Ведьмы положили девушку на алтарь и разошлись. Сейчас Готфрид мог видеть её юное тело во всех деталях: упругие груди и ягодицы, стройные ноги, и манящая тень между них, что слегка наползала на едва подрагивающий плоский живот. Прекрасное лицо, которое обрамляли разметавшиеся и измазанные в крови жертвенного животного золотые волосы, было повёрнуто к Готфриду, но закатившиеся зелёные глаза не видели его, прячущегося во тьме. Кожа её лоснилась от чародейских мазей, которыми натирались все участники шабаша. И от блеска этого у Готфрида вдруг что-то вспыхнуло в груди. Жар был так силён, что дыхание обычно холодного, и будто бы немного сонного Готфрида перехватило. Сейчас он даже не гадал, что же это будет за действо. Он просто не мог оторвать взгляда от прекрасной девушки, в которой узнал дочь Альбрехта Шмидта. А ведь он так и не узнал её имени.
Он чувствовал себя в долгу перед старым мастером, и, глядя на его дочь, распластанную на алтаре, знал, как этот долг вернуть.
Но вот к ней подошла обнажённая, и оттого ещё более отвратительная рядом с юной красавицей, старуха. С провисшей сморщенной кожей, покрытой пятнами и отвисшим животом. Она начала макать пучок изломанных и мятых трав в кровь на алтаре, и наносить на прекрасное тело непонятные знаки, что-то неразборчиво бормоча, повышая голос и кропя кровью вокруг. Ведьмы позади молчали, с интересом наблюдая за действом. Готфрид, чтобы не терять времени и отвлечься от греховных желаний, перевёл взгляд с девушки на других участников шабаша. Так-та-ак… Вот Рудольф Путцер, скорняк. Вот Каталина Фридман, Якоб Вебер, Дитрих Аальхаут… Тут находились многие именитые горожане, ремесленники, да и просто крестьяне из окрестных селений. Конечно, всех их сегодня поймают, так что можно было бы и не запоминать лица… Но Готфрид никогда бы не дослужился до звания сержанта, если бы думал, что всё всегда будет идти так, как ожидается.
Колдунья бросила свои травки в костёр, и громко произнесла:
– Прииди, Рогатый бог! Прииди к нам! Дай нам плод и жизнь, дай стрелу и щит!
Снова загрохотал барабан. Ведьмы разразились криками и улюлюканьем, обступая алтарь и вновь заходясь в конвульсиях бесовских плясок, повторяя вразнобой эти нелепые слова.
А потом, сквозь просветы между их тел, к жертвеннику вышел некто. Он был высок, тело его скрывал чёрный балахон наподобие тех, что носят монахи, а из чёрной головы торчали два длинных рога. Он остановился – чёрная фигура посреди белых тел, сложил руки на груди и замер.
Из-за пляшущих ведьм Готфрид не мог точно разобрать, была ли на его лице маска с рогами в три ладони, или они действительно росли из его головы. Дай Бог, чтобы это была лишь личина…
И откуда он вообще появился на окружённом воинами пятачке?
Контракт с Сатаной, – понял Готфрид, – а ведьмы просят у него защиты от праведных рук инквизиции, в обмен на… дочь Шмидта?
В круг вышел массивный Рудольф Путцер. В руках у него был ритуальный кинжал – длинный и толстый, со скруглённой гардой, чем неуловимо напоминал стальной фаллос.
Старухе передали чашу, тяжёлую на вид, наполненную тёмной жидкостью.
Все голоса сразу смолкли, ведьмы остановили свою пляску, пристально наблюдая за ведьмой и скорняком.
– Сегодня бог вступает в зрелость, – сказала она высоким голосом. – Он жаждет богиню.
Готфриду было жалко жертву, а огонь в груди всё жёг и жёг, становясь нестерпимым. Он словно наяву видел, как кинжал впивается в её прекрасную плоть, как густая кровь течёт на жертвенник…
Ведьмы плясали, подвывая, точно вмиг лишившись всех человеческих качеств, нырнув в бездну животных инстинктов. Рогатый медленно приблизился к алтарю, раздвинул ноги своей безвольной жертвы…
Старуха кружилась вокруг камня, выкрикивая:
– Отдаём тебе деву! Пусть навсегда исчезнет эта дева, рекомая…
Нужно было подождать ещё немного, пока не закончится ритуал, пока обнажённые мужчины и женщины не предадутся греху, став в это время беззащитными, но Готфрид не мог смотреть, на это.
– Во имя Христа! – закричал он, вытаскивая шпагу из ножен и появляясь между идолов.
Воины отреагировали мгновенно: с лязгом и грохотом вышли из-за камней, ощетинились алебардами и уверенно начали теснить еретиков, словно скот, к Дитриху с его пятёркой.
