Выход СРТ, был к глубокому сожалению, назначен на 31 декабря.
Расстроенные моряки решили отпраздновать Новый Год на судне во время перехода к месту промысла.
Переход был длинный и времени хватало.
Пронести водку в порт было сложно, на проходных дежурило по 4–5 милиционеров, а попасться с водкой было чревато последствиями.
Команда СРТ договорилась собраться всем вместе в 16.00 у центральной проходной и всей компанией двинуться через проходную, в надежде, что 20 человек остановить не смогут. Ровно в 16.00 двадцать человек команды и человек пятьдесят провожающих были на месте.
Баулы со спиртным и домашней снедью были довольно внушительны, но по состоянию людей было видно, что внутри себя они несли не меньше.
Кто и где раскрыл их планы, было неизвестно, но на центральной проходной отряд милиции был не меньшей численности, чем готовящийся к прорыву.
Так как пройти не представлялось возможным, предприимчивые моряки начали отмечать Новый Год прямо на площади перед воротами, разбившись на группы. Где-то играл баян, где-то – гитара, но многие обходились магнитофонами.
Капитан судна в дебрях управления милиции со слезами на глазах умолял разрешить пропуск его команде на борт. Как ему это удалось, не понятно, но, когда было получено «добро», через проходную моряки уже не пошли, а практически поползли под одобрительные крики провожающих.
Катер доставил эту пьяную массу на южный рейд. Как-то были пройдены портовая комиссия и погранцы. Судно, подняв якорь, двинулось к выходу из Кольского залива.
Более или менее трезвому матросу и штурману доверили управление судном. Капитан от нервных потрясений, приняв на грудь лошадиную дозу, рухнул спать у себя в каюте.
В носовом капе продолжалось бурное веселье в ожидании Нового Года.
Стакан на всех был один, народу было много, и поэтому он с огромной скоростью ходил по кругу. Виночерпий, боцман Гамов, производил розлив. Во время очередного наполнения стакана раздался страшный грохот, судно резко остановилось, кто еще мог стоять – попадали, главный двигатель как-то странно взревел и заглох. Следом погас свет.
В наступившей тишине голос боцмана попросил кого-нибудь зажечь спичку.
Наполнив очередной стакан, подав его Сашке– киргизу, стоявшего ближе к выходу, дождавшись, когда он выпьет, послал его на палубу глянуть.
Обжигая пальцы спичками, матросы продолжали банкет. Минут через пять спустился с палубы киргиз и с криком «я еще домой успею», схватив куртку, выскочил на палубу.
Когда судно подняло якорь, капитан вышел из строя, штурман, похлопав по плечу рулевого матроса, покинул мостик. На СРТ клайпедской постройки перо руля управляется гидравликой. На мостике, на рулевой колонке рычаг с шариком наверху. Повернуть вправо – нажимаешь рычаг вправо, влево – влево. Возврат рычага производится автоматически (когда отпустишь его).
Рулевой матрос, заметив отсутствие штурмана достал из кармана бутылку водки, и потихоньку отхлебывая из горлышка, нес свою тяжелую вахту. Хватило его ненадолго и, отрубаясь, он плотно облокотился на рычаг управления, послав судно вправо. Нарезая круги, распугивая катера, корабль медленно смещался к правому берегу. В конце концов, водная акватория кончилась и судно на среднем ходу въехало на шесть метров в старый деревянный причал, намертво там застряв. Моряки, те, кто в состоянии был двигаться, обнаружив что они на «Угольках», одевшись, рванули на чем попало к любимым семьям.
Ситуация оказалась пикантная – граница у моряков была закрыта и первого января бригада пограничников с судовыми документами ездила по квартирам индивидуально открывая границу каждому.
В свой следующий рейс капитан пошел третьим штурманом.
Раньше, объявления о приходе судов по радио не было, и многие женатые моряки указывали в радиограмме дату прибытия в порт на день – два позже.
Свободное время использовалось для посещения ресторанов и случайных связей.
