Четвёртый – новгородец, по имени Меша. Этот, пеший, с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля.

Пятый – из младшей дружин, по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсёк столб шатровый, видевшие падение шатра возрадовались.

Шестой – из слуг Александра, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он же от многих ран пал и скончался.

Всё это слышал я от господина великого князя Александра…»

Он прибыл в Переславль, в родные края, после победы над шведами, Невской битвы. Новгородцы любили видеть Александра в челе дружин своих, но недолго могли ужиться с ним как с правителем.

Едва, возликовав, отпраздновали Невскую победу, как «размолвиша новгородцы с Александром Ярославичем и отыде Александр в Переславль, иже на Клещине озере» со всей семьёй – матерью, женой, и детьми, и всем двором своим».

Высокий холм, гора, похожая на место его резиденции в Новгороде. Надо ли сомневаться в том, как горячо любил Александр переяславльскую землю, свою малую родину. Водная гладь, кучевые облака над простором бескрайним лесов.

…В родные пенаты шли водным путём: по реке Поло, выпадающей из Ильмень-озера и бегущей к верховьям Волги, а там, пройдя сотню вёрст по Волге-матушке, вошли в Нерль Волжскую и, преодолевая встречное течение, за дневной переход поднялись до озера Сомино, а уж тут рукой подать до родного Клещина-озера и переяславльского гнезда. Цепочка ладей – караван князя Александра, вместительные гребные суда под парусом, с высоко поднятыми, загнутыми носами, – одна за другой выкинулись по мелководью на золотистый, мягкий, выглаженный набегающими на округлый мысок волнами. Это единственное место по всему периметру круглого, как пятак, озера Сомино, которое можно счесть за берег с твёрдой землёй, ибо вся прочая береговая линия – вековые тростники, только попробуй встать на них, уйдёшь с головой в болотистую трясину. Дно в этом озере – слегка загустевшая жижа беспредельной, кажется, глубины. В нижних слоях, вблизи озёрного дна, вода холодна. По всему донному пространству бьют ключи. Мощные родники – главное богатство этого озёрно-болотистого края. Сомино щедро делится родниковой водой с Волгой. Из озера Сомино по трепещущей под напором водных струй артерии Нерли Волжской, стремительно мчит она к набирающей силу великой русской реке. Нерль пополняет Волгу несколько раздвигая её берега. На водной дороге от Новгорода до Переяславля (именно так звался родной город князя в древности; в более поздние века буква «е» выпала) встретились столь же обильные родниковыми стоками верхневолжские озера: Пено, Вселог, Волго, дающие главной водной артерии русской равнины Волге как следует разбежаться с водообильной Валдайской возвышенности. Новгородский и Переяславльский князь Александр, как никто другой в Русской Земле, сознавал, понимал, постигая всепроникающим разумом своим историческую перспективу, значение и роль водообильной колыбели Руси в процессе выживания, становления великорусской нации. Он, по воле Божьей, – отец нации. Его долг и право защищать колыбель православного народа.

Александр стремительно взошёл на вершину поросшего молодыми берёзами бугра, с которого Сомино, как на ладони. Его поразило сравнение, пробудившее, воображение, заставившее мыслию проникать в даль времён.

Водный овал озера Сомино, затерянный среди бескрайних болот Залесья, будто заглядывающий в таинственные просторы небес всевидящий глаз.

Читаю «Житие» и не нахожу в нём строк, посвященных его малой родине. Эта любовь жила в глубине его сердца, и он о ней не говорил – он во имя её будущего встал на защиту Отечества. Был у него дальний прицел. Об этом лучше всего, яснее всего, как говорится, предметно, сказано в «Житии».

Оказалось, при внимательном чтении, искреннем желании постигнуть: почему святой и как такое себе представить – «князь-воин», «государственный деятель», «дипломат» – святой? – он сам в «Житии» своими словами ответил на эти важнейшие вопросы.

«Житие Александра Невского», составленное в 80-х годах XIII столетия по живой памяти современников князя и рассказов о своём бытии самого Александра Ярославича. Надо вспомнить, перечесть, назвать тех, кто взял на себя историческую ответственность за то, чтобы добросовестно донести до потомков, до нас то есть, то, что было ведомо о нём. Это сказание тем паче драгоценно, весомо, достоверно в пределах миропонимания тринадцатого века и всего им о нём известного.

Как полагают глубоко вникшие в текст «Жития», знающие в деталях состояние общественного сознания, ход событий в последующие за кончиной Александра Невского десятилетия историки, «Житие» инициировал, пожелал составить, сын, прямой наследник, князь Дмитрий Александрович. Он, вероятнее всего, имел руководящее влияние в деле составления «Жития Александра Невского». Решение вынашивалось в духе единомыслия Дмитрием Александровичем и митрополитом владимирским Кириллом, который при жизни Александра Невского был с ним во всём и всегда заедино. Как иголка с ниткой, Александр с Кириллом: куда князь, туда и митрополит. Князь в Новгород – туда же следует Кирилл. Князь в Киев – в Киеве митрополит, опять же, Кирилл. Во Владимире между ними особые, доверительные отношения.

