X

– Артурыч! – Смагин постучал в дверь. – Можно?

– Входи, входи, Алексей.

Нигелла сидел на диване, в очках и читал брошюру. Смагин остолбенел, увидев ее название: "Речь Генерального секретаря ЦК КПСС т. Л. И. Брежнева на XVIII съезде ВЛКСМ".

– Артурыч, ты что? Заболел?

– Нет, – спокойно ответил Нигелла. – Просто ностальгирую.

Смагин в замешательстве протянул:

– А… Ну да…

– Проходи. Вон стул.

Смагин сел и спросил прямо, без уловок:

– Ты знаешь, как Леру найти?

Артурыч не удивился.

– Знаю. Она работает в Сретенском переулке, в здании Интуриста. Фамилия у нее замечательная – Улыбина, легко найдешь.

Нигелла замолчал, уставясь в окно, за которым шел редкий крупный снег.

– Спасибо. Ты больше ничего не добавишь?

– Нет.

Он открыл брошюру и продолжил чтение.

Смагин тихо вышел.

Уже отсинели ранние декабрьские сумерки, но фонари еще почему-то не зажглись, и в переулке светло было лишь напротив огромных окон первого этажа Интуриста.

Смагин увидел ее сразу же – в крайнем из них. Она сидела одна в просторной комнате. Отвернувшись от монитора компьютера, Лера задумчиво смотрела на улицу и совсем не обращала внимания на прохожих, которые взглядами то и дело останавливались на печальной женщине в окне. Что-то щемящее было в этой ее отрешенности от людей…

Смагин подошел вплотную к стеклу, приложил ладонь. Лера насторожилась, сдвинула брови и вдруг – словно от нечаянной радости, вспыхнула улыбкой. Хотела встать, но осеклась, передумала… Лера сидела со светлым, неостывшим от улыбки лицом и нежными глазами смотрела на Смагина. Ему показалось, что прошло немало времени, прежде чем она резко поднялась и торопливо вышла.

Из подъезда она выбежала в расстегнутом пальто, с непокрытой головой и в шаге от Смагина замерла – только ресницы вздрагивали от падавшего снега.

Смагин шагнул к ней, обнял.

– Все-таки ты меня нашел, – выдохнула она.

Смагин начал застегивать пуговицы на ее пальто.

– Куда же ты исчезла?

– Я загадала: если не найдешь, значит судьба против нас. Так тому и быть! А сама все думала, думала о тебе… Глупая, правда?

– Смотри, снег как повалил! Где твоя шапка?

Лера рассмеялась:

– Да вот же капюшон!

– Это я глупый. Мне не ждать тебя нужно было, а искать!… Хорошо хоть догадался, у кого о тебе спросить.

– У Альберта Артуровича?

– У него… Ты свободна сейчас?

– Нет, что ты, мы до шести работаем. Я на минуточку выскочила.

– Тогда встретимся в шесть?

– Конечно. Осталось недолго.

Она улыбнулась и побежала к подъеду.

В тот вечер они долго бродили, разговаривали, молчали.

Время от времени воздух наполнялся хлопьями снега, которые оседали медленно, как взвесь. Снегопад обвел контуры предметов белой толстой линией, отчего все вокруг как бы укрупнилось, распухло.

Смагин и Лера прошли бульварами, свернули в сад "Эрмитаж".

Они стояли на аллее, целовались. Смагин видел, что у Леры от мокрого снега потекла тушь с ресниц, но молчал. Сейчас он чувствовал себя абсолютно счастливым человеком и ничего, даже самую малость, не хотел менять. Горечи подмешивало только осознание того, что Лера несвободна.

Она познакомилась с Николаем, когда еще училась в институте. Он же был, хоть и молодой, но уже состоявшийся артист цирка. Николай ей очень понравился: красивый, сильный – настоящий мужик! Вскоре он предложил ей пожениться, и Лера сразу согласилась. Конечно, она поступала опрометчиво, но слишком велико было желание поскорее уйти из дома, Дело в том, что ее отношения с отчимом стали хуже некуда, да и с матерью не ладилось… В общем, известная ситуация.