Люди в панике, толкая друг друга, крича и визжа, не зная, куда бежать, рвались в разные стороны. Кто-то налетел на закованных в железо воинов, кто-то угодил в горящий костёр…
Готфрид рванулся к алтарю, задыхаясь в отвратительном смраде человеческих тел и колдовских мазей. Еретики разбегались от него, как черти от Христа. Сбивая их на землю эфесом, он прорывался туда, где в последний раз видел дьявола, молясь про себя, чтобы тот не прикасался к девушке. И молитвы его были услышаны: девушка всё также бесчувственно лежала с раздвинутыми ногами, перемазанная, к счастью, лишь в тёмной крови жертвенных животных.
Человек в личине дьявола стоял с другой стороны алтаря, пытаясь найти просвет между телами обезумевших ведьм. Готфрид обогнул камень, но вдруг на него налетела перепуганная женщина, и он упал, едва не ударившись головой об алтарь. Только мелькнула в толпе чёрная спина рогатого.
Шестеро поджидавших у выхода, вышли на свет, заступив перепуганным людям путь. На каменных лицах читалась суровая решимость. На начищенном оружии и металлических пряжках отражался пляшущий свет пяти костров. Впереди всех стоял Дитрих, обнажив шпагу и победно ухмыляясь.
– Именем Святой Инквизиции вы все арестованы за ересь и колдовство!
Люди, бросившиеся к выходу, на мгновение замерли, попятились. Всем им было страшно – страшно пытаться прорваться сквозь заслон мечей и алебард. Но ещё страшнее было попадать в руки инквизиции, ведь сзади подходили остальные воины. И вот, не разбирая со страху дороги, крича и визжа, на Дитриха налетела одна из ведьм. Тот, боясь ранить женщину шпагой, оттолкнул её локтём. Взметнулись рыжие кудри, и колдунья, запнувшись, рванулась на свободу, истошно вереща.
– Хватайте её, братья! – запоздало кричал кто-то.
Солдаты попытались схватить ведьму, но руки в кожаных перчатках лишь скользнули по скользкому, как у лягушки, телу.
Дитрих обернулся на мгновение, чтобы посмотреть, что происходит сзади, как на него налетели остальные нечестивцы. Лавина голых тел сбила его с ног и, как ни старались ландскнехты, задержать испуганных ведьм не могли. Мужчины и женщины с обезумевшими глазами неслись на вооружённых людей, словно не разбирающее дороги стадо овец на стаю волков. Солдаты подняли оружие, сквозь панические вопли послышались выстрелы, но ведьмы просто смяли их и разбежались по ночному лесу.
Готфрид, откинув с себя женское тело, бросился за ними. Перед глазами вновь появился человек в рогатой маске. Он бежал одним из последних, но прыти ему было не занимать. Едва выбежав из колдовского круга, он резко бросился влево, в низину с папоротниками, и его чёрная спина растворилась в ночной темноте.
– Будьте вы прокляты, дьявольские прихвостни! – заорал им вслед Дитрих, грозя скрывшимся в лесу людям шпагой. – Бог всё видит, и не скрыться вам от инквизиции, все на костры пойдёте!
Готфрид огляделся: под ногами лежало несколько мёртвых тел. Кто-то напоролся на алебарду или меч, иных затоптали. Воины держали в руках молодую девушку и – кто бы мог подумать! – самого Рудольфа Путцера, скорняка из переулка Токлергассе. Еретики сначала бились в их железной хватке, но вскоре обмякли и только испуганно озирались по сторонам, мелко дрожа.
– Чёртовы язычники, чтоб им в дерьме захлебнуться! – ругался тем временем Дитрих. – Мажутся всякой дрянью, чёрта с два поймаешь! Проклятие!
Готфрид приказал связать пойманных, а сам направился к алтарю. Девушка на нём теперь спала, уютно свернувшись калачиком на холодном камне. Костры всё ещё полыхали. Казалось, что переполох длился целую вечность, но вот весело пляшущий огонь говорил об обратном.
Приблизившись к девушке, он взял её на руки и понёс прочь. Тело было скользким, измазанным во всей этой дряни, и Готфрид чуть не уронил её.
– Кто так устраивает облавы? – вопрошал уже остывший, но всё ещё злой Дитрих. – Послали невесть куда, без чёткого плана действий, почти без людей! Теперь эти проклятия господни будут осторожнее! Верно я говорю?
Готфрид с бесчувственной девушкой на руках коротко кивнул, проходя мимо друга. Остальные мычали что-то одобрительное. Они были согласны, но не хватало смелости открыто сетовать на волю их преосвященства епископа Иоганна Георга.
– Только хулу на епископа не возводи, а то мигом в застенки попадёшь, – бросил ему Готфрид, обернувшись. Любой из присутствующих здесь мог донести инквизиции о словах горячего Дитриха, дабы выслужиться или спасти свою шкуру.
