Александра Федоровна в тот вечер написала: «Я твоя, а ты мой, будь уверен. Ты заперт в моем сердце, ключик потерян, и тебе придется остаться там навсегда»^[6].

Господь свидетель – так и случилось…

Коронование Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны состоялось во вторник 14 мая 1896 года в Успенском соборе Московского Кремля.

Священнодействие началось в 10 утра на специальном помосте, установленном посреди собора. Непосредственно перед началом коронования Император воссел на трон Михаила Федоровича – первого царя из династии Романовых, избранного на царство в далеком 1613 году.

Коронационная церемония длилась пять часов. После продолжительной литургии, которую Государь выслушал стоя, началось официальное облачение Царя и Царицы. Затем Александра Федоровна встала на колени, а митрополит Санкт-Петербургский Палладий (1827–1898) прочел молитву о Царе.

Затем уже Николай, один среди стоявшего народа, опустился на колени и совершил моление о России и о Русском народе. После помазания святым миром Николай дал присягу править Империей и хранить Самодержавие как Император и Самодержец всея Руси.

В последующие дни по всей стране устраивались торжества с раздачей подарков. 18 мая 1896 года празднество проводилось в Москве на Ходынском поле и вошло в историю как «Ходынка».

Отметим здесь, что в истории России 1896–1953 годов было немало горя и бед. Но особо выделяются три, если можно так сказать, пары трагедий, которые, несмотря на довольно значительные промежутки времени, разделяющие эти события, носят чуть ли не идентичный характер. Перечислим их.

1. Две массовые давки в Москве: на Ходынском поле в 1896 году и такая же давка во время похорон Сталина в марте 1953 года.

2. Два расстрела демонстраций: так называемое «кровавое воскресенье» 9 января 1905 года в Петербурге и расстрел демонстраций в поддержку Учредительного Собрания в Петрограде и Москве 5 января 1918 года.

3. Два расстрел рабочих на золотых приисках на реке Лена: в 1912 и в 1938 году.

Помимо вполне определенного сходства, все три пары трагедий имеют одно различие: если события 1896–1912 годов, в которых необоснованно был обвинен Император Николай II, хорошо известны всем получавшим образование в СССР, а затем и в России, то все, что произошло после 1917 года, было накрыто плотным покрывалом секретности.

Здесь мы не будем рассматривать историю этих горестных событий. Подробно о них, а также об их малоизвестных «дублях» в истории СССР можно прочитать в статьях: «Два кровавых января», «Два расстрела на реке Лене», «Две массовые давки в Москве» (в соответствии с хронологией советской эпохи).

Возвращаясь к основной теме повествования, отметим, что внешне сдержанная реакция Императора Николая II на ходынскую трагедию, давшая повод недоброжелателям или не слишком осведомленным наблюдателям обвинять его в пренебрежении к жизням простых людей, объясняется совершенно иначе.

Государь Император Николай Александрович получил воспитание, какое обыкновенно давала среда, в которой он родился и жил. Оно привило ему привычку, ставшую основным правилом поведения: быть всегда ровным, сдержанным, не проявлять своих чувств. Всегда он был ровен, спокоен. Государя никогда не видели ни бурно-гневным, ни оживленно-радостным, ни даже в состоянии повышенной возбужденности.

Генерал Ю.Н. Данилов: «Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присущей, и люди, близко знавшие его, говорили, что Государь никогда не спешил, но никуда и не опаздывал»^[7].

Столь исключительное самообладание давало ему силы проводить целые часы за неустанным чтением представляемых докладов и служебных записок. В этом тягостном для него занятии он полагал главное исполнение своего долга и не отступал от него. «Я никогда не позволю себе идти спать, – говорил он, – пока совсем не расчищу моего письменного стола»^[8].

Отметим еще один факт: за свое царствование Император Николай II ни разу не применил закон «Об оскорблении Величества», не лишил свободы в «несудебном порядке», то есть своей волей, ни одного человека.

Несколько слов о дневниках Императора, лаконичность записей в которых позволяла недобросовестным историкам упрекать его в черствости. На самом деле и здесь существует весьма простое объяснение.