Поженились они летом, и все как будто было ничего, даже интересно: гастроли цирка, разные города, новые люди… А потом наступила осень, они вернулись в Москву и остались друг с другом наедине. Вот тогда-то Лера поняла, что он – совершенно чужой ей человек. Нет, Николай был заботливым, внимательным, но – не родным. Лера почувствовала, как поднимается в ней что-то нехорошее, злое к этому ни в чем не повинному человеку. Она ушла. И несколько дней жила у подруги, пока Николай не отыскал ее. Он стоял перед ней на коленях и рыдал. Большой, сильный мужчина. Ей было его жалко. Конечно, она вернулась…

А со временем… со временем хоть и не слюбилось, но стерпелось…

Однажды, 31 декабря, Лера припозднилась с работы: отмечали, как водится, наступающий праздник. Николай был в ярости от того, что она задержалась и не успеет теперь накрыть новогодний стол. Он распалялся больше и больше и, когда Лера сказала, что все успеет и незачем так кричать, – дал ей пощечину.

Потом Николай опять стоял на коленях и умолял простить его. Лера снова жалела его, но как-то без боли, без души, которую сковало неведомым ей ранее холодным покоем…

Она накрыла стол, пришли соседи. Все веселились, танцевали, а застывшая душа ее все никак не могла отмереть. Такой и осталась она.

Внешне отношения с мужем были прежними, но Лера начала изменять ему. Она стыдилась этого, но не потому, что обманывала Николая, а потому, что изменяла вообще – как бесчестный человек. Со временем Лера присмотрелась к подругам и поняла, что как она, живут многие, только со спокойной совестью.

– Главное, Лерка, для женщины – дом, очаг. А мужик на стороне… так… отдушина…

Лера недоумевала. Получалось, что семья – тяжкий крест. Любовник же – награда за лишения. А еще… Не было у нее того, из-за чего дом, очаг становятся главными в жизни – детей.

И почему продолжала она жить с мужем – не знала и сама.

– Ну так уйди от него! – Смагин был резок. – Раз не любишь – уйди!

– Не торопи меня, Алеша. Мне кажется, что я только-только начинаю освобождаться от какого-то долгого сна или выздоравливать после болезни. Все это благодаря нашей встрече. Ты чудный, необыкновенный…

Лера клала руки Смагину на плечи.

– Но все-таки не торопи меня…

Она подносила к нему губы, и Смагин умирал от счастья…

XI

Лера позвонила утром, когда Смагин собирался на сеанс к очередному олигарху.

– Я ушла к тебе, – сказала она, и Смагин все понял.

– Ты сейчас на работе?

– Да. Приходи в шесть. Заберешь меня и мой чемодан.

– Он все знает?

– Знает.

– И что?

– То плачет, то обещает убить нас обоих.

– Да… Ему не позавидуешь…

– Не позавидуешь… Но с сегодняшнего дня начинается другая жизнь. Как у всей страны.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты разве не знаешь? Президент отправил правительство в отставку.

У Смагина промелькнула мысль, что его недавний сон был как раз об этом, но только промелькнула, исчезнув в набежавшей волне радости.

– Лерка! Солнце мое! Вечером мы устроим пир горой!

Смагин быстрым шагом шел к метро. "Первым делом нужно купить машину, – воодушевленно строил он планы. – Потом присмотреть за городом участок с домом – средства, слава Богу! позволяют. Потом…"

Смагин размышлял так сосредоточенно, что не видел обращенных на него недоуменных взоров прохожих. Из этого состояния его вывел милицейский сержант. Он заступил Смагину путь и, добродушно улыбаясь, спросил:

– Нарушаем?

– Что случилось? – опешил Смагин.

Из стоявшей рядом патрульной машины вышел еще один милиционер.

