Готовя вермахт к нападению на Советский Союз, гитлеровское руководство настраивало своих офицеров и солдат на беспощадное обращение с врагом, поскольку фашистские войска придут на чужую территорию не для того, чтобы кого-то защищать, а только завоёвывать жизненное пространство. Так, например, развивая эту установку, в приложении к приказу командующего 4-й танковой группой Гёпнера от 2 мая 1941 года в связи с предстоявшими боевыми действиями на Востоке говорилось следующее: «Война против России является важнейшей частью борьбы за существование немецкого народа. Это – давняя борьба германцев против славян, защита европейской культуры от московско-азиатского нашествия, отпор еврейскому большевизму. Эта борьба должна преследовать цель превратить в руины сегодняшнюю Россию, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью. Каждый бой должен быть организован и проводиться с железной волей, направленной на безжалостное и полное уничтожение противника. Никакой пощады прежде всего представителям сегодняшней русской большевистской системы».

Верховное командование вермахта в своих указаниях от 6 июня 1941 года настраивало войска на непримиримую борьбу с (советскими) политическими комиссарами, от которых не следовало ожидать соблюдения «принципов человечности или международного права». Если они будут схвачены в бою, то «против них необходимо действовать со всей строгостью, немедленно и без рассуждений… Как правило, их необходимо сразу уничтожить, применяя оружие».

Вместе с тем ещё в процессе подготовки кампании на Востоке ряду трезво мысливших немецких военных операция «Барбаросса» представлялась полнейшей авантюрой, поскольку возникали серьёзные сомнения: хватит ли Германии ресурсов, чтобы вести с огромным Советским Союзом длительную войну, если боевые действия затянутся? Однако в среде гитлеровского генералитета превалировало оптимистичное мнение, что стоит только захватить Москву, как противник сразу запросит мира.

Было ли известно советскому военному командованию о гитлеровских планах? На этот вопрос можно ответить однозначно, что наша агентурная и полевая разведки, как уже отмечалось выше, постоянно поставляли подробнейшие сведения о действиях потенциального противника. В качестве примера приведём лишь два оперативных сообщения. 14 мая 1941 года НКВД Украины так докладывал об ускоренном строительстве и переоборудовании немецкими властями аэродромов на территории польского генерал-губернаторства в пограничной с СССР полосе: «Аэродромный узел Замостье: – аэродром 2-го класса с ангаром и двумя кирпичными строениями в двух километрах от города Замостье. Аэродром расширяется, посадочная площадка бетонируется; – аэродром в селе Мокре с тремя деревянными ангарами вместимостью по 10 самолётов каждый. Аэродром расширяется – строится около 60 подсобных сооружений, устанавливаются 6 подземных бензохранилищ ёмкостью 100.000 литров каждое» и так далее.

В спецсообщении НКГБ Белоруссии от 6 июня 1941 года, в частности, говорилось: «28 мая в 17 часов на станцию Малкиня прибыло 200 орудий различного калибра. Вблизи станции, около перекидного моста установлены пулемёты, а за этим мостом расположены противотанковые пушки, возле которых круглые сутки дежурит орудийный расчёт солдат. 12 мая на станцию Плятеров прибыл пассажирский поезд с солдатами и офицерами. За ним пришёл второй пассажирский поезд, в составе которого было 26 вагонов, из них – 10 платформ, гружённых танками и автомашинами. 10 мая на расстоянии одного километра от границы в направлении станции Плятеров установлено одно дальнобойное орудие, в 200 метрах от него находится другое орудие. В сторону местечка Сарнаки везли третье орудие. С левой стороны от станции установлено четвёртое орудие. Вблизи железнодорожного моста установлено пятое орудие. На расстоянии одного километра от границы на опушке леса стоят танки, замаскированные деревьями. Вблизи расположен крестьянский домик, где живут солдаты, охраняющие танки». Ещё раз отметим, что подобные сообщения различных видов разведки поступали в Генеральный штаб ежедневно.

