Худой попрошайка стоял недалеко от них, вытянув руку, возле снующей толпы. Он смотрел в землю, точнее на ноги идущих мимо людей. Шут порылся в кармане, встал с бочки, подошёл к нему и стукнул попрошайку по плечу. Тот вздрогнул и поднял голову.

– Что загрустил, бедолага, никто не подаёт? Держи монету, специально для тебя приберёг, – он положил в ладонь нищему медный обол.

– Благодарствую, добрый человек, – поклонился нищий.

– Хочешь, научу тебя одной премудрости? – делился богатым жизненным опытом Шут. – Ты вот торчишь на одном месте, как рыбак с удочкой. Не клюёт, и все дела. А ты не поленись, пройдись по площади, как опытный рыбак, сети набрасывай, да пошире, да поглубже. Глядишь, к вечеру богачом станешь.

– Пробовал я, мил человек. Люди толкаются, сердятся – куда прёшь, и без тебя тесно! И дают-то скупо, отказывают чаще.

– А ты чего хотел?! Здесь богачей мало, народ всё бедный, каждый обол бережёт. Привыкай к отказам и брани. Знаешь, как греческий мудрец Диоген, он ведь тоже на жизнь протянутой рукой зарабатывал, приучал себя к отказам? – просил милостыню у статуй!

– Здесь это не пригодится, – рассмеялся Артур. – Тут в окрестностях ни одной статуи не найдёшь.

– Ну, у дерева можно попросить, – не смутился Шут. – С тем же успехом.

Отдохнув, они снова пошли через площадь. В самом центре её, где раньше потешали толпу акробаты, теперь сидела на бочке крупная, седая старуха, возле которой толпился любопытный народ. Артур с Шутом подошли поближе и поняли, что старуха гадает по руке. Она как раз держала за левую руку молоденькую крестьянку и водила своим заскорузлым ногтем по линиям её руки.

– Жизнь у тебя гладкая, ровная. Будет у тебя муж, и двух деток вижу – девочки у тебя будут.

– А сына не будет? – расстроилась крестьянка. – Хозяйство у нас большое, сыновья нужны.

– Не гневи Бога, – ворчала старуха. – Благодари за всё, что Он посылает тебе.

Дождавшись момента, Артур протянул ей правую руку. Она взяла её и сразу вздрогнула. Внимательно, цепким, пронзительным взглядом, посмотрела ему в глаза. Потом перевела взгляд на его ладонь. Длинным ногтем провела по ней и снова бросила взгляд прямо ему в глаза, словно прямо ему в душу.

– Ты не из этого мира. Что ты делаешь в нашем мире?

Артур онемел, пытался что-то сказать, но не мог. Старуха снова внимательно посмотрела на его ладонь.

– Жизнь у тебя долгая, но несчастливая. Черви сомнений грызут тебя изнутри. Не будет тебе покоя и мирного счастья. Возвращайся в свой мир… Если сможешь.

Она отпустила его руку и покачала головой.

– Не пугай моего друга! – сказал Шут. – Предсказывай только хорошее. Дурное само придёт – без предсказаний.

– Я говорю то, что вижу. А ваше дело – верить или не верить.

Шут протянул старухе мелкую монету и пошёл прочь.

– А вы не хотите погадать? – догнал его Артур.

– Я предпочитаю не знать будущего, – покачал головой Шут. – Так интереснее жить. Нагадает мне ещё какие-нибудь несчастья, и буду я ходить расстроенный – зачем мне это надо? Неприятности надо переживать по мере поступления.

– А вдруг она бы вам богатство нагадала? – улыбнулся Артур.

– Да зачем мне богатство?! Моё богатство – хорошее настроение. Его я себе и сам нагадаю.

Возле оружейной лавки встретились с Виконтом и Лонгрином.

– Вот, посмотри, – похвалился Шуту Виконт, – какую я себе вещь приобрёл.

В руках он держал не то короткий меч, не то длинный кинжал в изящных ножнах с позолоченной инкрустацией. Шут взял у Виконта ножны, вытащил оружие и рассмотрел.

– Мавританская игрушка, – Шут вставил клинок обратно в ножны и протянул Виконту. – Видел я такие в Кордове. Только покрасоваться, а как до дела – вещь бесполезная.

– Много ты понимаешь, – нахмурился Лонгрин. – Для ближнего боя – то, что надо.

– Пока со мной мой меч, – похлопал себя по боку Шут, – с такой игрушкой ко мне никто не подойдёт.