– Слышь, Михалыч, может, хватит? Их и так сажать некуда.

– Ладно, это последний.

Теперь только Смагин заметил неподалеку от патрульной машины «Газель» канареечного цвета, которая от обычной маршрутки отличалась лишь надписями «милиция» по бокам.

– Да в чем дело?! Объясните, наконец! – возмущался Смагин, пока вели его к "канарейке".

– Иди, иди, в отделении тебе все объяснят, – лениво подталкивал его Михалыч.

"Канарейка", действительно, была переполнена. Самые «везучие» сидели, остальные стояли сгорбившись, будто каялись. Смагин догадался, что все присутствующие – жертвы какого-то милицейского рейда.

– Братцы! – душевно обратился он к народу, чувствуя себя не новичком в деле противостояния властям. – За что хоть задержали?

– За то, что телевизор не смотришь.

– Как это?

– А вот так! С сегодняшнего дня действует закон об одностороннем движении. Небось не слыхал о таком?

Смагину стало не по себе.

– Да нет, слыхал…

– А чего ж тогда нарушаешь? Мы-то ладно, не в курсе были…

Но Смагин уже не реагировал на окружающих. Он замер перед только что совершенным открытием: сны его – вещие! Даже, скорее, не вещие, а изменяющие реальность! Через того единственного человека, от которого все в этой стране зависит. "Назначение Генерального прокурора, отставка правительства, закон об одностороннем движении (уму непостижимо, какие идиоты сидят в парламенте!) – разве мало подтверждений? Да вот, хотя бы еще одно…"

– Братцы! – снова обратился он к народу. – А о законе этом вчера объявили? Когда и про новый налог?

– Ну да, говорят, вчера…

– А налог, кстати, толковый. Пускай в армии служат контрактники, а не студенты. "Так и есть", – с горечью подумал Смагин. Надежды на то, что он ошибается, больше не было. Ну и зачем ему эта власть?! Ведь он обычный человек, никто президентом его не избирал… Что же делать??

В тяжелом раздумье подъезжал он к воротам с барельефом "Свободенъ отъ постоя". Ему было ясно только одно: нужно срочно спасать страну от нового закона. Для чего необходимо заснуть. Но где? Когда?

Знакомым Смагину маршрутом задержанных привели в «дежурку». Когда всех построили, появился Хохлачев, уже капитан. Очевидно, он теперь был начальником. ("Вот ведь еще одна загадка", – поморщился Смагин, вспоминая Насильникова.)

– Молодец, сержант! – похвалил Хохлачев старшего патруля. – Но для полного ажура – еще пару ездок. А ты, Чибисов, – повернулся он к дежурному, молодому лейтенанту в фуражке с высокой тульей, – давай всех в «обезьянник» на оформление… И не возмущаться!… – прикрикнул он на задержанных, хоть те и молчали.

В «обезьяннике» Смагин устроился на скамейке в самом углу и закрыл глаза. Было тихо, только доносился негромкий звук телевизора, работавшего на столе у дежурного.

Народ безмолвно ждал своей участи.

– Уважаемые депутаты! Первоочередной для правительства задачей будет…

"Новый премьер-министр в парламенте выступает", – догадался Смагин.

– … будет возвращение в лоно государства базовых отраслей экономики, отданных в свое время на откуп отдельным гражданам, которые за более чем десятилетний срок хозяйствования добились только одного – несметно обогатились…

– Давно пора! – вполголоса одобрил кто-то из сидельцев.

– Соответствующие законодательные инициативы правительство внесет на ваше рассмотрение в ближайшее время…

"Молодец! – порадовался Смагин. – Интересно, кто он такой?.. Однако, стоп! Не отвлекаться!"

Как-то неожиданно легко оказался он в преддверии сна, но в ухо вполз чей-то шепот.

– Извините, ради Бога! Я приметил вас еще в машине. Вы человек опытный…

Смагин открыл глаза. К нему обращался сосед – неизвестного возраста мужчина в старомодном пальто с каракулевым воротником.