Красная армия под руководством Наркомата обороны и Генштаба, безусловно, готовилась к ведению боевых действий с вероятным противником. Вместе с тем современный анализ документов позволяет отметить ряд особенностей этой подготовки. После назначения генерала Жукова Г.К. на должность начальника Генерального штаба в январе— феврале 1941 года в Москве проходили сборы начальников разведывательных отделов западных военных округов и армий, главной целью которых была организация деятельности этих служб в период перехода с мирного времени на военную обстановку. Среди массы конкретных предложений, прозвучавших на данных сборах со стороны профессионалов военной разведки, особо следует выделить следующее: «…организовать (тайные) базы на своей территории на глубину до 400 километров на случай вынужденного отступления». С этой же целью рекомендовалось и создание резервных агентурных сетей на ту же глубину. То есть опытные советские разведчики полагали, что в процессе ведения «активной обороны» на начальном этапе войны в соответствии с приведенными выше «Соображениями…» от 18 сентября 1940 года, возможно, придётся отступать под натиском полностью подготовленного к боевым действиям врага, реализующего свою концепцию блицкрига. При этом глубина вынужденного отхода определялась рубежом старой государственной границы, на которой находилась (вопреки нынешним досужим вымыслам) линия мощных укреплённых районов. Основные силы Особых военных округов предлагалось сосредоточить именно здесь, а на новой государственной границе, образованной после присоединения к СССР Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики, содержать лишь части прикрытия, способные своей активной обороной сдержать натиск напавших германских войск до развёртывания наших главных сил.

Однако к концу вышеупомянутых сборов армейских разведчиков почему-то произошёл резкий перелом в умонастроении высшего военного командования. В результате представленный на утверждение в Генеральный штаб План мероприятий по созданию в приграничных округах «тайных баз с запасом оружия, боеприпасов и иного военного имущества иностранного образца и резервных агентурных сетей на своей территории» Жуков Г.К. ограничил глубиной лишь в 100–150 километров.

При этом нарком обороны Тимошенко С.К. и начальник Генштаба Жукова Г.К. пренебрегли официально утверждённым Планом развертывания советских войск и, втайне от высшего советского руководства, взяли курс на подготовку к отражению германской агрессии за счёт немедленного встречно-лобового контрнаступления в форме контрблицкрига, осуществляемого Красной армией. В результате наши войска не готовились к обороне, а обучались только ведению наступательных действий. Это полностью напоминало концепцию пограничных сражений Тухачевского, которая была разработана им и его сторонниками в предательском «Плане поражения» Советского Союза в войне с Германией. Причём в Генштабе и военных округах появилась «двойная бухгалтерия»: письменно отдавали одни приказы, соответствовавшие принятой концепции стратегического развёртывания, а устно отдавались иные – нацеленные на немедленный ответно-встречный удар. А поскольку для наступления необходимы были переправы через приграничные реки, то ни один мост с началом войны (к великому удивлению немцев!) не был взорван.

После войны Жуков Г.К. признал в своих мемуарах, что «при переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в её начальном периоде». Да и как эти «особенности» могли быть учтены, если на подробнейшем докладе Главного разведывательного управления «О франко-германской войне 1939–1940 годов», в котором анализировались причины молниеносного разгрома англо-французских войск немецким вермахтом, начальник советского Генштаба наложил резолюцию «Мне это не нужно»? Вот в результате и получился, по оценке самого Жукова Г.К., «неудачный сценарий нашего вступления в войну».

Кроме того, несмотря на данные разведки о конкретном сосредоточении войск противника преимущественно в Польше и принятые ранее «Соображения…» по обороне, Наркомат обороны и Генштаб предполагали (в соответствии с Планом Тухачевского), что в случае начала войны основной удар противник нанесёт в районе Украины, где имеется достаточный простор для широкого применения танковых и моторизованных соединений, на которые делало основную ставку командование вермахта. В связи с этим именно здесь (Киевский и Одесский округа) были сосредоточены преобладающие силы Красной армии.

К моменту начала войны на советско-германской границе сложилось следующее количественное соотношение сил. Красная армия имела в своём составе 190 дивизий, насчитывавших 3 289 850 командиров и бойцов. На вооружении у них находилось 59 787 орудий и минометов, 15 687 танков и штурмовых орудий, 10 743 самолета. Вопреки бытующему мнению, в танковых корпусах имелось 1600 только что изготовленных средних танков Т-34 и 600 тяжёлых танков КВ, прошедших боевую проверку ещё в финскую кампанию.

Противник сосредоточил 166 дивизий численностью 4 306 800 офицеров и солдат (по штату немецкая дивизия имела в среднем несколько больший состав, чем советская). Боевая техника вермахта составляла 42 600 орудий и минометов, 4170 танков и штурмовых орудий, 4846 самолетов. Немецкая армия имела построение в один эшелон, и в резерве Главного командования германских сухопутных войск находились 21 пехотная, 2 танковые и 1 моторизованная дивизии.

