И тем не менее я не собирался спешить. Осторожно высунув голову наружу, я лишний раз убедился, что переулок пуст, и только тогда покинул дом. Справа был тупик, поэтому я, пригнувшись, устремился влево. Мне не слишком хотелось шататься по улицам оккупированного Эль-Бургана, ведь смерть тут подстерегала на каждом углу. Однако соваться в близлежащие здания было еще опаснее: кроме солдат Тейлора и Уоррена, там вполне могли поджидать жители города, решившие, что умереть, защищая свой дом, куда лучше, чем под присмотром американских вояк отсиживаться в Эль-Вафре. Объяснить подобным смельчакам, что ты сам, по сути, беженец, получится вряд ли – хотя бы потому, что сначала тебе всадят пулю в лоб, а уже потом спросят, откуда ты такой взялся.
Закон джунглей весьма прост: загнанный в угол зверь никогда не сядет за стол переговоров. Куда вероятнее, что он попытается перегрызть глотку тому, кто его в этот угол загнал.
Из здания, которое я только что покинул, донеслись уже знакомые мне голоса:
– А вот и этот сучий потрох!
– Что, его осколками посекло?
– Похоже на то.
– Неужто никто из ребят в него не попал?
– Да нет, попал, конечно, иначе че, он в дверях бы стоял и ждал, пока граната прилетит?
– Ну точно, вон у него в печени дырка!
Судя по голосам их было трое. Не слишком много, но, когда ты один, даже с таким количеством вооруженных солдат не захочешь связываться понапрасну. Именно поэтому я споро улепетывал прочь, старательно прислушиваясь к каждому шороху. Если голоса станут громче, значит, ублюдки подходят к окнам, и вот тогда перестрелки мне точно не избежать.
Я был уже в считаных метрах от угла здания, когда из дома справа, пинком распахнув дверь, выскочил солдат Синдиката. Я выстрелил, особо не целясь. Он, надо думать, даже не понял, откуда прилетела пуля, – умер, так и не увидев своего убийцу. Понимая, что сейчас на звук выстрелов сбежится вся округа, я стремглав бросился к заветному углу, спеша уйти с возможной линии огня. Держа пистолеты наготове, я свернул вправо и, к счастью, обнаружил там лишь труп солдата Легиона. Будь он жив, даже не знаю, что бы стал делать – стрелять или кричать, что ищу убежища. С двумя стволами в руках разыгрывать невинную жертву все-таки в разы сложней, чем лежа под обломком стены с горестным выражением лица.
Позади уже слышались крики преследователей:
– Куда он рванул?
– Наверное, в дом, вон дверь нараспашку!
– Господи Иисусе, это же Джонни…
Все та же троица, отметил я для себя. И никого больше. И еще идут по ложному следу…
Все бы ничего, да только до штаба еще – топать и топать. А чем ближе к штабу, тем больше солдат Легиона и вопросов типа «Откуда у беженца два пистолета?» и «Где он научился так стрелять?».
Закусив губу, я сделал еще один шаг и содрогнулся, услышав снизу характерный лязг. Опустив голову, я увидел канализационный люк.
Я живо вспомнил, как буквально вчера брел по мрачным тоннелям, утопая подошвами в зловонной жиже. Может, самое время отправиться вниз? А что, там ни Легиона, ни Синдиката, только сточные воды да всякая дребедень, которую сюда этими водами занесло. Образу беженца блуждание в этой вонище уж точно не повредит. Даже напротив.
Спрятав пистолеты за пояс, я сдвинул крышку в сторону. Уже знакомый запах вновь ударил в ноздри. Стараясь не обращать на него внимания, я нашарил ногой ступеньку и нырнул внутрь. Достигнув середины лестницы, я осторожно, чтобы не прибить пальцы, вернул тяжеленную крышку на прежнее место и спрыгнул вниз. Мутная вода забрызгала штанины и внутрь залилась, но в тот момент мне на это было плевать. Выудив из нагрудного кармана миниатюрный компас, я определил, где юг, и устремился вперед по тоннелю. Один из пистолетов остался за поясом, второй же я на всякий случай достал и сжал в правой руке, чтобы меня не застали врасплох. Сомневаюсь, что Синдикат станет гоняться за мной по всей канализации, но исключать такую вероятность нельзя.