Мой друг, Венька Уткин, сообщив жене радиопочтой, что приходит с моря шестого числа, предложил мне пятого сходить в ресторан «Белые ночи», прихватив с собой пару девчонок. Ресторан «Белые ночи» был выбран не случайно – Веня проживал на другом конце города. Сначала все шло по плану. Арендовав столик, мы со своими спутницами неплохо веселились. В самый разгар веселья Уткин, внимательно рассматривая кого-то в конце зала, заметно помрачнел. Выпив рюмку коньяку, не говоря ни слова, он решительно направился к дальнему столику. Я, радостно предположив, что может начаться драка, стал наблюдать за ним.
Подойдя к симпатичной паре, он долго и мирно о чем-то беседовал. Потом, взял парня за локоть, оставив девушку одну, они двинулись к нашему столу.
Представив нового знакомого Витей, он усадил его на свое место, сообщив, что уходит, а новый друг вместо него поддержит компанию. Я, растерявшись, спросил, в чем дело, Он быстро ответил, что надо быть честным и давать точную информацию. Он ушел, оставив меня в неведении.
Вечер прошел по плану, Витька оказался неплохим парнем, даже была драка при выходе из ресторана. Утром, когда Веня явился на судно, я попросил его объяснить, в чем дело. Он рассказал, что дама, с которой он ушел, была его жена. Получив радиограмму от мужа о дате прихода, она решила в последний день расслабиться, и ресторан выбрала подальше от дома.
– Жена не виновата, сам дурак! – мрачно констатировал он.
У второго механика Гусева Сашки жена была очень ревнивой и работала в порту на рыбзаводе. Имея пропуск, она часто навещала его на судне.
Как-то то ли на третий, то ли на четвертый день по приходу судна, второй механик, отстояв суточную вахту, решил не ехать домой, а выспаться на судне и в пять вечера, встретив жену с работы, пойти вместе с ней.
Сказано-сделано, закрывшись в каюте, раздевшись, он завалился спать. Как-то вылетело у него из головы, что у них с женой был какой-то небольшой юбилей, и она, взяв отгул, накрыв праздничный стол, ждала его дома с восьми утра.
Прождав до десяти, она собралась и поехала на судно разыскивать мужа.
На судне у трапа стоял вахтенный матрос, облокотившись на пожарный щит, на котором висели просроченный огнетушитель, железный багор и пожарный топорик, похожий на томагавк.
Взбежав по трапу, Татьяна спросила у вахтенного:
– Простите, а механик Гусев давно ушел?
– А вы кто?
– Я его жена.
Глаза у матроса блеснули, и он, решив приколоться, удивленно развел руками:
– Ну, вы даете! К нему уже одна жена пришла. Они с ней в каюту ушли и просили не беспокоить. А вы – то какая ему жена будете?
Ослепленная ревностью Татьяна, сорвав топорик с пожарного щита, ломанулась по коридору к каюте мужа.
Матрос, довольный шуткой, схватился за живот и засмеялся.
Гусев проснулся от страшного грохота. Ничего не понимая, вскочив с постели, он распахнул дверь и в проеме увидел разъяренную жену с поднятым над головой томагавком.
Увернувшись от топора, выскочив в коридор в трусах, он с удивлением смотрел, как его любимая обыскивает каюту.
– Где она?
– Кто? – растерялся механик.
– Твоя жена!
– А ты – то кто? – заорал в ответ Гусев.
– Вахтенный сказал, что к тебе уже одна пришла и вы с ней спать пошли.
– Да прикололся он, дура!
Татьяна, как истинная скво, с томагавком в руке, ринулась по коридору к выходу.
Вахтенный матрос, довольный своей шуткой, все еще продолжал смеяться.
«Шутка не удалась» – промелькнуло у него в мутнеющем сознании, после удара топором плашмя по голове. Нашатырь привел его в чувство, Татьяна плакала, механик громко ржал, перевязывая ему голову.
Моторист Саня, в легком подпитии, уже в который раз спрашивал тралмейстера Локотова.
– Нет, Гоша, ты объясни, почему, когда появляется милиция и прекращается драка, всех обычно, забирают, а тебя нет.
– Ты, пока трезвый, вникай, я стараюсь быть трезвее всех, в критический момент со спокойным лицом иду навстречу блюстителям порядка на прямой ноге.
– Ни черта не понял, поясни.
