М. А. Кудрин (он же Медведев, на 16 июля 1918 года – член Коллегии Уральской областной Чрезвычайной комиссии, участник расстрела): «Совещание закончилось. Юровский, Ермаков и я идем вместе в Дом особого назначения, поднялись на второй этаж в комендантскую комнату – здесь нас ждал чекист Григорий Петрович Никулин (ныне персональный пенсионер, живет в Москве). Закрыли дверь и долго сидели, не зная с чего начать. Нужно было как-то скрыть от Романовых, что их ведут на расстрел. Да и где расстреливать? Кроме того, нас всего четверо, а Романовых с лейб-медиком, поваром, лакеем и горничной – 11 человек!

Жарко. Ничего не можем придумать. Может быть, когда уснут, забросать комнаты гранатами? Не годится – грохот на весь город, еще подумают, что чехи ворвались в Екатеринбург. Юровский предложил второй вариант: зарезать всех кинжалами в постелях. Даже распределили, кому кого приканчивать. Ждем, когда уснут. Юровский несколько раз выходит к комнатам царя с царицей, великих княжон, прислуги, но все бодрствуют – кажется, они встревожены уводом поваренка.

Перевалило за полночь, стало прохладнее. Наконец во всех комнатах царской семьи погас свет, видно, уснули. Юровский вернулся в комендантскую и предложил третий вариант: посреди ночи разбудить Романовых и попросить их спуститься в комнату первого этажа под предлогом, что на дом готовится нападение анархистов и пули при перестрелке могут случайно залететь на второй этаж, где жили Романовы (царь с царицей и Алексеем – в угловой, а дочери – в соседней комнате с окнами на Вознесенский переулок). Реальной угрозы нападения анархистов в эту ночь уже не было, так как незадолго перед этим мы с Исаем Родзинским разогнали штаб анархистов в особняке инженера Железнова (бывшее Коммерческое собрание) и разоружили анархистские дружины Петра Ивановича Жебенева.

Выбрали комнату в нижнем этаже рядом с кладовой, всего одно зарешеченное окно в сторону Вознесенского переулка (второе от угла дома), обычные полосатые обои, сводчатый потолок, тусклая электролампочка под потолком. Решаем поставить во дворе снаружи дома (двор образован внешним дополнительным забором со стороны проспекта и переулка) грузовик и перед расстрелом завести мотор, чтобы шумом заглушить выстрелы в комнате. Юровский уже предупредил наружную охрану, чтобы не беспокоилась, если услышат выстрелы внутри дома; затем раздали наганы латышам внутренней охраны, – мы сочли разумным привлечь их к операции, чтобы не расстреливать одних членов семьи Романовых на глазах у других. Трое латышей отказались участвовать в расстреле. Начальник охраны Павел Спиридонович Медведев вернул их наганы в комендантскую комнату. В отряде осталось семь человек латышей.

Далеко за полночь Яков Михайлович проходит в комнаты доктора Боткина и царя, просит одеться, умыться и быть готовыми к спуску в полуподвальное укрытие. Примерно с час Романовы приводят себя в порядок после сна, наконец – около трех часов ночи – они готовы. Юровский предлагает нам взять оставшиеся пять наганов. Петр Ермаков берет два нагана и засовывает их за пояс, по нагану берут Григорий Никулин и Павел Медведев. Я отказываюсь, так как у меня и так два пистолета: на поясе в кобуре американский „кольт“, а за поясом бельгийский „браунинг“ (оба исторических пистолета – „браунинг“ № 389965 и „кольт“ калибра 45, правительственная модель „С“ № 78517 – я сохранил до сегодняшнего дня). Оставшийся револьвер берет сначала Юровский (у него в кобуре десятизарядный „маузер“), но затем отдает его Ермакову, и тот затыкает себе за пояс третий наган. Все мы невольно улыбаемся, глядя на его воинственный вид».

Бросается в глаза красочность описания Кудриным событий той кровавой ночи. Дальше оно станет еще более выразительным. Но если не отвлекаться на художественную сторону кудринских воспоминаний, бросается в глаза безалаберность подготовки к уничтожению узников. До расстрела считаные часы, а они не знают ни способа, каким будут казнить арестантов, ни места, где это будет происходить.