Когда скончался в Городце Александр Ярославич, митрополит Кирилл возгласил пастве: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской». Князь Александр при жизни успел поведать о пережитом им. Так во все биографии и агиографии вошёл сказ князя «О подвигах шестерых мужей из дружины своей» и рассказ Пелугия – история, напрямую связанная со святостью Александра.

Помощь свыше в Невской битве несомненна. Думайте, что хотите, но Александр в тот день, говоря словами Пушкина, был «весь, как Божия гроза».

«Житие» доносит через семь с половиной веков: «Александр поспешил напасть на врагов в шесть часов дня, и была сеча великая с римлянами, и перебил их князь великое множество, а на лице самого короля оставил след острого копья своего». («Ярль Биргер, которого князь Александр называет в рассказе о битве в устье Ижоры королём, не кто иной, как правитель Швеции, ярль Биргер, – растолковывал мне сын Сергей, видевший в кафедральном соборе Стокгольма гранитный саркофаг, на котором возлежит бронзовое изваяние Биргера с увековеченным шрамом через всё лицо. Швед, сопровождавший меня, пояснил в связи со шрамом на бронзовом лике ярля Биргера, что такова была воля правителя, считавшего шрам от копья князя Александра БОЖЬЕЙ ОТМЕТИНОЙ.) Невская битва своей сакральной сущностью так впечатлила отличающихся нордическим хладнокровием шведов, что, когда пятнадцать лет спустя, в 125 6 году, подзабывшие невский урок Александра шведы, подверстав, пригласив в разбойную компанию датчан и финнов, высадившись на берегу Финского залива и зайдя в земли новгородские, стали чинить город на Нарове, новгородцы, сидевшие без князя, послали во Владимир за Александром. Прознав о том, шведы тотчас ушли за море.

Историк Сергей Михайлович Соловьёв замечает и подчеркивает религиозное значение невской победы «для Новгорода и остальной Руси». Это значение заключено в характере сказаний о подвиге Александра: «Здесь шведы не иначе называются, как римлянами, – прямое указание на религиозное различие, во имя которого предпринята была война. Победа была одержана непосредственною помощью свыше». Вдохновляющая сила небесного покровительства для чистого, благородного помыслами сердца князя Александра была велика.

«Житие Александра Невского», яркое произведение литературы Древней Руси, стало первой биографией Александра Ярославича Невского, в которой черты воинской повести и житие святого дополняют друг друга. «Житие» удовлетворяло духовные запросы, потребности времени. В конце тринадцатого века во Владимире возникает почитание князя Александра как святого.

Агиография – описание жизни святого, житие святого. На примере Александра Невского агиография предстаёт куда более полной биографией, чем все другие попытки запечатлеть, написать историю героической личности. Агиография, разумеется, в первую очередь выявляет черты святости, проявление божественного промысла в существе личности святого. Никто не знал, что под маской величественного спокойствия происходит в душе его. Душе, уже обитающей в моменты озарения в горнем мире. Душе, живущей в согласии с Божьим миром. Бессмертное, нематериальное в человеке выходило на первый план – вера в Господа Иисуса Христа, единосущную Троицу вела его по крестному пути на его Голгофу, с которой провидел он освобождённую от татаро-монгольского ига Святую Русь. И оттого не удивляет вера князя Александра в то, что силы для военного противостояния Орде со временем найдутся. Не в силе Бог – а в правде, правда же в том, что каждый народ по божьему установлению вправе жить на своей земле. Он, ободрённый ярким светом веры в тяжком, чёрном тринадцатом веке, уповая на Бога, всю свою героическую, суровую, подвижническую жизнь светлым разумом и разящим мечом своим защищал, пестовал нарождающуюся великорусскую нацию, утверждал идею православной Святой Руси.

Ему противостояли завоеватели – шведы, немцы, датчане, финны, литва, чудь и весь – с запада; золотоордынские ханы с несметными ордами воинственных кочевников – с востока. Он же был устремлён к созиданию на своей земле, созиданию с Божьей помощью, созиданию в условиях фактической оккупации, под гнётом татаро-монгольского ига.

