Глава 3. Первые шаги

«И будет он, как дерево, посаженное при потоках вод».

Пс. 1:3

Учеба в школе шла успешно. Лева был одним из тех учеников, которые всегда ясно и понятно отвечают, и учителя его уважали. Не было среди школьных товарищей тех, с которыми он ссорился и имел неприятности. Все, кажется, шло нормально. Но однажды произошел случай, который показал, что Леву держат на особом учете.

Они проходили общественные науки, в том числе курс политэкономии. Лева изучал все так, как все, и отвечал не хуже других. Но вот однажды, после сдачи зачета по политэкономии, преподаватель объявил: «Лева Смирнский – неудовлетворительно». Класс зашумел, многие вскочили:

– Это почему? Как так? Ведь он все ответил?!

– Тише, садитесь все, сейчас объясню, – сказал торжественно педагог. – Нам известно, что Смирнский – верующий человек, вот уже заканчивает девятилетку, проходит общественные науки и в то же время ничего не смыслит.

– Как не смыслит? – закричал Голованчик. – Это совсем несправедливо.

– Я вас прямо спрошу, Смирнский, ведь вы верите в Бога?

– Да, верю, – ответил Лева, спокойно вставая и глядя прямо в глаза преподавателя.

– Так вот, видите, слышали? Он не отказывается, верит, значит, он верит во все духовное, во всякую нечистую силу, а в науку он не верит. Вот электричество возьмем, например, вы верите в электричество?

– Конечно, верю и знаю, что есть электричество, и наблюдаю его, – ответил Лева.

– Не лицемерьте, вы не верите, – сказал убежденно преподаватель. Для вас реальный материалистический мир не существует, вы идеалист. Когда вы едете на трамвае, вы думаете, что это вас тащит нечистая сила.

Он засмеялся, но никто в классе его не поддержал. Встала староста группы и сказала:

– Мы с вами совершенно не согласны. Вы неправильно поставили отметку Смирнскому, он отвечал хорошо.

– Он отвечал механически, по зубрежке. Если бы он вник в сущность преподаваемого предмета, он, конечно, оставил бы всякие бредни о Боге.

– Но и мы верим. И мы верим, – раздались голоса некоторых девушек.

– С вас спрос маленький, – сказал преподаватель, – вы еще могли не разобраться, а с него мы можем спросить, он неплохой ученик, много читает, и мы к нему должны предъявить соответствующие требования.

– Нет, мы с вами не согласны, мы поставим этот вопрос на школьном совете, – раздались голоса.

Когда преподаватель вышел, возбужденный класс написал целую петицию школьному совету, прося, чтобы он пересмотрел несправедливую оценку, поставленную на зачете Смирнскому, и исправил ее.

Эта петиция была подписана всеми учащимися за исключением болезненного юноши Гиммерлейха, который всего боялся и ужасно опасался, как бы чего не вышло. Лева пришел домой грустный, воспоминания нахлынули на него. В 15 лет он усиленно занимался наукой и аккуратно ходил по воскресеньям на собрания. Но как это было ни странно, там он был страшно одинок. Молодежи приходило очень много. Было два больших хора: старый хор, которым управлял Петр Иванович Кузнецов, и молодой хор, которым управляла жена пресвитера тетя Тереза. Там играл большой, все увеличивающийся, струнный оркестр. Вся молодежь занималась искусством: кто пел, кто играл на инструментах, и, когда кончилось собрание, музыканты шли к музыкантам, а певцы к певцам. Он стоял одиноко, никто не подходил, не беседовал с ним. Возможно, это объяснялось тем, что многим он казался маленьким. Вся обращенная молодежь была постарше. Лева уходил домой и там читал духовную литературу и большую Библию с картинками, которую подарил ему отец. Сверстников, которые могли бы разделить его духовные интересы, не было. Двоюродный брат Всеволод и другие, которых Господь еще не коснулся близко, жили своими интересами (голубями и прочим, что совершенно не интересовало Леву).

Однажды к ним в дом пришла молодежь для посещения. Руководила этой группой молодая девушка лет 20 – Валя Алексеева. Она не пела в хоре, – не играла на музыкальных инструментах, а посвятила себя всецело добрым делам, и в частности, посещению больных и семей верующих. Теперь, когда Лева впервые почувствовал, что неверующий мир относится к нему с пренебрежением, ему особенно было приятно вспомнить это посещение молодежи, когда Валя спросила его, отдал ли он сердце Господу.

– Да, – ответил он, – я пошел за Ним.

– А мы думали, что ты еще маленький, – раздались голоса. Лева поделился с ними, как он боролся с сомнениями, как зло все больше и больше проникало в его сердце, и в то же время Господь звал его.