Дневники Императора Николая II сохранились полностью с 1882 года, когда в возрасте 14 лет он впервые начал вести записи, и до 30 июня (13 июля н.с.) 1918 года, когда была сделана последняя запись. Дневники представляли собой 51 тетрадь, вместившие в себя события 36 лет жизни Наследника Престола, а затем и Императора.

Первые записные книжки для Наследника изготовлялись по специальному заказу, типографским способом. В них все листы были датированы по дням, их размер не позволял делать обширные записи. Именно это наложило свой отпечаток на стиль дневника с характерным отсутствием пространных рассуждений.

Сразу же после большевистского переворота 1917 года предпринимались попытки опубликовать дневники Императора. Значительное количество выдержек из дневниковых записей публиковалось в 20-х годах. Фактически во всех этих публикациях имелись погрешности – допускались купюры, не отмеченные отточиями, допускались смысловые ошибки, неточности в передаче текста^[9].

Государь Николай II имел открытое, приятное, «породистое» лицо. Особенными у него были глаза, выразительные, лучистые. Улыбка у Царя была мягкая, стеснительная, слегка грустная. Физически он был хорошо развит и обладал большой силой. По свидетельству многих, когда он сжимал руку, некоторые из визави едва не вскрикивали от боли. Кроме того, Государь был вынослив и поэтому любил простой физический труд, которого не гнушался.

Когда Царская Семья жила в Крыму, Государь, чтобы испытать обмундирование рядового, надевал солдатскую форму, брал солдатский ранец и ходил так целый день в горах. Он мог пройти гораздо большее расстояние, чем это требовалось от рядового, и возвращался свежим и бодрым.

Однажды после такой прогулки, когда Царь возвращался в солдатской форме, часовой не узнал его; пришлось телефонировать дежурному по охране офицеру. Царь наградил часового за хорошую службу часами.

О духовной стороне жизни Императора свидетельствует обер-прокурор Святейшего Синода князь Н.Д. Жевахов (1874–1946):

«Что представлял собой Государь Император?

Это был прежде всего богоискатель, вручивший себя безраздельно воле Божией, глубоко верующий христианин высокого духовного настроения, стоявший неизмеримо выше тех, кто его окружал и с которыми Государь находился в общении. Только безграничное смирение и трогательная деликатность, о которых единодушно свидетельствовали даже враги, не позволяли Государю подчеркивать своих нравственных преимуществ перед другими… Только невежество, духовная слепота или злой умысел могли приписывать Государю все то, что впоследствии вылилось в форму злостной клеветы, имевшей своей целью опорочить его поистине священное имя»^[10].

А вот что писал русский публицист, профессор истории С.С. Ольденбург (1888–1940): «Император Николай II обладал живым умом, быстро схватывающим существо докладываемых Ему вопросов – все, кто имел с Ним деловое общение, в один голос об этом свидетельствуют. У Него была исключительная память, в частности на лица. Государь имел также упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов. Он не забывал их, постоянно к ним возвращался и зачастую в конце концов добивался своего.

Иное мнение было широко распространено потому, что у Государя, поверх железной руки, была бархатная перчатка. Воля Его была подобна не громовому удару, она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана: он огибает препятствия, отклоняется в сторону, но в конце концов, с неизменным постоянством, близится к своей цели»^[11].

А вот мнение о Русском Царе президента Французской республики Э. Лубэ (1838–1929):

«Он предан своим идеям. Он защищает их терпеливо и упорно. У него надолго продуманные планы, которые он постепенно проводит в жизнь. Царь обладает сильной душой и мужественным, непоколебимым верным сердцем. Он знает, куда он идет и чего он хочет»^[12].

Приведем и впечатления людей «из народа», включая представителей революционных партий.

Так, русский писатель и публицист И.Л. Солоневич (1891–1953) поведал о том, как первый раз в своей жизни встретил Государя Николая II:

«Это было в дни трехсотлетия Дома Романовых на Невском проспекте. Я был, так сказать, в состоянии толпы, сквозь которую – без всякой охраны, но с большим трудом – пробивалась коляска Государя. Со мною рядом стояли два моих товарища по университету: один – левый эсер, другой – член польской социалистической партии. Над Невским гремело непрерывное „ура“ – и оба моих товарища тоже кричали „ура“ во всю силу своих молодых легких: обаяние русского Царя перевесило партийные программы»^[13].