– Как ваши дела, Артур? – поинтересовался Виконт. – Нашли своего друга?

– Нет, пока не нашёл.

– Мы задержимся в городе на несколько дней. Можете рассчитывать на нашу помощь. Я сам изрядно поскитался в последнее время и понимаю, как нелегко одному на чужбине.

Возле рядов с оружием маленький седой старичок точил ножи, топоры, мечи и прочее оружие. Точильный круг из песчаника был уже наполовину сточен, и фартук точильщика был покрыт жёлтой пылью. Шут, понаблюдав его работу, дал ему подточить свой нож. Через пару минут взяв его обратно, опробовал на веточке, которую подобрал с земли, и удовлетворённо хмыкнул.

– Молодец, старина, знаешь своё дело. Давай-ка ты мне тогда и мой меч наточи.

Он вытащил из кожаных ножен на боку меч и протянул его точильщику.

Пока Шут наблюдал, как затачивают его меч, Артур рассказал Виконту про гадалку и тот заинтересовался.

– А ну пойдём! Послушаем, что она мне нагадает.

Компания направилась в центр площади. Шут, забрав у точильщика свой меч и расплатившись, последовал за ними и, похоже, был недоволен.

– Дёрнуло тебя за язык, – повинил он Артура. – Нагородит она ему чёрт-те что, а нам потом отдуваться.

Лонгрин бесцеремонно отогнал толпящийся возле гадалки народ, и Виконт сел перед ней. Гадалка долго рассматривала его правую руку, потом взяла левую, потом снова вернулась к правой. Виконт терпеливо ждал с явным интересом. Наконец гадалка отпустила его руку и посмотрела Виконту в глаза. Взгляд у неё был пристальный, проникающий насквозь. Видно было, что Виконту стало не по себе, но он старался улыбаться.

– Тернистый у тебя путь, – сказала гадалка. – Позади взлёт, впереди падение. Но, в конце концов, ты обретёшь своё место в мире и покой в душе… В скором времени ждут тебя разочарования и потери. Не теряй веры в себя, и всё образуется.

– Сбудется ли то, о чём я мечтаю? – прямо спросил Виконт.

– Нет! – твёрдо сказала старуха. – Ты на ложном пути, ты идёшь неверной дорогой.

– Не слушайте безумную старуху, – наклонился к Виконту Лонгрин. – Она выжила из ума.

– Я не выжила из ума, – услышала его слова гадалка. – А этот, – она протянула костлявую руку, указывая на Лонгрина, – первый предаст тебя, когда ты споткнёшься.

Лонгрин бросил на старуху презрительный взгляд, и рука его легла на рукоятку меча. Виконт быстро встал и, протянув старухе монету, пошёл прочь. Его спутники поспешили за ним.

Они зашли в корчму и сели за стол. Хозяин подбежал и торопливо протёр тряпкой поверхность стола.

– Что принести, Виконт?

– Мяса и овощей, – ответил за Виконта Лонгрин. – И вина не забудь.

Виконт сидел задумчивый и смотрел в стол.

– Не берите в голову, – утешал его Шут. – Я вообще не верю всем этим гадалкам. Они себе не могут ничего предсказать, а берутся предсказывать другим.

– Ты не веришь в судьбу? – бросил взгляд на него Виконт.

– Я верю, что свою судьбу мы создаём сами.

Вернулся хозяин корчмы и поставил на стол блюдо с варёным мясом. Девчонка, дочь хозяина, принесла хлеб и овощи. Ещё через пару минут хозяин принёс кувшин с вином и четыре кружки.

Артур напрасно ждал, когда принесут какие-нибудь вилки. Увидев, что все едят руками, присоединился к обедающим.

Отобедав, вышли из корчмы и сразу увидели какого-то крупного человека лет пятидесяти, который шёл через площадь в сопровождении двух монахов. Он был одет в дорогую пурпурную капу, очевидно подражая старому королю Гуго. Народ расступался перед ним, крестьяне снимали шапки.

– А вот и аббат Леруа собственной персоной, – заметил Шут.

Аббат подошёл к ним и вытер пот со лба цветастым платочком. Седые волосы придавали ему определённое величие, но крупный нос, пухлые щёки и толстые губы изрядно мешали этому.

– Deus autem omnipotens benedicat tibi, Виконт. Я не знал, что вы в Кардерлине.

– Приехали на ярмарку, монсеньор?

– Да, надо пополнить монастырские склады продуктами и вином.

– Я думал, вы сами производите вино?

