Либерталия предстала нам на рассвете в небольшой гавани на северо-западной оконечности Мадагаскара. Со времени её основания там разрешалось вести беспошлинную торговлю, делать ремонт и просто пережидать непогоду. А началось всё с того, что лет сто назад, а может, и больше, рядом затонуло какое-то швейцарское корыто. Несколько матросов выбрались на берег бухты без малейшей надежды, что их кто-нибудь отсюда заберёт. Верховодить всем выбрали гарпунёра Миссона. Он и считается основателем Либерталии. Миссон провозгласил: «За Бога и свободу!», слова, ставшие девизом благословенной земли. Спасённые Божьим провидением соорудили флагшток и подняли на него тельняшку. Уже потом кто-то нарисовал на ней лемура. Вот так и возникла эта свободная республика. Флаг её – маленькие бело-синие полосы с лемуром посередине.

Либерталию открыли для всех флагов и сделали абсолютно независимой территорией от всех метрополий. В ней не было англичан и французов, немцев или русских, индусов и арабов, негров и малайцев. Все жители стали либертанцами. Жила территория по своим законам, понятным морякам и одному Богу известно, кем написанным. А может, и не написанным. Только все знали, что ко всем нациям, религиям и моралям Либерталия соблюдала нейтралитет. За это её ненавидели французы. На Мадагаскаре они установили свои порядки и неоднократно пытались захватить свободную республику. Они много говорили о равенстве и братстве, а в действительности несли либертанцам рабство и угнетение. Англичане и другие тоже не лучше. Только сколько бы французы и англичане ни нападали на Либерталию, её жителям всякий раз удавалось отстоять свою самостоятельность. Либерталию со стороны острова окружали высокие горы, непроходимые джунгли и неуступчивые племена дикарей, которые никого к себе не подпускали. Так что подобраться к республике со стороны суши было непросто.

Одно время в Либерталии предводительствовал Робер Сюркуф, легендарный корсар, который соорудил вокруг гавани что-то вроде крепостной стены и дважды отражал атаки арабских пиратов. Человек храбрый и в высшей степени справедливый, капитан знаменитого четырнадцатипушечного каперского судна «Кларисс», на котором в своё время гонял «американцев» по всему Индийскому океану. На его золотые построили первое и единственное каменное строение в республике – лепрозорий, – позднее сгоревшее вместе со всеми его обитателями от удара молнии. В Либерталии капитана Сюркуфа чтут как героя. Только что памятника не поставили, и где его могила, никто не знает. Да и где может быть могила у моряка, не иначе как в море…

Республика Либерталия – всего три десятка обычных хижин под пальмовыми листьями и столько же дощатых маленьких контор. Со стороны гор – узкая полоска вдоль бухты. Единственная улица – Бич-роуд. В центре – несколько трактиров, банк мистера Пайерса да два молельных дома – католиков и лютеран. Впрочем, вроде и мечеть строили, или что-то наподобие её, в этих делах плохо разбираюсь. Кому там они молятся: Магомеду или Будде? Арабы хоть и посещали Либерталию, считались редкими гостями. А в самом городке – сотни две «быков», то есть разных там матросов неопытных, да бродяг. Добавьте к ним грузчиков, ловцов жемчуга, менял, золотоискателей, романтиков… Имелось несколько плотников, при этом весьма умелых, два гробовщика – оба страшные пьяницы и драчуны. Работы парням хватало – честная поножовщина считалась в Либерталии в порядке вещей. При мне по этой причине каждый день кого-нибудь хоронили. Гробовщики вкалывали как сумасшедшие. И дрались после этого… Служил в городке фонарщик. Здоровенный негр по имени Бой. Да, и фонарь-то имелся всего один – возле пристани. Бой зажигал его по большим праздникам.

Конечно, там, где мужчины, – ищи женщин. Молодые мулатки в Либерталии обретались у известного заведения красавицы мадмазель Абигайл. Единственной европейки и самой дорогой женщины Либерталии. Мне пришлось месяц работать, чтобы лишь раз прийти к ней в гости на ночь. А вот чем она занималась – вам знать необязательно. Красивая и гордая женщина! Настоящая басконка. Страстная, царапалась как дикая кошка!

Рабов в республике не было – это не позволялось неписаными законами республики. Поэтому арабы и обходили Либерталию стороной. По всему восточному побережью Африки, от Наталя до Кении, они занимались работорговлей. Все жители республики считались свободными людьми. Так что нищий грязный негр мог свободно сидеть в кабаке за одним столом с торговцем-португальцем или матросом-арабом, а владельца самого популярного трактира на Бич-роуд – китайца Линя следовало называть «господином».

