Муравейник на ярком весеннем солнце

Прошло первое лето путешествий. Наступила осень, потом зима. Ранней весной я поселился в деревне Подушкино под Москвой. Было начало апреля, моросил дождь, везде еще лежал снег. Никаких насекомых не было, я ходил по туманному лесу, размышляя о том, как будут выглядеть эти места летом, где поднимется густая трава, расцветут цветы, какие диковинные существа поселятся в здешних джунглях…

В тихой и мрачноватой комнате избы царило спокойствие и тишина. Вечером, когда я меланхолически пил чай, с неприязнью наблюдая за парой пыльных, неряшливых мух, разбуженных теплом печки, под потолком послышалось громкое, отчаянное жужжание. Поначалу я не понял, что происходит, и, лишь встав на стул, разглядел в темном уголке паутину, запутавшуюся, отчаянно жужжащую муху и рядом с ней маленького паука. Паук тотчас заметил меня и оторвался было от мухи, но, поняв, что настроен я по отношению к нему не враждебно, вернулся к своей бедной жертве и продолжал пеленать ее, осторожно обходя пару незапеленатых лап и мощно буравящее воздух крыло. Я стоял и смотрел внимательно.

Он был раза в два меньше мухи, но работу свою знал прекрасно, делал ее быстро и с удивительной сметкой, хотя огромная муха дергалась с такой силой, что все под его ногами ходуном ходило. Натолкнувшись с одной стороны на сильное сопротивление лап, он обошел жертву с другой стороны, без лишней спешки, без суеты, а устав, отправился на минутку отдохнуть поближе к щели, где было спокойнее. Мне так понравилось наблюдать за толковой его работой – словно бы расторопный маленький мужичок запрягал огромного брыкающегося вола, – что я взял фонарь. Вздрогнув от света фонаря, паук продолжал свою работу, и мне кажется, ему даже сподручней было теперь, при свете.

Если хотите, смейтесь, но, вернувшись к столу, я уже не чувствовал себя в комнате таким одиноким. Когда на другой вечер я сам поймал муху и посадил в паутину, а потом наблюдал, паук уже не боялся меня. Может быть, он меня узнавал?

В солнечные апрельские дни над проталинами запорхали бабочки, вскоре из теплой земли дружно полезла трава, расцвели первые цветы. В избу приехали дачники, а мне на лето удалось снять маленький сарайчик, который стоял прямо в лесу, на краю оврага. Овраг порос высокими корабельными соснами и черемухой, на дне его тихо струилась маленькая речка Саминка. Начались странствия в подушкинских джунглях.

Хоть я и запомнил своего черного подушкинского соседа-паука, но теперь, когда вокруг летало и ползало столько созданий, а маленькие паучки встречались лишь изредка, глаза у меня разбежались. Кого фотографировать, за кем охотиться в первую очередь?

И я решил – за муравьями.

Еще в детстве я увлекался книжками о них. Не могло не увлечь удивительное устройство муравьиной «цивилизации», многоэтажная конструкция муравейника, этого гигантского муравьиного небоскреба, населенного тысячами смышленых тружеников. А образ их жизни? Войны, походы, организованность и спаянность многотысячной семьи… А как они пасут тлей, разводят грибы, запасают впрок сладкий нектар, ткут, достают из-под земли воду, погоду чувствуют? Поразительно!

В книге французского ученого Реми Шовена я прочитал об удивительном факте муравьиной жизни, вряд ли знакомом многим. Оказывается, этим организованным труженикам присущ порок, который хотя и не красит их, однако же вызывает еще более пристальный, не лишенный практических, поучительных целей интерес. Я уже говорил, что в этом мире тьма аналогий, вот и еще одно подтверждение. Муравьям, этим маленьким шестиногим созданиям, присуще нечто так напоминающее одно из распространенных явлений, увы, не изжитых еще современной человеческой цивилизацией…