– Это само собой. Вино для евхаристии и на продажу крестьянам у нас есть. Но я люблю себя побаловать хорошим вином. У меня здесь проверенные поставщики. С ними я должен сегодня встретиться.

Аббат оглянулся назад.

– И ещё одно дело привело меня сюда. Мне надо поговорить с Бертраном, начальником стражи. Вы не видели его?

– Кажется, я видел его в корчме, – сказал Лонгрин.

Аббат прошёл в корчму, Виконт с Лонгрином снова пошли смотреть оружейные лавки, а Шут с Артуром продолжили прогулку по площади.

Два монаха с кружками для подаяния обходили торговцев. Торговцы бросали монеты, а монахи осеняли их крёстным знамением.

– Вот хорошо устроились, – прокомментировал Шут. – Не сеют, не пашут, а денежку гребут. А попробуй не дай! Тебе же дороже выйдет. Аббат – человек злопамятный. В Кардерлине его вся управа побаивается.

Тут же они стали свидетелями этих слов. Аббат в сопровождении двух стражников подошёл к гадалке и зычным голосом стал отгонять простой народ от неё.

– Сказано в Библии: «Пусть не будет среди вас ни прорицателей, ни гадателей, ни предсказателей, ни колдунов, ни заклинателей, ни тех, кто обращается к мертвецам и духам, ни тех, кто взывает к мёртвым». Изыди, ведьма! – повернулся он к гадалке. Та не смотрела на него и как будто его не слышала.

Подошёл стражник и грубо потянул старуху за руку. Та вцепилась в ярмарочный столб и неожиданно сильно оттолкнула стражника, так что тот покатился кубарем.

– Ветер идёт с севера, – закричала старуха. – Холодный ветер разожжёт горячий огонь. Многие сегодня останутся без крова.

Подскочили уже два стражника, оторвали старуху от столба и поволокли с площади под свист и хохот зевак.

– Кажется, наша Кассандра попала в переплёт, – наблюдая это, сказал Шут. – Если уж аббат за неё взялся, то из Кардерлина её выгонят. Никто не захочет ссориться с аббатом.

Нагулявшись до устали, вернулись в корчму, но Виконта там не обнаружили. Зато Шут опять заприметил своего старого приятеля, который вместе с шумной компанией пьянствовал за длинным столом, и направился туда. Он уселся на свободное место, встреченный радостными возгласами. Артуру ничего не оставалось делать, как сесть рядом.

В корчме было шумно и душно. Пот стекал по лицам пьющей компании. Хороводил за столом Шут. Объектом насмешек он выбрал Петра, который видимо должен был отдуваться за сестру. После каждой шутки компания покатывалась от смеха. По красному лицу толстяка было видно, что он злится.

– Почему ты веришь своей сестре, а не мне – своему старому другу? – допытывался Шут. – Твоя сестра обманывает тебя.

– Ещё не родился такой человек, который сможет меня обмануть, – стукнул кулаком по столу Пётр.

– Любого человека можно обмануть, сказав ему приятную ложь, – поддразнивал Петра Шут.

– Только не меня. Вот скажи мне неправду, но так, чтоб я поверил.

– Спорим на десять денье?

– По рукам! Говори!

– Ты умный человек.

– Но это правда!

– Поверил! – радостно взмахнул руками Шут. – Гони монеты!

Компания засмеялась.

– Дурак ты! – обиделся Пётр.

– Я – дурак по профессии, а ты – по призванию… Дураки бывают разные… Бывают дураки безнадёжные. А бывают дураки… надёжные. Каким ты хочешь быть?

Толстяк обиженно засопел. Шут насмешливо посмотрел на своего приятеля.

– А ты знаешь, почему толстяков не берут в рай?

– Почему? – насторожился тот.

– Ворота в рай узкие, толстяки не проходят. Зато в ад ворота широкие. Туда любая бочка пролезет, даже такая, как наш аббат.

Компания грохнула от смеха, а толстяк обиделся.

– Не обижайся, дружище, – похлопал его по плечу Шут. – Ты ещё не самый толстый, до аббата тебе далеко. Тот и в адских воротах застрянет. Апостолу Петру придётся дать ему хорошего пинка в зад.

Компания снова расхохоталась.

– Ты бы прикусил язык, – посоветовал, подошедший к столу, Лонгрин. – А то отрежут за такие речи.