– Да я не об их преосвященстве… – замялся тот, а затем, со всей силы пнув труп застреленной женщины, добавил уже спокойнее: – Просто глупо.
– И покойников не оскверняй, всё же люди, хоть и грешные, – попросил Готфрид. – Нужно пригнать подводу, чтобы опознать их завтра и похоронить.
– Сделаем! – шагнул вперёд один из воинов, поклонившись ему, словно благородному. Выслуживается…
– Трое солдат и майстер Валье пойдут с нами, чтобы поскорее доставить еретиков в Труденхаус, а остальные оставайтесь на страже, чтобы ни одна ведьма не вернулась. Тела сложите вот здесь. Всё ясно?
– Так точно.
Готфрид взвалил незнакомку на плечо и направился обратно, в сторону города.
За ним пошёл Дитрих, пробурчав «на всякую падаль ещё время тратить», потом майстер Валье, двое солдат с пленными, и ещё один с факелом, чтобы освещать путь.
С огнём идти было веселее. Не было того ощущения наползающей опасности, таящейся в темноте. Все страхи ночного леса теперь остались снаружи огненного круга, между стволов мачтовых сосен и под пологами папоротников. Они таились там, ожидая, и облизывались, довольно ухмыляясь. И лишь один не испугался огня, остался с Готфридом, заставляя поджилки позорно трястись и судорожно искать выхода. И эта змея терзала бы его сердце всю дорогу до дома, если бы Дитрих снова не стал ворчать:
– Вместо целого шабаша тащим обратно каких-то троих еретиков! – бубнил он, размашисто шагая позади процессии и пиная сучья и мелкие ветки, что попадались ему на пути. – Ещё, небось, их светлость, викарий Фёрнер, нам взбучку устроит, за то что не послушались приказа. Мы-то не виноваты, да всё равно плетей всыплет – чтобы впредь слушались только его…
Готфриду казалось, что из темноты на них смотрели глаза беглых колдунов. Нападения ландскнехты не боялись – эти обыватели только в приступе безумства могут броситься на вооружённого человека. Теперь же они напуганы, но свободны и живы, и поэтому не будут разменивать свои жизни на свободу троих собратьев.
Тропинка вела обратно к городу, оставляя поляну ведьм позади. Нагая девушка на плече, которую Готфрид позабыл одеть хоть во что-нибудь, спала, и когда он шёл, её руки ударялись о его зад.
– Кстати, место они выбрали отличное для шабаша, – заметил Дитрих, оборачиваясь назад. – Эта поляна теперь почти настоящее укрепление. Если бы у них было оружие и они бы нас заметили, то пришлось бы штурмом брать. До утра бы, наверное, не управились.
– Вот почему нельзя орать во всю глотку, когда идём в облаву, – Готфрид не упустил возможности сделать другу наставление, но тот только отмахнулся.
– Но ведь меня не услышали! – как всегда возражал он, повышая голос. – Вечно ты начинаешь нудить, когда всё уже кончилось! «А если бы то, а если бы это…» Но ведь всё время всё получается хорошо. Мы до сих пор живы, так что всё к лучшему.
– Когда-нибудь тебя и подстрелят, когда зазеваешься из-за своих разговоров, – спокойно посулил Готфрид.
– Не подстрелят, – уверенно помотал головой Дитрих, затем немного помолчал, и предложил, – А может мы этих девок того… ну, справим, так сказать, нужду телесную…
Трое солдат, идущих впереди, сразу остановились и повернулись, с надеждой взглянув на Готфрида. Майстер Валье сказал: «Э-э…» и преданно покосился на него, пытаясь понять, нужно доносить на солдат или нет.
Арестованная девушка завизжала и забилась, но воин резко дёрнул её за руку, и она повалилась на тропу, дёргая ногами и крича:
– Нет, пожалуйста, не надо! Ради Христа, пожалейте…
– Ишь, как заходится, – хохотнул Дитрих. – Как с ведьмаками и дьяволами валяться на шабаше, так это она с радостью. А как христовых воинов избавить от нужды, так сразу «пожалейте»! Ещё имя божье всуе поминает! Ух, я тебя!…
– От нужды будешь в кустах избавляться, – бросил Готфрид с отвращением. Не переносил он занятия столь интимным делом на людях.
– Ну можно или нет? – спросил Дитрих громче.
– Давайте, только быстрее, – ответил он и пошёл дальше. – Майстер Валье, останьтесь здесь, вдруг майстер Путцер начнёт бесноваться.
Доносчик с ужасом посмотрел на жирного скорняка и сглотнул.
– А ты бы нам девочку-то оставил, – предложил Дитрих.
Готфрид покачал головой, зажигая новый факел от уже горящего.
– Одной обойдётесь.
– Ну и ладно. Он, наверное, с ней наедине хочет, – пояснил солдатам его друг. – Может на него лигатуру наложили или на людях просто стыдится… Давайте, братья, держите её…
О проекте
О подписке