Встречается в травяных джунглях некое миниатюрное, симпатичное на вид создание – жучок ломехуза. На конце брюшка этого маленького жучка – две изогнутые в разные стороны косицы, напоминающие ворсистые усики. Увидев такого жучка, муравей тотчас устремляется к нему и принимается щекотать брюшко ломехузы своими усами. В благодарность за эту ласку на косицах появляется капля секрета, выделенного специальной железой ломехузы. Этого-то и ждал рыжий труженик. Он мгновенно слизывает капельку и, выражаясь на современном жаргоне, «балдеет». Только что это был трудяга – рабочий или суровый воин, но вот его уже не узнать. Он шатается, теряет ориентацию в пространстве, ищет укромный уголок, где бы можно было отлежаться, но часто так и не успевает его найти… А в очередь к жучку уже становятся другие,,. И вот ведь что больше всего поразительно: потеря муравьиного облика ничему не учит обалдевшее шестиногое. Едва опомнившись, муравей вновь бежит к ломехузе…

Кончается все это весьма печально. Муравьи перестают выполнять свои общественные функции в муравейнике, перестают даже есть, и если несколько жучков ломехуз попало в муравейник, то этот огромный многоэтажный «мегалополис» обречен на вымирание. Рыжие сластолюбцы опускаются до того, что ко всему прочему подкармливают совратителей-жучков своими собственными детьми, то есть куколками – «муравьиными яйцами».,.

Ну не поразительно ли?

Вы думаете, ломехуза – единственная угроза муравьиному благосостоянию и нравственности? Нет! Маленькая горбатка (типа нашей цикадки, прыгающей в траве) тоже выделяет ароматный и сладкий секрет, который неудержимо влечет муравьев из рода соленопсис. Пока заинтересованные гурманы наслаждаются вкусом и ароматом микроскопической капельки, появившейся на коннике ее брюшка, горбатка аккуратно кладет по крошечному яичку точно на сочленение между головой и грудью муравья. Вскоре из яичка вылупляется личинка горбатки – нимфа. Она быстренько проникает в голову несчастного шестиногого и питается его мозгом. Голова еще живого, но уже неподвижного муравья печально свисает вниз… Когда все содержимое головы будет съедено, нимфа, уже достаточно выросшая, перегрызает шею, и голова падает. Она становится капсулой, то есть своеобразным «домиком», в котором нимфа заканчивает свое развитие и становится взрослой горбаткой, способной откладывать новые крошечные яички…

Итак, еще зимой я мечтал, как буду воочию познавать тайны многообразной муравьиной жизни, фотографировать сценки, портреты. Я помнил выражение из одной журнальной статьи: «Природа сделала четыре серьезные попытки создать большие организованные сообщества: пчелы, муравьи, термиты, люди». Не правда ли, есть над чем поразмыслить?!

И вот наконец Подушкино, май, муравейник на ярком весеннем солнце. Я стою, как Гулливер, глядя сверху на живой, копошащийся многотысячный город…

Строительство было в самом разгаре. Даже на расстоянии слышался напряженный, не прекращающийся ни на минуту шорох работы. Работы трудной, сложной, ответственной. Обычно тот конус, который мы видим, – это половина всего муравейника, небоскреб в несколько десятков этажей, остальная, столь же многоэтажная часть скрыта в земле. И сейчас, весной, небоскреб расширялся, надстраивались новые этажи, прокладывались новые подземные галереи. С разных сторон сотни жителей подтаскивали к общей куче строительные материалы – сосновые прошлогодние иглы, сухие веточки, листики, былинки. Несколько шестиногих собратьев тащили вверх по довольно крутому склону желтую толстую, блестящую на солнце личинку – стройка стройкой, но нельзя забывать и о хлебе насущном…

Муравейник располагался на склоне овражка, у подножия довольно толстой березы. Здесь образовалась естественная пологая площадка, ограниченная с одной стороны стволом и еще кустиками бересклета, открытая только с южной, солнечной стороны. Удобнейшее место, если, правда, не считать того, что буквально в двух шагах утоптанная людьми тропинка. Минутная прихоть озорника с палкой – и великолепное сооружение ужасным образом пострадает…

Тем не менее работа кипела. Интересно было наблюдать и за теми строителями, которые на миг показывались из отверстий в земле у подножия кучи. Они держали в челюстях маленькие земляные комочки, выбрасывали их и вновь скрывались в отверстиях. Это были подземные строители, землекопы, они строили нижние галереи и выносили грунт, слепленный при помощи слюны в комочки-песчинки. Этих комочков накопилось уже очень много, они образовали на склоне целую осыпь, и именно по этой осыпи, постоянно срываясь и падая, скатываясь на исходные позиции, тащилась сейчас группа с личинкой.