Кроме того, по Кудрину, подготовка комнаты к расстрелу началась практически перед расправой с царской семьей.

А находилась эта комната на первом этаже, под комнатой великих княжон, к которой с востока примыкает комната Николая Александровича и Александры Федоровны, с запада – комната Демидовой. В избранной для расстрела комнате размещались бойцы-пулеметчики из команды Кабанова. А это означает, что там были кровати, другие предметы мебели и личные вещи бойцов. Все это в экстренном порядке выносилось прочь. Как все это согласуется с намерением организаторов «…как-то скрыть от Романовых» подготовку к расстрелу?.. Если в комнате прямо под ними среди ночи слышится шум и гам, топот множества ног, возня, грохот перетаскиваемой мебели? Все это сопровождается командами и соответствующими комментариями в не менее сочных выражениях со стороны не отягощенных образованием и интеллектом исполнителей.

В воспоминаниях Юровского приготовления к операции выглядят совершенно иначе. Вот что он рассказывал в феврале 1934 года на совещании старых большевиков в Екатеринбурге.

Я. М. Юровский (член Коллегии Уральской областной Чрезвычайной комиссии, комендант Дома особого назначения, участник расстрела): «15-го июля утром приехал Филипп (Голощекин) и сказал, что завтра надо дело ликвидировать. Поваренка Седнева (мальчик лет 13-ти) убрать и отправить его на бывшую родину или, вообще, в центр РСФСР. Также было сказано, что Николая мы казним и официально объявим, а что касается семьи, тут, может быть, будет объявлена, но как, когда и каким порядком, об этом пока никто не знает. Значит, все требовало сугубой осторожности, возможно меньше людей, причем абсолютно надежных.

15-го же я приступил к подготовке, так как надо было это сделать все быстро. Я решил взять столько же людей, сколько было расстреливаемых, всех их собрал, сказав в чем дело, что надо всем к этому подготовиться, что, как только получим окончательные указания, нужно будет умело все провести. Нужно ведь сказать, что заниматься расстрелами людей ведь дело вовсе не такое легкое, как некоторым это может казаться. Это ведь не на фронте происходит, а, так сказать, в „мирной“ обстановке. Тут ведь были не просто кровожадные люди, а люди, выполнявшие тяжелый долг революции. Вот почему не случайно произошло такое обстоятельство, что в последний момент двое из латышей отказались – не выдержали характера.

16-го утром я отправил под предлогом свидания с приехавшим в Свердловск дядей мальчика-поваренка Седнева. Это вызвало беспокойство арестованных. Неизменный посредник Боткин, а потом и кто-то из дочерей справлялись, куда и зачем, надолго увели Седнева. Алексей-де за ним скучает. Получив объяснение, они уходили как бы успокоенные. Приготовил 12 наганов, распределил, кто кого будет расстреливать. Тов. Филипп (Голощекин) предупредил меня, что в 12-ть часов ночи приедет грузовик, приехавшие скажут пароль, их пропустить и им сдать трупы, которые ими будут увезены, чтоб похоронить. Часов в 11-ть вечера 16-го я собрал снова людей, раздал наганы и объявил, что скоро мы должны приступить к ликвидации арестованных. Павла Медведева предупредил о тщательной проверке караула снаружи и внутри, о том, чтобы он и разводящий все время наблюдали сами в районе дома и дома, где помещалась наружная охрана, и чтобы держали связь со мной. И что уже только в последний момент, когда все будет готово к расстрелу, предупредить как часовых всех, так и остальную часть команды, что если из дома будут слышны выстрелы, чтобы не беспокоились и не выходили из помещения и что уж если что особенно будет беспокоить, то дать знать мне через установленную связь».

В рассказе Юровского, в отличие от Кудрина, присутствует подготовительный период, который начался за сутки до расстрела. Сразу же бросаются в глаза и другие противоречия в рассказах двух главных исполнителей запланированной экзекуции. Это касается в первую очередь количества привлеченных латышей.