– А что я такого сказал? – удивился Шут. – Все знают, аббат наш не дурак покушать. Монахи обедают после полуденной молитвы, а аббат всё остальное время дня. Не удивлюсь, если и ночью во сне он доедает всё, что не успел съесть днём.

– Я его спросил однажды, – продолжил Шут, – какого цвета у Бога глаза? Он удивился, но я настаивал: если мы созданы по образу и подобию Божьему, значит, у Бога есть глаза – какого цвета? Он разозлился и перестал со мной разговаривать.

– Вот пожалуется он на тебя графу, – пробурчал Лонгрин, – и выгонит тебя граф… Смеёшься над аббатом, а сам-то ты, когда последний раз был в церкви? Когда последний раз исповедовался? Грешник ты, а туда же – духовника критикуешь. Тебе как раз прямая дорога в Ад за такие речи.

Шут подмигнул своей компании.

– Слышал я от одного умного человека, кстати, священника, такую притчу. Двое пришли к воротам святого Петра: святоша и язычник. И первый был пущен в Ад, а второй – в Рай.

– «Господи, за что такая несправедливость?!» – возопил святоша.

– И услышал Голос: «Не по вере сужу, а по делам».

– Неважно, – продолжил Шут, – сколько раз ты зашёл в церковь, сколько поклонов положил, сколько свечек поставил, важно – сколько добрых и злых дел ты сделал за свою жизнь? Только это упадёт на весы.

– Что ты брешешь, – возмутился Лонгрин. – Не мог священник такого сказать. Церковь говорит, что язычники не попадут в рай.

– Церковь говорит, – согласился Шут. – А у Бога может быть собственное мнение.

Лонгрин покачал головой.

– Ох, приятель, рано или поздно доведёт тебя твой язык до беды.

– Если у меня есть выбор, – не смутился Шут, – рано или поздно, я выбираю – поздно.

Артур устал от шума и духоты. Он тихонько встал и вышел, решив прогуляться до дома по улице. Миновав шумную торговую площадь, он свернул на улочку, ведущую к их неказистому жилищу и далее к реке. Прохладный ветерок быстро освежил его голову и поднял настроение. Он шёл не торопясь, внимательно наблюдая текущую мимо него жизнь. Крестьяне везли сено на скрипучей телеге. Мальчишки гоняли скрученное из ивовых веток колесо. Молочница несла на коромысле вёдра с парным молоком. Корова, привязанная к забору, общипывала траву возле дома и неторопливо жевала её, отмахиваясь хвостом от мух.

– Как же это понять? – думал Артур. – Ведь для меня эти люди уже тысячу лет мертвы. И вот они снова живы. Как же это понять? Значит, смерти нет? «Все мы будем жить вечно, какими бы мёртвыми мы иногда ни казались». Идея небытия – ложная. Она возникает из-за того, что невидимое называется несуществующим. Пустота как следствие слепоты. Ничто не исчезает, никто не исчезает. Всё остаётся на своих местах. Прошлое скрывается от нас за поворотом, за холмом, остаётся за нашей спиной, но никуда не исчезает.

Шут вернулся, когда уже начало темнеть. Он принёс с собой копчёную рыбу и ломоть хлеба.

– Поешь, а то ты наверно голодный, – сказал он Артуру, поставив еду на стол.

– Разругался я с Петром, – рассказывал он, пока Артур ужинал. – И сам удивляюсь – чего я на него взъелся? Это я на Мартину разозлился – дала она мне сегодня от ворот поворот – вот и попало Петру за сестрёнку… А с другой стороны, не понимаю его – здоровенный парень, сидит сиднем в корчме, вино лакает, скоро пузо треснет… Ещё одна ошибка природы. Разве это человек? Это только попытка человека.

– У него старший брат был, – продолжил рассказ Шут. – Вот тот был дельный малый. Мы с ним победокурили изрядно в молодости. Но у него жена померла при родах, и дитё недолго прожило. Вот тогда он и сломался. Задумался человек о смерти, крепко задумался, а потом руки на себя наложил.

– Я ж с ним по душам разговаривал, – вспоминал Шут, – говорил ему – выбрось это из головы! Нет, загрустил человек, озаботился тайной смерти… Меня она тоже интересует, но я не столь нетерпелив, я подожду ответа. В конце концов, смерть – это всего лишь плата за жизнь. За всё надо платить. За жизнь платят смертью, за счастье платят болью. Ничего в этом мире не даётся даром. Но пока с тебя платы не требуют, зачем торопиться?