– Скажите, почему они не начинают нас оформлять?

"Черт!" – ругнулся про себя Смагин, почувствовав, что сон мгновенно улетучился.

– А куда вы так торопитесь? – произнес он в раздражении. – Сидите себе и зрейте!

– Это как?

– Томитесь, мысли нехорошие думайте, страху на себя нагоняйте. Для этого время они и тянут.

– А скажите честно: нас будут бить? У них лица такие… недобрые…

– Вижу, вы почти созрели! – усмехнулся Смагин. – Самое время о расстреле подумать. А если серьезно, – не будьте ребенком! Нас всех отпустят после составления протокола об административном нарушении. И не паникуйте! А насчет лиц… С другими лицами у них не служат…

Наступила пауза, которую оборвал какой-то шум. Возникнув в конце коридора, он стал приближаться. Вскоре на пороге дежурной части возникло два низкорослых сопящих милиционера. У обоих были исцарапаны лица, а между собой они пытались удержать… Олю Зубареву!

В роскошной шубе, статная, раскрасневшаяся, она яростно сопротивлялась и была необыкновенно хороша.

Оля толкнула одного из милиционеров в грудь. Он отлетел к стене, а второй, совершенно обессилив, отступил сам. Оказавшись свободной, Оля решительно направилась к дежурному.

– Гражданочка! – опасливо привстал он со своего места. – Предупреждаю: сопротивление работникам милиции – это уголовная статья!..

– Какого черта! – перебила его Оля. – Какого черта вы людей на улицах хватаете?! Совсем с ума посходили?!

Распахнув шубу, она села на стул.

– Позовите мне вашего начальника!

Лейтенант решил ситуацию не обострять.

– Вы успокойтесь, гражданочка, он с минуты на минуту появится. А людей мы не хватаем. Мы задерживаем только тех, кто нарушает закон об одностороннем движении.

– Дурдом какой-то! Одни кретины принимают идиотские законы, другие заставляют их исполнять… Вам делать больше нечего? Вы уже всех бандитов переловили?

– Да не нервничайте вы так! Скоро товарищ капитан придет и во всем разберется.

Ольга промолчала, лишь остро сверкнул ее глаз, когда она прикуривала сигарету.

На фоне приглушенного звука телевизора опять установилась тишина.

Новости закончились, передавали прогноз погоды. Как всегда, врали и, как всегда, пытались сделать публику соучастницей своего вранья. (Фото из космоса мы вам показывали? Показывали! Видели на снимке антициклон? Видели! Значит, должно было потеплеть! Мы же с вами каждый раз ликбез по температурным фронтам и зонам высокого давления проводим! Ну, и кто же виноват, что этот антициклон унесло к чертовой матери и наступил холод?!)

Потом начался обзор происшествий.

– В доме N 70 по проезду Шокальского произошло возгорание квартиры, – бодро звучал голос за кадром. – Проживавшая в квартире пенсионерка девяноста двух лет после злоупотребления спиртными напитками закурила в постели, в результате чего произошло возгорание ватного одеяла. Пострадавшая доставлена в приемное отделение Института скорой помощи имени Склифосовского.

Смагин слушал вполуха, раздумывая: окликнуть Олю или нет, как вдруг прозвучала знакомая фамилия.

– Известный банкир Свистунов, против которого возбуждено уголовное дело по обвинению в мошенничестве, сегодня не явился на очередной допрос в прокуратуру. Если вам известно о местонахождении гражданина Свистунова, чью фотографию мы сейчас показываем, просьба сообщить по телефону…

Смагин увидел, что Оля насторожилась, но вопрос, который она задала дежурному, оказался совсем неожиданным:

– Послушайте, а почему «капитан»? Ведь Насильников – майор.

Дежурный опешил.

– Насильников?!

– Ну да. Ведь он же ваш начальник?