В воспоминаниях Г. П. Никулина, помощника Юровского в Доме особого назначения, еще одного участника акции, полезной информации и того меньше: «Была директива: сделать это без шума, не афишировать, спокойно. Как? Ну, было у нас всяких вариантов несколько. То ли подойти к каждому по количеству членов и просто в кровати выстрелить… То ли пригласить их в порядке проверки в одну из комнат, набросать туда бомб. И последний вариант возник такой, самый, так сказать, удачный, по-моему, – это под видом обороны этого дома (предполагается нападение на дом) пригласить их для их же безопасности спуститься в подвал».

Юровский подчеркивает: вся процедура уничтожения Романовых должна была проходить по разработанному им плану. Последние детали уточнялись уже в ночь перед расстрелом, когда Юровский, Никулин и Кудрин собрались в комендантской комнате в ожидании прибытия машин, чтобы приступить к выполнению операции. Волнения не было. Всё решалось по-революционному оперативно. Потому что задача не представлялась сложной. Это уже потом в своих воспоминаниях Юровский будет говорить, что дело обещало быть непростым. Но в этом он убедился позже, уже в процессе операции. До ее начала он так не считал. Если бы представлял, насколько все непросто, то не было бы той неразберихи, в которую окунулись организаторы, не было бы того ужаса, который пришлось пережить их жертвам.

Из воспоминаний «расстрельщиков» следует, что одним из вариантов расправы над бывшим императором и членами его семьи, который обсуждали Юровский, Кудрин и Никулин, было убийство арестантов спящими. В каждую комнату входят столько убийц, сколько человек в ней находится, и приводят необъявленный приговор в исполнение.

Очевидно, что организаторов привлекала внезапность убийства – им казалось, что такой вариант позволит провести ответственную операцию без ненужного шума. Тем не менее этот план не был принят.

Видимо, убийцам хватило ума, чтобы понять: добиться внезапности не удастся. Во-первых, путь в комнаты Романовых и Демидовой лежал через залу, в которой спали Боткин, Трупп и Харитонов. А значит, следовало считаться с тем, что мужчины могли проснуться до того, как все исполнители расправы займут исходные позиции. Да и остальные арестанты едва ли спали сном младенцев. Они могли услышать скрип дверей, среагировать на появление тюремщиков в их комнатах. Кроме того, стрелять пришлось бы в темноте. Да и вообще – стрельба в комнатах второго этажа, окна которых выходят на проспект, не самый удачный вариант. Тут уж говорить о скрытности операции не приходится.

Не лучше была и другая схема: собрать всех в одной комнате и забросать гранатами. Здесь вообще шума не оберешься. Взрывы, звон разбивающихся оконных стекол – нет, такой вариант рассматривать всерьез они не могли.

Возможно, у «расстрельной команды» были и другие предложения, но по каким-то причинам вспоминать о них никто не захотел. В конце концов был утвержден следующий план: под благовидным предлогом привести обреченных в комнату первого этажа, выстроить в ряд; перед каждым из арестантов становится заранее назначенный убийца, и все по команде стреляют своим жертвам в грудь.

В качестве оружия выбрали револьверы. По этому вопросу споров и разногласий не было. Для расстрела одиннадцати человек в маленькой комнате винтовки не годятся. Почему выбрали револьвер? Потому что у него в расстрельной ситуации есть преимущество перед пистолетом: из барабана не выбрасываются стреляные гильзы. Мы еще увидим, как эта особенность револьвера проявилась во время уничтожения семьи Романовых.

Расстрел решили провести в комнате первого этажа, где размещались пулеметчики из охраны дома. Достоинства этого помещения были очевидны: комната небольшая, полуподвальная, окно расположено очень низко и выходит в переулок. Там можно поставить грузовик с работающим мотором. Машина будет стоять во дворе, а не на улице, это тоже важно – работающий двигатель и стреляющий глушитель замаскируют звуки выстрелов.

Организаторы убийства понимали, что размеры комнаты должны быть такими, чтобы жертвы не имели возможности разбежаться или спрятаться, а исполнители могли без напряжения контролировать пространство. То есть комната должна быть небольшой. Но ни Юровский, ни его товарищи не обратили внимания на то, что выбранная ими комната не просто небольшая – она очень маленькая. И по этой причине не годится для решения поставленной задачи. Несоответствие размеров комнаты количеству жертв и избранной методике их уничтожения обнаружится в ходе расстрела и доставит Юровскому и иже с ним массу неудобств. Арестантов же просчет организаторов обречет на нечеловеческие муки.