После ужина Артур достал из мешка Библию. Увидев, что Шут заинтересовался, протянул книгу ему. Шут осторожно взял её в руки и стал разглядывать и листать. Он цокал языком от восхищения и качал головой.

– Какая чудная книга! Какой тонкий папирус, и какой белоснежный! Много монастырских книг я держал в руках, но такой не видывал. Сейчас-то книги все на пергаменте – толстые и тяжёлые. А эту одной рукой можно держать. Только буквы какие-то мелкие, все глаза испортишь с такими буквами.

Он ещё раз посмотрел на обложку.

– Понятно, что это Библия… Крест константинопольский, хотя буквы не греческие. Загадка! На каком это языке написано?

– На русском.

Шут задумался, нахмурившись.

– Это где такие живут? Что-то я не слышал.

– Там… В Киевской Руси, – сказал Артур и махнул рукой куда-то вбок.

– Нет, не слышал, – покачал головой Шут и протянул книгу Артуру.

– Ну как это, не слышали, – с обидой сказал Артур. – Это нашему князю Владимиру константинопольский император свою сестру в жёны отдал.

– Вашему князю? – не понял Шут.

– Ну… королю нашему.

– А-а! – припомнил Шут. – Что-то мне Виконт такое рассказывал. Это где-то в Скифии. Так ты, стало быть, скиф? Надо же! Я их как-то иначе себе представлял. Хотя… Вот Анахарсис скиф – прославился мудростью, дружил с Солоном.

Артур уселся у окна с Библией в руках. В прорезь ставня дул прохладный ветер, смешанный с каким-то странным шумом, и струился лунный свет – серебристо-кровавый. Нахмурившись, Шут стал выговаривать Артуру:

– Не порть глаза. Как ты можешь читать такие мелкие буковки в темноте?

– Ничего, я вижу. Луна яркая, да ещё какой-то красный фонарь горит.

– Какой красный фонарь? Что за бред!

Шут распахнул ставень и выглянул в окно.

– Матерь Божья! Да ведь это мы горим!.. Хватай вещи, бежим на улицу!

Впопыхах схватив свои вещи, выбежали на улицу и побежали в сторону разгоравшегося под сильным ветром огня. Полыхало уже с десяток домов. По дороге метались люди. Воздух резали людские крики и ржание лошадей. Со стороны ярмарочной площади доносился звон колокола. Яркие языки пламени освещали дорогу, дома и лица людей. Безумная женщина хватала пробегающих за руки.

– Дочка! Моя дочка осталась в доме. Помогите, люди добрые!

Шут бросил наплечный мешок, выхватил у бегущего мимо ведро с водой. Одним движением вылил воду себе на голову. Отшвырнул ведро и бросился в горящий дом. Артур замер, уставившись туда, где огонь уже грозил обрушить кровлю. Прошло всего несколько секунд, показавшихся вечностью, и Шут выскочил из пламени, прижимая к груди девчонку. Отдав её бросившейся к нему женщине, он отвернулся и надрывно закашлялся.

– Заглянул в гости в пекло… – попытался пошутить. – Мне там не понравилось… Слишком жарко и дымно.

Отдышавшись и откашлявшись, он подошёл к женщине с девочкой. Она прижимала к себе девочку, покрывая голову её поцелуями. Артур узнал Марию, с которой он разговаривал утром. Шут погладил девчонку по голове. Женщина бросилась целовать ему руки, но он отдёрнул их.

– Спасибо добрый человек! Молиться буду за вас всю жизнь. Имя своё скажите.

– Не надо, не надо за меня молиться. Молись за всех нас, грешных.

Шут повернулся к Артуру и указал рукой.

– Смотри! Огонь перекинулся на наш дом. Отвяжи лошадей и отведи их к реке.

Артур бросился выполнять приказание.

Потом ещё где-то час они бегали вдоль горящих домов, передавая из рук в руки ведра с водой, которую черпали из речки. На счастье, ветер затих, и огонь удалось остановить. Но два десятка домов сгорели и догорали.

Перемазанный копотью, Шут подошёл к Артуру.

– Пойдём за лошадьми, потом поищем наших. Тут уже нечего делать, – сказал он, глядя, как догорает дом, из которого они недавно выбежали.

Сев на лошадей, они поехали по дымным улицам вглубь городка.

На ярмарочной площади они наткнулись на Лонгрина. Лонгрин оглядел Шута подозрительно.

– Ты чего мокрый, купался что ли?

– Ага! – бодро сказал Шут, подмигнув Артуру. – Спасался от пламени адского в речке.