– Я иду, не сгибая одну ногу, прихрамывая, у ментов психологически, на уровне подсознания, вырабатывается мысль, что инвалид в драке участвовать не мог, и они пробегают мимо.
– Ну, ты сказал, конечно, витиевато, но суть понятна. Надо будет взять на вооружение.
Через несколько дней в ресторане «Волна» на морвокзале, Гоша и Саня принимали активное участие в драке с военными мичманами. Почувствовав приближение «закона» (пикет милиции находился рядом, на первом этаже, в зале ожидания), Гоша рявкнул:
– Уходим!
Быстро спустившись на первый этаж, они услышали топот и Локотов, используя свой опыт, двинулся навстречу на прямой ноге, сзади ласково на его правое плечо легла Санькина рука.
Двое милиционеров уже проскочили мимо, зато у остальных от удивления широко раскрылись глаза. Лейтенант милиции, засмеявшись, на ходу крикнул:
– Инвалидов в пикет!
Обернувшись, Локотов увидел странную картину: его бородатый друг, высоко задрав голову и закатив глаза, семенил, положив руку ему на плечо и изображая слепого.
Картина действительно была комичной – за хромым поводырем шел слепой, и оба – в морской форме и при галстуках. Гошин опыт не пошел мотористу на пользу.
Уже в «обезьяннике» Локотов шипел на Саню:
– Ты что, придурок, ничего умнее придумать не смог.
– Все как-то быстро, ничего в голову не пришло.
С тех пор Гоша хромал, только в том случае, когда был один.
Бывшему моряку Николаю из Мурманска от друга, которого он не видел уже лет пятнадцать, пришла телеграмма:
«Жду шестнадцатого мая на юбилей. Вася.»
Николай долго ломал голову, юбилей – чего?
Они были одногодки и 42 года – юбилеем не является. С женой он давно развелся и жил один. Поломав еще немного голову, он решил выехать в Мурманск 14 мая, чтобы заранее определится с соответствующим подарком.
Юбилей они праздновали вдвоем, от перепоя, в течение двух недель, практически не приходя в сознание. Пили, ели и спали на кухне. У Василия была однокомнатная квартира.
*Ровно десять лет назад был начат ремонт комнаты в его квартире.
ПСТ готовился к отходу. Шла погрузка промвооружения, продуктов. Даже помполит получал спортинвентарь и целую кучу каких-то плакатов. По каютам моряки допивали водку, припасенную в рейс, рассказывая друг другу о своих приключениях во время стоянки. По трансляции прозвучала просьба всей команде собраться в салоне. С грустью оторвавшись от стаканов, прервав веселые разговоры, все медленно поплелись к месту сборища. Корабельный поп, как ласково называли помполита, получил какое-то образование по своей специальности и в море выходил первый раз. Собрав большую часть команды, он начал длинную проповедь, вгоняя подвыпивших моряков в сон. Он говорил о том, какой спортинвентарь получен, упомянув среди прочего две шестнадцатикилограммовые гири. Тралмейстер Локотов, которому изрядно надоела эта нудная речь, с возмущением воскликнул:
– Какие гири? Я же штангу заказывал!
– Кому заказывали?
– Вашему предшественнику, он и в прошлый рейс мне обещал, но не взял, сказал, что на этот раз заявку сделал.
Помполит, взглядом оценив крупную фигуру тралмейстера, вкрадчиво извинился:
– А гири не подойдут?
– Это разные вещи – гиревой спорт и тяжелая атлетика!
Локотов сам имел об этом смутное представление, но ему было просто скучно.
Разойдясь по каютам, ребята немного посмеялись, продолжив свои проводы в рейс.
После месяца героических трудовых будней, судно подошло к плавбазе на выгрузку. Одновременно с выгрузкой рыбы, на судно получали «лавочку», продукты в стол, и разную мелочь.
Через несколько часов, отвалив от борта плавбазы, ПСТ направился в район промысла.
Когда раздался телефонный звонок в каюте, Локотов спал. Взяв трубку, еще до конца не проснувшись, он услышал радостно возбужденный голос корабельного попа.
– Я тебе штангу на базе за две гири выменял.
– Какая штанга? – растерянно ответил тралмейстер, совершенно забывший про собрание и свои дурацкие выходки.
О проекте
О подписке