Итак, план расстрела был принят. Очевидно, что тогда же было решено, что делать с трупами. Здесь никто не видел большой сложности – опыт уничтожения неугодных новой власти уже имелся. Обычно большевики не утруждали себя ни рытьем могил для своих жертв, ни маскировкой их захоронений. Как правило, тела убитых бросали в заброшенные шахты, но иногда оставляли в придорожных канавах, лишь слегка прикрыв хворостом.

Местом, куда было решено вывезти трупы, был определен лес у деревни Коптяки. Окрестности города лучше всех из большевистского руководства знал Петр Ермаков. Возможно, именно он и сказал Юровскому про Коптяковский лес. Яков Михайлович съездил, посмотрел. Потом съездил еще раз, уже с Голощекиным. И место, где будет проведено сокрытие трупов, утвердили.

Пока неясно, каким способом намеревались избавиться от трупов. Сбросить в шахту? Закопать? Обезобразить тела до неузнаваемости? Или полностью их уничтожить? Если последнее, то опять же: каким образом?

Неясно и что получилось в итоге: «расстрельщики» действовали по заранее намеченному плану, по ходу дела внося в него коррективы, или это была чистой воды импровизация?

На все эти вопросы мы будем искать ответы позднее.

Пока же мы можем смело утверждать, что слова Юровского о тщательной разработке операции по уничтожению семьи Романовых ничем не подтверждаются. Как можно говорить о тщательности, когда допущены столь значительные промахи? Место расстрела и оружие были выбраны крайне неудачно. Комната оказалась слишком мала для того, чтобы провести расстрел по задуманной схеме: одиннадцать исполнителей практически одновременно стреляют в грудь одиннадцати арестантам. Это стало причиной того, что сам Юровский назвал «безалаберной стрельбой» и обрекло жертвы на мучительную смерть.

Теперь о скрытности. Из воспоминаний участников расстрела со всей очевидностью следует, что о скрытности операции ни Юровский, ни его начальство особенно не задумывались. Лишнего шума не хотели – это да, но каких-то серьезных и продуманных действий по сохранению убийства в тайне не предпринималось. Расстрел в полуподвальной комнате, грузовик с работающим мотором под окном – вот и все мероприятия, чтобы обеспечить скрытность на этом этапе операции. Пока же, забегая вперед, отметим, что место, где совершались какие-то действия над трупами, было «засвечено» с самого начала. Белогвардейские следователи обнаружили его без малейшего труда.

Справедливости ради мы должны признать: если бы у Голощекина, Юровского и иже с ними была акцентированная цель убить Романовых так, чтобы никто и никогда не узнал, где, когда и как это произошло, – они смогли бы это организовать. Люди неглупые. Но для этого требовалось, чтобы задача была сформулирована соответствующим образом. Для этого кто-то (Ленин? Свердлов?) должен был сказать Голощекину, а тот, в свою очередь, Юровскому примерно следующее: «Сделай все тихо. Так, чтобы никто ничего не увидел, не услышал, ни о чем не догадался. И трупы спрячь так, чтобы никогда не нашли ни их, ни того места, где мы с ними разобрались. Головой отвечаешь». Вот тогда Юровский всерьез думал бы о скрытности. И можно не сомневаться – сделал бы все так, чтобы комар носа не подточил.

Очевидно, что такой строгой установки Юровский не получил. Потому что Голощекин не видел в предстоящей операции ничего из ряда вон выходящего. Всего-то и делов: расстрелять одиннадцать человек. Сколько уже всякого разного люда расстреляно… Да, царь, да, с семьей, но они такие же люди, как и все. И жизнь в них держится ничуть не крепче, чем в мелком дворянчике или в простолюдине. Нет, задача уничтожения Романовых не виделась сложной. Потому и команда Юровскому была дана самая общая: всех уничтожить, а тела спрятать. Как задача была сформулирована, так и готовилось ее исполнение. Как это выглядело на практике, мы увидим дальше.

2 3 4

Премиум

(2 оценки)