо, у них своя магия. Ты как? Держишься? Есть хочешь?

Мальчик пожал плечами.

– Спать хочется.

Я тоже испытывал аномальную сонливость. Возможно, серые человечки чем-то опрыскали нас или ослепляющий свет так воздействовал на мозги.

– А в целом как?

Засунув руки в карманы, Нильс прищурился и посмотрел вдаль. Природа подарила сыну густые ресницы, поэтому, когда он щурился, глаза превращались в две мохнатые полоски.

– Всё очень непривычно, – сказал он.

Непривычно. И я чертовски его понимаю. Я хотел было спросить, не вспоминает ли он Землю, но решил не бередить улей.

– Хорошо, – кивнул я. – Будь на виду, я осмотрюсь.

Оставив Нильса, я отправился к кроватям. Медленно переходя от одной кровати к другой, я разглядывал лица людей. Самые молодые, навскидку, выглядели на восемнадцать лет. Одна девочка оказалась щупленькой, с детскими чертами лица. Возможно, ей шестнадцать, но может и двенадцать, как Нильсу. С девочками сложнее. Однако я удивлюсь, если на момент уничтожения Земли на орбите находился ещё хотя бы один ребёнок, кроме Нильса, не говоря уж о счастливой случайности, оставившей его в живых. Некоторые выглядели на шестьдесят. Я заметил двух азиатов. Один круглолицый парнишка лет двадцати храпел, откинув голову. Ещё один напоминал еврея, хотя, может, я ошибался, и его нос и чёрные кудрявые волосы – это следствие межрасовой селекции.

Остановившись, я засунул руки в задние карманы и поглядел на маленькую фигурку Нильса вдали. Мальчик увлечённо разглядывал траву. Я ещё не успел, хотя интерес взглянуть на здешнюю флору распирал.

Я стоял на пороге новой жизни. Здесь, на этом месте мы построим новую Землю, я проживу остаток жизни на неизвестной планете и умру здесь же. А перед смертью, кряхтящим голосом, я не смогу пожелать в завещании быть похороненным рядом с родителями. Нет ни их трупов, ни земли, в которую они закопаны. Прошлое как корова языком слизала.

Кризис среднего возраста я встречаю необычным образом.