К счастью, Бог миловал и внизу мне докучали только крысы и то – лишь противным писком, который, однако, всякий раз заставлял меня вздрагивать. Остановившись под очередным люком, я ненадолго завис. Вот что делает с людьми проклятая привязанность к модным девайсам: решив, что мобильник для беженца – это слишком круто, я от него избавился, а теперь стоял и ломал голову, где нахожусь. Конечно, сдвинуть люк и выглянуть наружу никакого труда не составляет, но ведь там, наверху, могут быть солдаты той или иной армии. Хорошенько все обдумав, я стянул с себя потрепанную куртку и, завернув в нее пистолеты с компасом, положил получившийся «рулон» рядом с лестницей. Пусть полежит пока. Если наверху никого не встречу, вернусь за этим свертком и перепрячу.
Споро забравшись по лестнице, я аккуратно, стараясь не шуметь, приподнял и отодвинул чугунную крышку в сторону. Без лязга металла по асфальту, конечно, не обошлось, но, к счастью, на шум никто не среагировал. В лицо мне ударил свет беспощадного полуденного солнца, и я невольно прищурился – до того ярко оно светило. Разобравшись с крышкой, я поднялся еще на полметра выше, прислушался – тишина! – и только тогда выглянул наружу.
Никого. Иногда мне начинает казаться, что я – крайне везучий тип, ведь, несмотря на все лишения и невзгоды, преследовавшие меня по жизни, сам я до сих пор жив, а при моем образе жизни это уже большая удача.
Вернувшись вниз за свертком, я снова выбрался наружу. Спрятав один из пистолетов за ближайшим мусорным контейнером, я сунул второй за пазуху и попытался сориентироваться на местности.
Эта часть Эль-Бургана еще не успела испытать на себе орудия Синдиката и потому до сих пор напоминала цивилизованный город. Озираясь по сторонам, я наткнулся взглядом на трехэтажное здание с полуразрушенным угловым балконом, оно показалось мне знакомым. Кажется, штаб находится сразу за ним. Я облизал пересохшие губы и вдоль стены побрел в выбранном направлении, старательно подволакивая правую ногу (это должно было придать моему образу бедолаги-беженца дополнительной трагичности). Хромой, грязный европеец, который нашел в Эль-Бургане любовь всей жизни, но из-за козней Синдиката ее утратил и сам едва не погиб, – чем не сюжет для очередной голливудской слезодавилки, которая соберет миллиард за первые три уик-энда?
Добраться до штаба, однако, мне было не суждено: не успел я достичь угла ближайшего здания, как навстречу мне вышел скуластый мужчина в форме Легиона. Он резко вскинул автомат, и я просто замер, чтобы его не провоцировать. Оставалось надеяться, что передо мной не полный кретин, который предпочитает сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы.
– Стоять, – процедил незнакомец, хмуро глядя на мое перемазанное сажей и грязью лицо.
Меня подмывало сострить в ответ, но я понимал, что подшучивать над бестолковым дуболомом в такой ситуации чересчур рисково, и потому лишь проблеял:
– Сэр… Слава богу… сэр…
– Кто вы? Что здесь делаете? – продолжая держать меня на мушке, спросил солдат.
– Я… я живу… жил здесь, сэр… – Я мотнул головой в сторону, откуда до сих пор доносились звуки выстрелов и взрывов. – В северной части Эль-Бургана… с женой… она… она…
Я закрыл лицо ладонями, охнул и поджал правую ногу, демонстрируя, как мне больно. Сквозь пальцы я увидел, как солдат нехотя опускает автомат, как его взгляд в считаные мгновения утрачивает былую враждебность и становится равнодушным. На мои страдания дуболому плевать, но и пусть с ним, сочувствие его мне без надобности; главное, он уже сделал вывод, что я для него не опасен. Опрометчиво, однако, к счастью для солдафона, живой он мне сейчас куда нужнее, чем мертвый.
– Что с женой? – спросил Скуластый, изображая сочувствие. – Погибла?
Актерского дара в нем, однако, было ни на грош, поэтому выглядела его физиономия по-дурацки, но я охотно «слопал» эту фальшь и, отняв руки от лица, нехотя кивнул.
– Мои соболезнования, – не придумав ничего лучше, сказал дуболом.
– Спасибо, – прошептал я.
Он еще раз осмотрел меня сверху донизу и сказал:
– Вы родом не отсюда ведь, да?
– Из Англии, – припомнив недавний рассказ Марины, ответил я.
– Ну и занесло вас… – Скуластый покачал головой. – Из огня да в полымя…
– Жена была кувейткой, – пояснил я.