Говорили граждане Либерталии на пиджин. Это язык такой, вам не понять. Откуда он взялся – никто толком не знает. В нём можно услышать слова разных народов: испанские и английские, немецкие и французские, арабские и малайские… Каким-то образом все друг друга понимали. У нас на корабле финн служил. Год с нами плавал, не знал ни слова по-английски и по-французски. Сам говорил, наподобие что птичка чирикает – разобрать никто не мог. Вот так лепетал по-своему, а никто не понимал, чего хочет. Всё равно что в команде глухонемой. Ох и мучались мы с ним. Несколько раз даже прогнать пытались с корабля. Когда стояли на рейде в Дурбане, сговорились между собой – уйти без него. Так он каким-то образом почуял и вообще не спускался на берег… Так вот, в Либерталии этот финн через неделю заговорил на пиджин так, что не остановишь. За день выговаривал всё, что намолчал за год.

Кем Либерталия управлялась в то время, что я там жил, никто не знал. Возможно, кем-то из трактирщиков или пастырей. А может, всё в своих руках держала мадмазель Абигайл, которую жители республики признавали за жену, мать и сестру. Уж точно в своём авторитете не проигрывала пастырям! Да вообще, это и неважно, кто там в Либерталии правил. Я всегда мечтал жить в стране, не зная её царей. По мне, все эти короли и президенты на одно лицо. Все – тираны! Для меня самый лучший правитель – это шериф. В Либерталии его работу исполнял старый боцман – голландец Якоб-одноглазый. Огромного роста и недюжинной силы человек. Говорили, в прошлом он пират и промышлял на Сейшелах. Во время одной из стычек с арабами Якоб потерял глаз. С чёрной повязкой ходил; всегда пьяный. Но своим единственным глазом видел лучше, чем наш кайзер своими двумя. В Либерталии Якоба-одноглазого все уважали. Может, поэтому в республике порядок имелся.

В Либерталии мне пришлось задержаться. Сначала чтобы снабжать «Фризию» строительным лесом для ремонта. Таких богатых тропических лесов я не встречал нигде. Внизу, у подножья гор, располагались настоящие рощи из баобабов! Только что их никто специально так не высаживал. Чудесным образом гигантские деревья сами выстраивались ровными рядами, словно живые разумные существа. А выше, в горах, в джунглях царил хаос. Всё так переплетено лианами, что без мачете шагу не сделаешь. Цветы там с человеческий рост! В непроходимых зарослях Мадагаскара я находил сандаловое и красное деревья.

От старости наше судно едва держалось на воде. Поэтому мы долго вымачивали якоря. Все джунгли разворошили – столько деревьев пришлось перетаскать! Плотникам не завидовали – им проще было бы построить новый корабль! Но как мы ни латали посудину, ничего не помогло. Так что всё время работали на дохлую лошадь, хотя бы хоть что-то получили! А так получается, что даже не за еду. Всё впустую. Потом, спустя пару лет, как я слышал, «Фризия» благополучно камнем ушла на дно вблизи Цейлона.

Ходил я вглубь острова и за провизией. Там посреди джунглей росло много разных фруктовых деревьев с диковинными плодами: яркими и вкусными. Здесь о таких никто не слышал. Вот можете себе представить шоколадное дерево или огромные плоды папайи? Вот ананасовое дерево, густо увешанное плодами, каждый из которых размером с арбуз! Бананы, само разумеется. Ещё личи, такие яркие, красные, с белой мякотью. Очень вкусные. Я собирал их большими корзинами или обменивал у местных. Туземцы ценили разные никчёмные безделушки, которые моряки привозили в больших количествах: медные кольца, зеркальца, мелкие монетки, гвозди, цветные ленточки. Особую ценность имели топоры, ножи, а за одно ружьё могли прикупить половину острова. Договаривались с дикарями непросто, но всё же они не такие агрессивные, как восточноафриканские племена, и при умении с ними можно было поладить. Мне повезло каким-то образом угодить их вождю. Тот держал в страхе всю округу, аж до восточного побережья острова, так что у меня проблем не возникало. Я даже одно время фирму открыл и снабжал строительными материалами и продовольствием другие суда и городские заведения, пока мою контору однажды не сожгли, а я не разорился. В конце концов пришлось покинуть Либерталию.

Но Мадагаскар – удивительный остров. Совсем непохож на наши земли. Большой и красивый. Полно разных зверей и птиц, самых что ни на есть сказочных. А какие горы – с водопадами и заснеженными вершинами. Волшебная земля. Эдем!