– Где же вы покаялись? – спросили они его.

Хотел покаяться в собрании, когда призывали грешников, но держался за спинку скамьи, чтобы только не встать. Однако Господь не оставлял меня, и здесь дома, в своей семье, я обратился к Нему.

Он изменился с тех пор, как отдал сердце Иисусу, – подтвердила мать.

Валя Алексеева стала приглашать Леву посещать больных. Когда кончилось утреннее собрание, он вместе с другими ходил на посещение, чтобы порадовать больных (на посещение ходило человек 15–20). От хора Лева отказался, потому что у него не было музыкального слуха.

– Ну, какую же работу тебе поручить? – говорила молодежь. – Ведь без работы христианин не может быть, чем-то он должен служить Господу.

По субботам проходили собрания молодежи призывного характера. Здесь руководили наиболее зрелые среди молодых людей, такие, как Витя Орлов, Петя Фомин. В слове участвовали молодые братья и сестры, юноши и девушки декламировали стихотворения, пели соло, дуэты. И вот решили дать Леве поручение. Когда объявят, что пройдет тарелка для сбора средств на дело Божие, то он ее возьмет и соберет пожертвования.

Теперь, вспоминая об этом предложении, Лева невольно покраснел, ведь так неудобно, просто стыдно идти с тарелкой, но все-таки он смирился и решил выполнять это служение. Таковы были его первые шаги. По мере углубления в Слово Божие ему становилось особенно ясно, что нужно смириться и быть кротким.

А теперь эта несправедливая отметка. Что делать? Писать протест, как поступил его класс, или молча снести обиду? Он вспомнил совет Христа: любите, молитесь за обижающих вас. И он решил промолчать, молиться о тех, кто несправедлив с ним. Лева сознавал, что теперь, когда союз воинствующих безбожников развивает самую активную деятельность, всюду проходят лекции, диспуты, его не оставят в покое и будут перевоспитывать. Поэтому он решил глубже ознакомиться с христианским учением, которому он посвятил себя.

Кто-то сказал ему, что лучшим представителем христианской философской мысли был Владимир Соловьев. К тому же у матери было собрание его сочинений. Вечером, когда он заканчивал уроки и все дома успокаивалось, он садился за изучение трудов Владимира Соловьева.

В тот вечер, когда он читал «Оправдание добра» этого философа, к ним зашел известный христианский проповедник Иван Борисович, евангельский христианин, получивший образование за границей. В свое время он редактировал журнал «Христианин» у Проханова, а теперь, будучи больным, проживал с женою в Самаре. Он отличался исключительным красноречием, и когда выступал на диспутах с безбожниками, то прямо громил их своими острыми умозаключениями и яркими сравнениями.

Увидев Леву, склонившегося над книгой у стола, освещенного подвесной электрической лампой, он был очень удивлен, что тот читает Владимира Соловьева.

– Как, в такие годы и уже Владимира Соловьева? – воскликнул он.

– В какие годы? – сказал Лева, улыбаясь. – Мне уже 17 лет.

– Вы пережили возрождение?

– Да, я пережил и не только это, – ответил Лева. – В 16 лет я принял водное крещение и присоединился к общине.

– Да?! Вы старший сын Анны Ивановны и Сергея Павловича? Счастливые они, что имеют такого сына, я очень рад, что могу познакомиться с Вами.

Иван Борисович удобно расположился в кресле рядом с Левой и начал расспрашивать его.

– Ну, что Вы уверовали, это я понимаю, но как так рано могли принять крещение? Есть верующие, которые допускают мысль, что до совершеннолетия не должны принимать крещение, ведь это может быть просто поверхностным увлечением.

– Когда я обратился к Господу, – сказал Лева, – мне очень хотелось больше трудиться для Него, я видел, что это могут делать только те, которые дадут обещание служить Богу доброй совестью, т. е. принявшие водное крещение. Сам Христос вышел на труд только после крещения. Кроме того, когда я видел, что община принимает вечерю Господню и вспоминает страдания Спасителя, а я стою вне за закрытыми стеклянными дверями (в то время все не члены церкви не могли быть на вечери Господней, а присутствовали в прихожей как интересующиеся), мне было не по себе. Ведь Сам Христос, когда Иоанн удерживал Его, сказал: «…Надлежит Мне исполнить всякую правду». И я сознавал, что если я не исполню правду крещением, мой духовный рост затормозится, я не смогу подняться на следующую ступень своего духовного развития.

– О, Вы рассуждаете, как взрослый, – воскликнул Иван Борисович, – но все-таки, как Вы подошли к этой проблеме?