Он задумчиво покивал, а потом, спохватившись, запоздало предложил:
– Позвольте я провожу вас к прочим беженцам? Вам, кажется, нужна медицинская помощь…
– Вы о ноге? Пустое… Сказать по правде, я бы без ноги лучше остался, чем без жены.
– Понимаю, – кивнул солдат. – Но все равно я вам советую показаться врачу.
– Попробую, – со вздохом сказал я.
– Пойдемте. – Солдат мотнул головой в сторону штаба.
Он пропустил меня вперед и потопал следом, озираясь по сторонам. Чтобы его позлить, я пошел нарочито медленно, опираясь на стену и с таким трудом подтягивая ногу, будто к ней была прикована цепь с гирей, как у средневекового заключенного. Судя по шумному сопению и тихому бормотанию, я своей цели добился.
Мы обогнули здание с полуразрушенным балконом и оказались возле штаба. Внутри у меня похолодело, когда я увидел лейтенанта Батлера, курящего у настежь распахнутого окна на втором этаже. Прежде мы с ним неплохо ладили. Прекрасно понимая, что за маскировкой меня не узнать, я все же на всякий случай уткнулся в землю и прошел мимо, удостоившись лишь мимолетного взгляда. К счастью для меня, это был взгляд «еще один бедолага», а не взгляд «постойте-ка, да ведь это же…».
– Куда, сэр? – не оглядываясь, спросил я.
– Обходим здание слева, там будут машины.
По счастью, с водителями грузовиков я дружбы не водил, а потому совершенно не боялся быть узнанным. Когда мы добрались до стоянки, одна из машин как раз ее покидала. Беженцы – дети, женщины, мужчины – выглядывали наружу из крытого тентом кузова. Смотрели они по большей части не на оставшихся в городе, а на столбы дыма, которые чернели над северной частью Эль-Бургана. Лица их были перекошены горем: из-за алчности американцев эти несчастные лишились собственного дома, и будущее их не взялась бы предсказывать даже самая искушенная гадалка. Кроме уже уезжающего грузовика, на стоянке осталось еще четыре. Под чутким контролем солдат беженцы споро загружались в кузова, мечтая поскорее убраться из зоны боевых действий.
– Занимайте очередь, – напутствовал меня мой участливый дуболом. – И ждите транспорт. В Эль-Вафре сразу, как приедете, покажитесь врачу.
– А как я его там найду?
– Спросите у наших ребят, они подскажут.
Я кивнул. Он уже собирался уйти, когда его нагнал мой вопрос:
– Как считаете, сэр… Мы скоро сможем вернуться обратно?
Он оглянулся через плечо, посмотрел на меня с тоской. Отвернувшись, буркнул:
– Думаю, вы не сможете…
И ушел, оставив меня в одиночестве.
Я проводил его взглядом, после чего решил последовать его совету и занять место в одном из кузовов. Усиленно работая локтями, я продрался к одному из грузовиков… как вдруг увидел ее. Поначалу я глазам своим не поверил – ну что бы ей тут делать? Однако это, бесспорно, была она – девушка Марина, официантка из занюханного бара в западной части Эль-Бургана. Она сидела в кузове грузовика и казалась крайне расстроенной.
Не знаю, что подтолкнуло меня к тому, чтобы, распихав прочих страждущих, забраться в кузов и подойти к ней. Возможно, это был банальный эгоизм – желание скоротать дорогу с приятной знакомой. Одно знаю точно: в те секунды мне больше всего на свете хотелось стереть с ее лица маску горечи и скорби.
– Марина, – позвал я, втискиваясь между нею и пожилым толстячком, который одарил меня испепеляющим взглядом, но смолчал.
Она недоуменно уставилась на меня, не понимая, кто перед ней.
– Это я, Сэм, – прошептал я. – Сэм Хэйз.
Брови ее взлетели на лоб. Выпучив глаза, Марина прикрыла рот ладонью и несколько мгновений просидела в такой позе. Я терпеливо ждал, пока она налюбуется мной вдоволь. Наконец она опустила руку и, качая головой, сказала:
– Что с тобой приключилось, Сэм? Ты… ты сам на себя не похож.
– Легкая пластика лица, немного грязи и – вуаля! – Я вымученно улыбнулся.
– А если серьезно? – Судя по тону, Марина была не в настроении шутить.
– Синдикат, – мигом посерьезнев, сказал я. – Взорвали дом, я чудом выжил. Встретил солдата Легиона, он привел меня сюда, смотрю – ты сидишь…
– Ужас… – пробормотала девушка, качая головой. – Дом взорвали…
– А с тобой что приключилось?