Там живут такие чудные зверьки – лемуры. Их больше нигде не встретишь. В дикой природе только там да на соседних Коморских островах, которые совсем небольшие. Мы перед Либерталией останавливались на Майотте, так её за день нетрудно обойти вдоль и поперёк. Лемуров там совсем мало, и живут они высоко в горах. А вот на Мадагаскаре их много, и поэтому этот остров ещё называют Лемурией. Эти зверьки не то кошки, не то обезьяны. Несколько вытянутые мордашки и длинные разноцветные хвосты – больше напоминают кошачьи, а туловище и лапы – обезьяньи. Лемуры лазают по деревьям, и у них круглые, очень большие и светящиеся в темноте глаза. Да, чуть не забыл, ещё у них пронзительный, похожий на плач капризного ребёнка, голос. Иной раз слышишь, и так их жалко становится!

Первый раз я увидал лемуров во время похода в горы, где мы заготавливали древесину для ремонта мачт. Я очень удивился, повстречав этих зверушек. Хорошо помню, как несколько лемуртят сидели на большой ветке баобаба и смотрели на меня своими удивительными глазами. Это оказались рыжие вари. Редкий и красивейший вид! Шерсть у них чёрно-огненная. Видели бы вы, как она переливается под лучами тропического солнца!

В обычных условиях лемуры довольно пугливые и близко никого к себе не подпускают. Вы же знаете, люди бывают очень злыми. Я ведь многое в жизни повидал. Люди убивают не только животных, но и друг друга. Иногда из-за сущих пустяков. Вчера делили последний сухарь, а сегодня он тебе готов глотку перерезать. Я видел самых злых людей, которые охотились на лемуров забавы ради. Это настоящее злодейство. Может, поэтому лемуры и боятся людей. Но когда я повстречал лемуров, они меня не испугались. Мне удалось подойти к ним на расстояние вытянутой руки. Я рассматривал чудных зверьков, а они с любопытством смотрели на меня. Потом я много раз встречал их в джунглях Мадагаскара. Видел большие стаи. Иногда, в период засухи, когда в джунглях было мало еды, лемуры забредали в саму Либерталию и попрошайничали. Одного я даже приручил. Он не сразу стал доверять мне. Такой был маленький симпатичный котёнок с большим полосатым хвостом.

Хотел бы я ещё вернуться на Мадагаскар. Да вот прибило волной на этот берег, где нашёл своё личное счастье. Видимо, здесь теперь моя Либерталия…

4.

– А они не кусаются? – спросила Саша.

– Нет, пуговка! Этим лемуры не похожи на обезьян, которые коварные и могут сильно укусить исподтишка. Часто обезьяны стаями нападают на людей. Особенно злые мартышки. Вот, смотри, у меня на локте остались следы укуса одной из них, – Ханк закатал рукав рубахи и показал большой рубец. – Обезьяны – хитрющие и плохие, а лемуры добрые. Маленькие лемурчики – как настоящие котятки.

Свирепое лицо старого моряка испарилось, в глазах заиграли искры – ну точно как у ребёнка! Клеменс и Саша переглянулись.

– Вот и этот лемурчик, что жил у меня, брал еду из рук и давал себя гладить. Мне он очень нравился, ласковый и симпатичный котёнок. Только что не мяукал, а жалобно «пел», словно жаловался на что-то. Даже не то чтобы жаловался, а скорее капризничал. Или что-то выпрашивал. Даже не знаю, как это объяснить. В комнате у меня стояло плетёное кресло-качалка. Так вот он приноровился спать на нём. Днём лемурчик лазил по окрестным деревьям, а ночью приходил ко мне домой. Я утром просыпаюсь, а лемурчик спит на своём месте в качалке. Иногда случалось, заберётся мне на спину или спокойно сидит на плече… Я даже хотел поводок сделать для него… Только животных нехорошо держать на цепи, точно заключённых. Они рождены свободными. Когда уезжал из Либерталии, хотел забрать лемурчика с собой. Так привязался к нему.

– И почему, дедушка, ты его не взял? – в голосе девочки слышался укор.

– Дело в том, что я был вынужден спешно покинуть Либерталию. Сидел на месте и ни о чём не помышлял, а тут вот выдалась такая оказия… Попутный ветер погнал дальше. Тогда собрался за полдня и ушёл в море на проходящей шхуне. Мне и вещи-то свои забрать не удалось. Всё пришлось бросить. А всё потому, что шхуна торопилась на черепаший промысел на Альдабру. Это такой коралловый атолл недалеко от Мадагаскара. Туда всего дня два ходу при хорошем попутном ветре. Люди на Альдабре не живут, а черепах множество. Там, на белоснежных пляжах, они собираются со всего Индийского океана откладывать яйца. Черепахи – это лучшая еда для моряка; мясо у них нежное. У нас их называли живыми консервами. Черепахи на кораблях могут долгое время обходиться без еды и воды. Ими набивали трюмы и питались по мере необходимости. А на рынке – в Адене или Бомбее – ценились черепашьи панцири. Из них делали разные ювелирные и прочие штучки для женщин: гребешки, браслеты. Каюсь, на деньги соблазнился. Мне тогда большие деньги пообещали. На Альдабре черепах сотни тысяч. На промысел собирались десятки судов со всей Восточной Африки. Ради промысла войны прекращали. Добычи хватало всем.