Дипломатия новгородского князя Александра Невского в отношениях с Золотой Ордой – это обращенная в даль времён, основательно выверенная концепция примирения. Он, непобедимый полководец, никогда не обнажал меча против войск Батыя и других, правящих Ордой ханов, потому что сознавал – несметные полчища татаро-монголов не одолеть. Над его головой висит Дамоклов меч. Разумеется, не знавший поражений в битвах (сколько их было на его веку!), Александр Невский совсем не то, что обольстившийся сверхдоверием фаворит сиракузского тирана Дионисия Старшего Дамокл, но, подобно Дамоклу, пируя, ведя, казалось бы, благожелательные, многообещающие переговоры с восточным сатрапом Бату-ханом, побратавшись с его старшим сыном Сартаком, Александр ощущал присутствие над своей головой обнажённого меча, висящего на татарском конском волосе. Постоянно его угнетала, тревожила угроза очередного нашествия татаро-монголов на Русь – поход на не завоёванный ими Новгород. Князь сознавал: потеря независимости Новгородом – это конец русской истории.

Батый понимал, что Александр Невский – это ключевая фигура трагического тринадцатого века и он, Александр Ярославич, действительно заинтересован, готов к примирению, признанию статус кво.

Политика Батыя и его последователей состояла в том, чтобы не потерять своей власти в городах и весях порабощенной Руси. Бату-хан следует старой как мир формуле: «Разделяй и властвуй». Он разжигает ревность, взаимную вражду между Александром и его братом Андреем, которому даёт ярлык на владимирское великокняжеское княжение, предложив Александру древний, вконец разорённый татарами Киев. Добиваясь справедливости, князь Александр совершает тысячевёрстные переходы то в ставку Батыя на Волге, то в низовья Дона к Сартаку. Он добился своего: получил от Батыя «старшинство у братьев». Цена уплачена была непомерная. Антитатарские выступления на Суздалыцине, в коих замешан был князь Андрей, вызвали жестокую расправу, погром, поражение военного выступления князя Андрея. Для усмирения Батый наслал на Владимиро-Суздальскую Русь многотысячную Неврюеву рать. Татаро-монголами был нанесён удар именно по тем землям. которые в соответствии с полученным ярлыком на великое княжение переходили в ведение Александра Ярославича и которые могли бы стать основой будущего могущества князя Александра.

Великий князь Александр Ярославович Невский под звон колоколов вступает под сень владимирских Золотых ворот – его встречает простой люд и духовенство с крестами во главе с митрополитом Кириллом. Бывший печатник-канцлер Даниила Галицкого, а по возращении из Византии пренебрегший предавшим православную веру князем и мимо Галича проследовавший во Владимир, был во всех замыслах и свершениях вместе, рядом с Александром.

«Житие Александра Невского» доносит: «После разорения Неврюем земли Суздальской князь великий Александр воздвиг церкви, города отстроил, людей разогнанных собрал в домы их». Созидательные устремления князя проявились и в том, что он стремился извлекать максимальную пользу для отечества из дружбы с Сартаком. Александр оказывал большое влияние на Сартака. Он склонил его принять православное крещение. Будучи прямым наследником Батыя, Сартак имел все основания стать во главе Золотой Орды. Александр надеялся, что с воцарением Сартака поменяется политический расклад сил в Восточной Европе и это окажется спасительным для русской государственности. Но век Сартака – всемогущего хана – был недолог, и упования князя Александр осуществились в малой степени.

И тем не менее, Александр делал всё возможное, чтобы сохранить Русь как народ, не изменить православной вере. Православный народ и духовенство в ту чёрную годину поддержали Александра. Современники не ставили ему в упрёк Неврюева нашествия.

Южная Русь в силу недальновидной политики Даниила Галицкого и неблагоприятных обстоятельств скатывалась к католицизму. Посланный Батыем во главе карательной рати Куремсы терпит поражения от талантливого полководца Даниила Галицкого, который, взяв в союзники полки литовцев, идёт освобождать от татар Киев – матерь городов русских, но из-за дележа добычи литовцы поссорились с Даниилом и ушли. Поход на Киев не состоялся. Даниил начинает искать защиты и помощи у папы римского и изменяет православию.

Вот такая историко-политическая окрошка затевалась в средине чёрного тринадцатого года на славянских землях Восточной Европы. Окрошка, которую приходится расхлёбывать по сей день, о чём говорят события в Западной Украине в последние десятилетия.

Александра Невского увлекала идея постепенного накапливания русских сил людских, экономических, военных. Опорой всегда и во всём для князя Александра была православная вера. Мысль о накапливании сил впоследствии унаследовал, провёл в жизнь московский князь Иван Данилович Калита.

Александр Невский – солнце не только земли Суздальской, но и солнце, светившее сквозь мрак и дым пожарищ трагического тринадцатого века всему русскому народу. Ему мы, великороссы, обязаны своей национальной идентичностью. Он предотвратил вдохновлённой свыше деятельностью исчезновение православной Руси. В этом сказалось Божественное его предназначение.