Красная армия была построена в два стратегических эшелона и с учётом резервов достигала общей численности порядка восьми миллионов человек. За армиями первого эшелона развернулись три воздушно-десантных корпуса. Помимо перечисленных выше вооружений, размещавшихся в приграничной зоне, второй эшелон имел восемь тысяч танков и столько же по численности боевых самолетов. С тыла боевые построения войск прикрывались тремя отдельными армиями НКВД. Резерв Главного командования насчитывал 2300 дальних бомбардировщиков. Приморские фланги фронтов опирались на поддержку мощных и многочисленных соединений военно-морского флота, имевших в своем составе 6700 самолетов.

Анализ наличных вооружённых сил двух армий показывает, что к роковому дню преимущество складывалось далеко не в пользу Германии. Правда, наш противник был полностью отмобилизован и имел опыт ведения современной войны, а Красная армия ещё не закончила процесса стратегического развертывания и, как показали дальнейшие события, до многих частей особых военных округов не были доведены сведения о вероятном нападении германских войск.

Одной из важнейших проблем в сложившемся противостоянии войск являлся вопрос о времени начала военных действий, что определяло возможность своевременного приведения полевых армий в полную боевую готовность. В связи с этим рассмотрим ставшую теперь известной череду событий того тревожного времени весны и лета 1941 года.

30 апреля Гитлер принял решение о нападении на СССР 20–22 июня. Эту, как и другие даты возможного начала войны, по дипломатическим каналам и средствам связи разведки сообщили советскому правительству.

4 мая Гитлер выступил в рейхстаге с программной речью, в которой даже не упомянул СССР, будто его уже и не существовало. Это очень насторожило наше руководство.

5 мая на приёме в Кремле Сталин И.В. приветствовал выпускников военных академий, отметив в своей речи «глубокие изменения, произошедшие в последние годы в Красной армии, которая перестроилась организационно и серьёзно перевооружилась», и пожелал новым командирам успехов в работе.

6 мая Сталин И.В., до этого не занимавший государственных постов, был назначен Председателем Правительства СССР.

9 мая последовало Сообщение ТАСС (Телеграфного Агентства Советского Союза) о проведении учений Воздушно-десантных войск в районе западной границы, в которых участвовало около 800 тысяч резервистов (а потом было привлечено ещё 300 тысяч). Одновременно советским послам за границей было поручено открыто говорить о большом сосредоточении наших войск на западе страны, подчёркивая при этом, что лучше все возникающие международные проблемы решать путём переговоров.

10 мая один из ближайших соратников Гитлера по нацистской партии Гесс неожиданно перелетел на истребителе из Германии в Англию, где спустился на парашюте и вошёл в контакт с представителями британских властей. Цель такого достаточно экзотического (для крупного руководителя) вида путешествия и последовавших за этим переговоров оставалась неясной, что, однако, позволяло предполагать советской стороне возможность прекращения войны между этими странами и заключения договора для совместного выступления против СССР.

15 мая немецким бомбардировщиком прямо на Центральный аэродром Москвы (тоже неожиданным способом) было доставлено подписанное 14 мая личное послание Гитлера Сталину. В этом письме сначала говорилось о том, что «невозможно добиться прочного мира в Европе… без окончательного сокрушения Англии и уничтожения её как государства». Для этого Германии необходимо «совершить вторжение на острова», но этому противодействует оппозиция, в которой стала популярна тема о том, что немцы и англичане – это «народы-братья», а потому война между ними является «трагическим событием». Известно всем, говорилось далее в письме, что «один из моих заместителей, господин Гесс, я полагаю – в припадке умопомрачения или из-за переутомления, улетел в Лондон», чтобы «своим невероятным поступком» побудить англичан «к здравому смыслу», то есть к прекращению военных действий. В связи с такой обстановкой, при формировании «войск вторжения» (на острова?) пришлось, после завершения операции на Балканах, разместить их (около 80 дивизий) «вдали от глаз и авиации противника» (англичан?) «вдоль границы с Советским Союзом». Вот это обстоятельство «возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте». Гитлер в своём послании – «честью главы государства» – уверял Сталина, «что это не так». Поскольку советская сторона также сосредоточила на границе «достаточное количество своих войск», то в подобной обстановке, полагал автор письма, не исключена вероятность «случайного возникновения вооружённого конфликта», у которого невозможно будет определить «первопричину» и который не менее сложно окажется остановить. Стремясь быть «предельно откровенным», Гитлер высказал опасение, что кто-нибудь из его генералов «сознательно пойдёт на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от её судьбы и сорвать мои планы». Фюрер извещал, что всего через один месяц,