Когда отправились на Альдабру, думал, что наберём черепах и быстро вернёмся, а получилось совсем иначе. Почти сразу наткнулись на пиратов. Этим черепахи не нужны, они на корабль наш позарились. Может, выкуп хотели получить. Ночью тихо подплыли и закинули абордажную кошку, якорь такой. Хорошо, вахтенный не спал, быстро нас поднял. В общем, едва отбились. Пиратам обидно стало, что их атака сорвалась, вот и погнали нас в сторону Занзибара. Дальше уже без денег возвращаться не хотелось, и мы с грузом пряностей отправились в Аден. Ну и – пошло-поехало. В конце концов застряли на Сокотре. Это жуть какое жаркое и совершенно безлюдное место. Думали заработать и насладиться черепашьим мясом, а пришлось сушить вёсла и жевать корицу. Вот так! Как говорится: в море дорог много, и никогда не угадаешь, в какую сторону тебя позовёт попутный ветер. Так я на Мадагаскар уже и не вернулся. Я сам об этом жалею.

– А как ты звал лемурчика? – поинтересовалась Саша.

– Я ему дал имя – Ослик.

– Разве лемуры похожи на осликов? – вмешался Клеменс.

– Совсем не похожи. Только «Ослик» на морском языке означает старший матрос. Лемурчик был при мне как морской товарищ. И хвост у него самый настоящий матросский – полосатый, словно тельняшка. Вот поэтому так и звал. Настоящий корабельный «ослик».

– Жалко, что ты его не привёз. Лемурчик жил бы сейчас с нами, – Саша посмотрела на моряка грустными глазами. – Я бы за ним ухаживала. Ему было бы хорошо.

– Не думаю. Лемуры любят тепло и южные фрукты. Им подавай манго и бананы. И вообще с тех пор прошло много лет. Я после ещё много стран объездил. Останавливался в Персии, на Яве и Тиморе. Тонул несколько раз. Даже как-то в Австралию занесло. Вот уж где натерпелся страхов, так это там – в Порт-Эссингтоне. На землю ногу не поставишь, чтобы не наступил на крокодила или змею. Их там великое множество.

– Как черепах на Альдабре? – испугалась Саша.

– Даже больше! К тому же в это время там свирепствовали эпидемии. Почти все жители городка поумирали на моих глазах. Я едва ли не единственный, кто, оказавшись в Эссингтоне, вырвался из этого ада. Таков рок моряка. Ах да, ты спросила про лемурчика. В здешних местах он бы замёрз. Солнышко любит. А потом посмотри на себя: ты сама как настоящий лемурчик! – засмеялся старый моряк.

– Это точно! – подтвердил Клеменс. – Лемурчик, лемурчик!

– Ты дразнишься?

– Что ты! – возразил мальчишка.

– Не обижайся на него. Он же по-доброму! – заступился за Клеменса старина Ханк.

– А я и не думала обижаться. Я знаю, что Клеменс хороший. Он мой лучший друг.

– И ты мой лучший друг!

– Да оба вы – лемуры! – засмеялся старый контрабандист Ханк.

– А что?! – Клеменс подмигнул Саше.

– Мы – лемуры, мы – лемуры! – стали распевать дети.

За их спинами стояла довольная Хельга. Она смотрела на веселящихся детей и улыбалась. И тут на минуточку ей привиделось, что это не Ханк с детьми сидит на скамье, а три странных зверька с длинными полосатыми хвостами…

5.

Господин Георг за письменным столом разбирал деловые бумаги. Всё сегодняшнее утро что-то мешало его работе, не давало сосредоточиться. Вот и сейчас он нечаянно испачкал пальцы чёрной калькой, достал чистую салфетку и стал аккуратно вытирать краску. Работа адвоката не допускала неряшливости. В это время со спины к нему подошёл младший сын. Скрипнула половица, и господин Георг вздрогнул.

– Да, да… это ты, – произнёс он как-то неопределённо, обернувшись.

– Отец, мне нужна твоя помощь, – мальчишка выглядел так, словно что-то случилось серьёзное.

Господину Георгу это показалось странным. Поэтому он отложил бумаги в сторону и приготовился слушать. Адвокат не помнил, когда младший сын о чём-то просил.

– Что ты знаешь о лемурах? – неожиданно спросил Клеменс.

– О чём, о чём? – удивился отец. Он чуть не поперхнулся и вопросительно посмотрел на сына, ожидая продолжения. Только Клеменс молчал.

– Что это такое – лемуры? Это что, векселя или платежи такие? Нет, камни? – попробовал уточнить господин Георг.

– Всё понятно… Значит, ничего не знаешь.