– Примерно то же самое. – Взгляд ее потерял фокус, стал рассеянным. – Ворвались в бар, Ибрагим сдуру за ружье схватился, его пристрелили на месте. Хозяин свалил, я спряталась в подвале, благо их интересовало, только если ли в доме кто-то из Легион. Потом кралась по городу, все время ждала, что убьют… Вспоминала Англию, где творилось всякое, но такого… такого там не было, Сэм!
– Успокойся. – Я коснулся ее ладони, и она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня странным взглядом, будто впервые увидела. – Все уже позади. Сейчас нас увезут в Эль-Вафру…
– Но ведь здесь был наш дом! – Она повысила голос. – Разве тебе не дорог твой дом?
Только сейчас я заметил, что на нас косятся все без исключения – наверное, сказывалось то, что мы общались не на привычном для всех английском, а на русском.
– За годы переездов, – сказал я без тени иронии, – я научился не привыкать особо к новому месту, чтобы потом лишний раз не горевать. Возможно, это не совсем правильно, но… такой «тренинг» помог мне сэкономить немало нервных клеток.
– Я и сама нередко меняла обстановку, – покачала головой Марина. – Но дело не в этом, Сэм. Когда они пришли в Англию, я решила сбежать к черту на кулички, подальше от разборок между «левыми» и «правыми», между республиканцами и демократами, между Синдикатом и Легионом. И когда мне начало казаться, что у меня получилось, война нашла меня даже здесь, в Кувейте. Да, я по-прежнему жива, да, мне дают убежище. Но теперь я точно знаю, что мне никогда не спрятаться от всех этих ужасов и лишений. И это – самое страшное, Сэм: нигде не спрятаться от войны…
Я держал ее ладонь в своей и не знал, что сказать, чем утешить. Я не боялся войны, поскольку умел воевать. Но когда Жук прислал мне фотографии Джулии, я понял, что никакое умение воевать не защитит моих близких. Пока я жив, Джулия будет в опасности. Пока жива она, мною можно вертеть, как угодно.
И вот это треклятое чувство собственной незащищенности пугало меня ничуть не меньше, чем Марину.
Погрузка закончилась, и грузовик, вздрогнув, покатил по дороге в направлении южной границы Эль-Бургана.
2021 г., Сирджан, Иран
– Все будет хорошо, Крол… – бормочу я. – Все будет просто замечательно…
Капрал Банни болтается за спиной, точно рюкзак. Руки-лямки обвивают мою шею, кисти сцеплены на груди. Идти тяжело. Я потерял прилично крови, благо смог кое-как прижечь-перебинтовать сочащиеся, но, в общем-то, пустяковые раны. В сравнении с тем, что случилось с Крольчатиной, мне о них и говорить как-то стыдно: парень без ног останется, а я из-за царапин переживаю…
Мы бредем прочь из вымершего Сирджана. Мне бы вести себя осмотрительнее, осторожнее – вдруг где-то притаился «боевик» с автоматом? – но, честно говоря, мы с Кролом оба как-то не слишком переживаем на этот счет. Обычный, абсолютно нормальный человеческий страх не спешит возвращаться. Такое ощущение, что мы истратили его весь, там, среди свистящих пуль, взрывающихся гранат, криков боли, отчаяния и ненависти и теперь какое-то время просто физически не сможем бояться.
– Ты действительно в это веришь? – хрипит Крол в мое правое ухо. – Что все будет хорошо?
– Нет, не верю. Но зачем лишний раз убеждать тебя, что все будет плохо, если это и так очевидно? – усмехаюсь я.
– Спасибо, – благодарно шепчет капрал.
Его сердце уже не бьется так часто, как раньше. Мое – тоже. Мы пережили Мясорубку и теперь идем в наш лагерь, находящийся у черта на рогах. Дойдем ли? Кто его знает. Но попробовать определенно стоит.
Внезапно я слышу звук выстрелов. Крольчатина вздрагивает, раз, другой, третий, и я понимаю, что случилось, лишь когда он шепчет:
– Ну вот и все, старик…
Я чувствую, как по спине начинает течь что-то теплое, и ничком падаю на землю. Подо мной – горячая иранская земля, на мне сверху лежит, истекая кровью, мертвый Банни. Голосов я не слышу, что наводит меня на определенную мысль: стрелок всего один, без поддержки, а значит, можно попытаться застать его врасплох.
О проекте
О подписке