– Я молился об этом, читал Слово Божие о крещении, а потом пошел к пресвитеру и сказал, что я желаю принять водное крещение.

– А он что?

– Он сказал: «А ты спросил папу и маму?»

– Я ответил, что не спросил, а хочу поступать, как Павел, который не стал советоваться с плотью и кровью. Пресвитер сказал, что он поговорит с родителями, а также с молодежью, а потом он даст мне ответ, допустит ли он меня к испытанию или нет.

– Ну и как?

– До испытания допустили, я очень волновался. В молитвенном доме было много народу, нас, испытуемых, приглашали по очереди. Мне сказали, чтобы я прошел вперед и встал перед кафедрой. Попросили рассказать о моем обращении. Волнуясь, я рассказал, как Христос вошел в мое сердце. Затем задавали вопросы. Среди присутствующих был известный благовестник Андрей Петрович Зукао. Я его особенно уважал за его проповеди. Он мне тоже задавал вопросы и при этом ободряюще смотрел на меня. Потом меня выслали, пригласили опять и сообщили, что церковь меня принимает и в следующее воскресенье будет крещение на Волге.

Лева замолчал, потом как-то оживился, глаза у него заблестели, и он сказал:

– Там, под Ульяновским спуском, в присутствии на берегу всей общины и многих интересующихся людей я вошел в воду и на вопрос крестившего меня пресвитера Корнилия Францевича Кливер: «Веришь ли, что Иисус Христос есть Сын Божий?» – ответил:

– Да. Верую! Тогда он сказал:

– По повелению Господа Иисуса Христа крещу тебя во Имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. И он погрузил меня в воду. Хор пел на берегу, как сейчас помню: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись!»

Иван Борисович, слушая рассказ Левы, радостно кивал головою:

– Да это крещение по – первохристианству. Сколько людей не могут полностью разобраться в этом вопросе. Одни – отвергают, другие – понимают духовно, третьи – крестят без веры.

– После этого. – продолжал Лева, – вся община направилась в молитвенный дом. Шли большой толпой с Волги, как будто это была демонстрация. Там, в молитвенном доме, на принимающих крещение были возложены руки. На меня возложил руки один из известных первых тружеников братства нашего Ефим Симонович Янченко.

– Да, это достойный брат, пострадавший за Христа и в избиениях лишившийся глаза при царском режиме, – произнес задумчиво Иван Борисович. – Но что же изменилось у тебя после того, как ты вступил в церковь?

– Я стал больше принимать участия в работе нашей христианской молодежи. В субботних собраниях стал проповедовать Евангелие.

– Ты – проповедник Евангелия? – воскликнул Иван Борисович, вскакивая. – И это без всяких курсов и подготовки?! Да, впрочем, – сказал он, садясь в кресло и успокаиваясь, – ведь ты, как Тимофей, с детства знаешь Писание, которое может умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса.

– Когда мне впервые предложили говорить слово, – сказал Лева, – я очень волновался, горячо молился Богу, чтобы Он мне дал тему. И мне дано было говорить о Христе распятом, о Голгофе.

– Приготовил ли ты себе конспект?

– Да. Приготовил на небольшом листочке, записал столбиком основные мысли, которые были положены на сердце. Затем, признаюсь, по вечерам я уединялся в саду и там вполголоса читал вслух свою проповедь. Настало время, когда мне нужно было выступить с чтением Евангелия. Взошел на кафедру, а сам себя будто не ощущаю. До этого мне тоже приходилось бывать на кафедре: говорил стихотворения. Но проповедь – не стихотворение, тут нужно сказать от сердца, ведь от избытка сердца говорят уста. Не слышал я своего голоса, как говорил – и сам не знаю. Но, слава Богу, Господь помог и я сказал то, что было мне дано. Правда кое-что пропустил, в конспект неудобно было заглядывать.

Иван Борисович слушал и с любовью смотрел на юношу.

– Помоги, помоги тебе Господь быть проповедником, благовестником Евангелия.

В это время вошла Анна Ивановна и стала приглашать гостя к столу.

– Я рад, что познакомился с вашим сыном, – сказал Иван Борисович, – и хочу отметить ко всему прочему, что он скромно одет. Эту толстовку вы, вероятно, ему сшили сами? Очень удачный, скромный костюм.

– Полагаю, что скромность необходима христианину, – сказал Лева. – В таком скромном костюме, который я ношу со дня своего обращения, я хотел бы появляться везде и всегда.

За столом Иван Борисович начал жаловаться Анне Ивановне на своих родственников, на неприятности и после чая простился, пожелав всем главного – мира и любви.