– Никак нет. У нас начальник – капитан Хохлачев. А Насильников – "оборотень в погонах", сейчас он под следствием.

– Тогда кому же я деньги плачу? – простодушно удивилась Оля.

С окончанием этой фразы (случается же такое!) в дверях появился Хохлачев.

– Да вот же он! – воскликнула Оля, и по лицу Хохлачева стало видно, что тот все понял.

– Вот кто за спонсорскими взносами каждый месяц ходит!

Оля встала и двинулась на Хохлачева.

– От Насильникова, говоришь? Ну, прохиндей! Обвел дуру вокруг пальца!

– Да вы что? Я вас впервые вижу!

Не случись разоблачения прилюдно, Хохлачев что-нибудь придумал бы… А так…

– Гражданка, сядьте! – строго приказал он и, видя, что Оля не останавливается, перешел на крик:

– Чибисов! Изолируйте эту ненормальную!

Наступая, Оля держала сумочку в поднятой руке, Хохлачев пятился, а Чибисов и милиционеры стояли столбами, оцепенело взирая на происходящее.

В «обезьяннике» заволновался народ. Потускнели лампочки – так перед ненастьем меркнет свет, воздух стал по-грозовому тяжел, и тогда… зазвучал Государственный гимн!

Все замерли, повернувшись на звуки музыки: поджарый сиделец в лыжной шапочке суетливо пытался откинуть крышку своего ожившего мобильника. Наконец, он поднес трубку к уху и через секунду изумленно вскинул брови:

– Хохлачева!

– Кто? – спросил капитан.

– Не знаю…

Хохлачев, поразмыслив, осторожно взял протянутый ему телефон.

– Слушаю…

Дальнейшее не повергло в шок только Смагина, поскольку при аналогичном действе он однажды уже присутствовал. Хохлачев, в отличие от Насильникова, сплясавшего матросский танец «Яблочко», проникновенно исполнил романс "Утро туманное". Закончив пение, капитан окинул всех грустным, со слезой взглядом и негромко произнес:

– Чибисов, выпускай всех…

За дверями отделения Смагин и Оля столкнулись нос к носу.

– Алеша! И ты здесь был?

– Был.

– Что все это значит?

– Ты имеешь в виду закон, который мы с тобой нарушили, или тенора Хохлачева?

– Конечно, певуна этого… Честно говоря, никак не могу в себя придти. Это что? Мгновенное помешательство? И кто ему позвонил? Леша, ты понимаешь хоть что-нибудь?!

– Конечно. Это, Олечка, обыкновенная чертовщина. В условиях идиотизма нашей жизни… Тебя-то как загребли? Ты, вроде, всегда с охраной…

– Да на минутку выскочила из машины… в аптеку… ну, в общем, понимаешь… Не с охраной же за этим идти. А аптека оказалась закрыта. Другая – за углом, метрах в пятидесяти. Вот по пути туда меня и схватили. Слушай, какой урод этот закон придумал?

Смагин виновато потупился:

– Его, думаю, не сегодня – завтра отменят.

Они почти дошли до улицы, когда в воротах появилась знакомая Смагину "канарейка".

– Леша, смотри! – схватила его за рукав Ольга.

В набитой битком машине распластанный лицом по стеклу ехал… Свистунов. Взгляд его был пуст, как у рыбы. Судя по всему, банкир находился в прострации.

– А этого какими судьбами? – удивился Смагин. – Наверно, по розыску задержали.

Оля хмыкнула:

– Кажется, я догадываюсь, почему он здесь. У Свистунова офис недалеко от прокуратуры, на той же улице. Вот его и сцапали, когда он на допрос шел… Придурки…Наверняка кричал им, что в прокуратуру идет!

Оля помолчала.

– Знаешь, дела у Свистунова совсем неважные.

Этот новый Генеральный прокурор серьезно за него взялся. Да и вообще за всех нас. Так ты скоро без заказов останешься… Стой!