…Едва Александр отбыл с семьёй и дружиной из Новгорода в Переяславль, агрессоры-немцы, захватили Изборск и двинулись к Пскову. Псковичи вышли навстречу захватчикам, но были разбиты. В сражении пал их воевода Гаврила Олексич, один из шести героев-сподвижников Александра в Невской битве.

По следам бегущих псковичей немцы подступили к городу, пожгли посады и окрестные сёла. Целую неделю агрессоры стояли под стенами крепости, выдвинув тяжкий ультиматум – отдать детей в заложники. В Пскове распоряжался некий подлый ставленник псов-рыцарей Твердило Иванович, открывший ворота крепости. Немцы вместе с чудью захватили Вотскую пятину и принялись строить крепость в Копорье.

Таким был мрачный пролог исторического Ледового побоища, над победоносным итогом которого горят в веках вещие слова полководца, защитника Руси: «Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет».

Новгородцы во главе с владыкой, архиепископом, отправились в Переяславль бить челом князю Александру. Он не заставил себя долго уговаривать. Промедление было смерти подобно. Придя с дружиною в Новгород летом 1241 года, Александр немедленно пошёл на немцев к Копорью. Взял крепость. Гарнизон немецкий привёл в Новгород. Часть его отпустил с наказом не ходить в другой раз на Русь. Изменников – вожан и чудь перевешал. Но не получилось следом освободить Псков. Пришлось прервать военную операцию и отправиться в Орду.

Батый прислал сказать ему: «Мне покорил Бог многие народы, неужели ты один не хочешь покориться моей державе? Если хочешь сберечь землю свою, то приходи поклониться мне, и увидишь честь и славу царства моего».

Летописец свидетельствует, что хан, увидавши Александра, сказал своим вельможам: «Всё, что ни говорили о нём, всё – правда: нет подобного этому князю».

Уважение, восхищение Батыя князем имело для дела жизни Александра – сохранения хотя бы относительной независимости – большое значение.

Вернувшись в Новгород, Александр не мешкая выступил ко Пскову и взял его. После этого вошёл в Чудскую землю, во владения тевтонских рыцарей. 9 апреля 1242 года на солнечном восходе началась знаменитая битва – Ледовое побоище. Немцы и чудь пробились острою колонною, «свиньёю», сквозь русские полки и погнали уже бегущих, как Александр обогнал врагов с тыла и опрокинул их. Была сеча зла, отметил летописец, льда на Псковском озере стало не видно, всё покрылось кровью. Когда Александр возвращался после победы в Псков, пленных рыцарей вели пешком подле коней их.

Весть о разгроме псов-рыцарей раньше, чем князь с дружиной оказался в пределах переяславльской земли, достигла его малой родины. Слухом земля полнится. Желанные вести – мил гонец. Стояли жаркие майские дни. Подходившие к берегу у подошвы Александровой горы ладьи с воинами крестьяне встречали хлебом-солью, поднесли князю братину с пенным ржаным квасом, который лучше всего на свете утоляет жажду пахарей и воинов в страдные дни. Дай Бог покой да квас такой!

…Отправился я к холодильнику самолично. Взял в руки двухлитровую запотелую бутыль с очаковским квасом, чтобы предоставить возможность каждому по вкусу, кому как нравится, погуще или пожиже, творить крпушкинскую окрошку, ибо не что другое, как квас, не свяжет воедино сложенные в большую кастрюлю ингредиенты – мясо, картошку, редис, салат, лук. Да посолить бы в меру не позабыть.

Стол кухонный, от всего прочего освобождённый, заполнили составные части окрошки, большая липовая доска, нож, солонка, перечница, деревянная ложка, вместительная кастрюля – кухонное оборудование и орудия производства. И пошла работа: всё, что собрал на огороде, извлёк из холодильника, теперь надо обратить в крошево. Фундаментом легли на дно кастрюли мелко нарезанный салат, острые, пахучие приправы, лук-репка и его зелёные перья. Затем принялся крошить мясное. Облупил и мелко порубил полдюжины сваренных вкрутую яиц. Особое старание следовало проявить при закладке в окрошку картошки. Картошка в мундире, сваренная на электроплитке, рассыпчатая, сахарная, её, очистив от кожуры и размяв толкушкой в тесто, деревянной, с длинным черенком ложкой перемешиваю с зеленью и бело-золотистой яичной структурой. Старательно перемешивая всё, что уже попало в кастрюлю, вдруг вспоминаю, что Солоухин в окрошку советовал подкинуть мелкорубленой, солёненькой красной рыбки – лосося, форели. Нынче это вовсе не дефицит. Учёл этот добрый совет обожаемого писателя, отличавшегося в жизни и в своих «земных» книгах тонким вкусом.

И часа не прошло, как дочь Елена Юрьевна стала всех сзывать на большую веранду, смотрящую в сад:

– Прошу к столу, криушкинская окрошка готова.