11

Все началось с «Великой алхимии».

В среду, 5 апреля 1978 года, в Париже, в небольшом семейном кафе «Луазон бьен дюмтэ» собралась обычная компания. Половину компании составляли люди, прожившие в этом районе всю свою жизнь, и помнившие, как в «Луазон бьен дюмтэ» проводили время их родители и даже деды. Другая половина состояла из студентов, артистов, журналистов и художников, живших на съемных квартирах в шаговой доступности от кафе. Посторонние, в особенности туристы, заходили сюда крайне редко, чему втайне радовался, несмотря на интересы бизнеса, хозяин кафе Готье Перра. Он любил и сам поболтать с завсегдатаями, любил вникать в их секреты и личные дела, советовать, ободрять, похлопывать по плечу. Посетители же, которые с первого взгляда не нравились месье Перра, удостаивались такого холодного приема, что у них и мысли не возникало прийти сюда второй раз.

Итак, в эту среду все шло как обычно. Первым из завсегдатаев пришел граф Жан-Марк де Труасу со своей неизменной тростью и раскрыл ожидавшую его свежую «Фигаро». Потом подтянулись остальные, и в течение часа все 12 столиков в открытом с двух сторон зале были заняты. Последним прибежал самый молодой член общества, выпускник профессионального колледжа Эрнесто Рохо, прибывший в Париж учиться с какого-то далекого полинезийского острова.

Готье Перра стоял возле барной стойки и благодушно наблюдал, как из отдельных реплик, перебрасываемых между столиками, постепенно, как чай в прозрачном чайнике, заваривается общая беседа.

– Э, нет, нет, нет, – закричал вдруг Перра. – Только не здесь! Спасибо!

К кафе подошел и занял один из уличных стульев высокий чернокожий мужчина в большой круглой красно-зелено-желтой вязаной шапке, из-под которой свешивались длинные седые волосы. Одет он был в потертые джинсы и выцветшую красную майку с изображением стилизованного барабана, украшенного кругом с изображением раскрытой ладони. В руках незнакомец держал большой африканский деревянный барабан, покрытый орнаментом, и японский бумбокс. Он сел и зажал барабан между колен, явно намереваясь играть.

Это было слишком даже для толерантного свободомыслящего леволиберального Готье Перра.

– Нет, нет, идите, пожалуйста, месье! Тут не дискотека. Если вы ничего не заказываете…

Бродяга спокойно взглянул на Перра, пожал плечами и встал. Но тут вмешался граф де Труасу.

– Погодите, Готье! Будьте же гостеприимны! Лично мне этот господин интересен, – и, обращаясь к нему, спросил: – Могу я угостить вас чашкой кофе и задать несколько вопросов?

– Если можно – стакан воды. А вопросы, пожалуйста, задавайте.

Перра неодобрительно поглядел на бродягу, но авторитет графа де Труасу – известного ученого-антрополога и самого дорогого гостя его заведения – перевесил его недовольство. Он сделал знак бармену.

– Откуда вы, месье?

– С Ямайки.

– Но у вас очень неплохой французский.

– Да, так получилось.

– Простите, а что это за символ у вас на майке? Это не Ямайка… Юго-Западная Африка?

– Этот символ я создал для себя сам.

– А на каком же языке вы поете?

– Я пою на том языке, на котором меня слушают.

– Отличный ответ! – воскликнул де Труасу. – Друзья мои, вы не будете возражать, если я попрошу этого месье спеть для нас?

Все двенадцать столиков кивнули в знак согласия.

– Что же вы поете?

– Я пою песни собственного сочинения. Я несколько нескромно называю их балладами.

– Реггей? – спросил кто-то.

– Я не очень разбираюсь в стилях. На Ямайке и в Африке, которую я изучаю, есть много стилей, и я использую тот, который лучше всего раскрывает содержание баллады.

– Что же вы нам споете сегодня?

– С вашего позволения, я исполню балладу «Великая алхимия».

Музыкант извлек из кармана две свечи, поставил их перед собой, зажег, включил бумбокс и под аккомпанемент записанной гитары начал петь.

В комнате на стене висит пропахшая пылью голова лося с ветвистыми рогами. Круглый стол, стулья на гнутых ножках. У окна – колыбелька в виде плетеной корзины на качающейся подставке. На другой стене – портреты в рамках. На одном из портретов – лицо с остроконечными усами. Каждый вечер из тех немногих, что он живет на свете, эти усы нависают над ним и колют в лоб. Они пахнут соленым, сухим и старым, отчего тело начинает чесаться, но почесаться нельзя, потому что ручки и ножки спеленаты, и он начинает плакать. Тогда колыбелька начинает качаться, и новорожденный граф де Труасу слышит странные заунывные звуки. Но сейчас он один.

Он спит, но почему-то видит всю комнату. Нет, он видит весь дом. Мужчина в огромном красном халате, пахнущем так же, как его усы, сидит в кресле на веранде. Он пускает дым из трубки и самодовольно щурится на солнце. В одной из верхних комнатушек черная женщина, грудь которой пахнет молоком, торопливо одергивает юбки и убирает свои жесткие вьющиеся волосы под белый кружевной чепчик. В другой комнате, внизу, за письменным столом между роялем и трюмо, на стуле сидит другая женщина, затянутая в тугое белое платье. Она и сама вся белая, как ее платье, и густо пахнет ненастоящими цветами. Она читает, держа книгу у носа. Нет, она не читает – она кусает губы, а пенсне надела, чтобы думать, что читает. Она хочет плакать, но плакать бессмысленно, потому что некому будет ее покачать.

Долго сидит так белая женщина. Потом она вдруг бросает книгу на пол, встает и идет к трюмо. Она выдвигает ящик, и из его глубины, грубо разворошив груду склянок, гребешков и пудрениц, извлекает большой кухонный нож с заскорузлой рукоятью. Она прячет нож под белой шалью, открывает дверь и идет, как сомнамбула, по коридору. Она идет в комнату с колыбелькой.

Она заходит, делает шаг, другой, третий, дрожащей рукой поднимает нож и заносит его над спящим графом. В этот момент открывается дверь и черная женщина, на мгновение остолбенев, бросается к ней. Она успевает перехватить ее руку и отталкивает от колыбельки. Нож падает на толстый мягкий ковер. Белая женщина бросается на черную женщину и исцарапывает ей лицо. Черная женщина не пытается ответить тем же – она только охватывает белую женщину руками, и обе падают на ковер.

Не издавая ни звука, они катаются по полу. Чепчик потерян, и жесткие курчавые волосы, вырванные длинными белыми пальцами профессиональной пианистки, клоками разлетаются по комнате. В какой-то момент белая женщина оказывается сверху и умудряется так тряхнуть свою противницу, что та на мгновение теряет ориентацию. Цепкие пальцы смыкаются на горле. Черная женщина широко открывает глаза и рот, ее тело сотрясается в конвульсиях, ее ноги поднимаются, словно она хочет перекувыркнуться, но запутываются в месиве юбок.

Толстый ковер заглушает все звуки, но не запахи. Цветы, молоко, усы, пот и еще что-то очень странное смешиваются в один сладковато-прелый запах. Тельце начинает чесаться, он плачет.

Прошло шестьдесят лет, а голова лося и сейчас висит на том же месте. Сегодня же граф прикажет снять ее и убрать с глаз долой – продать или выкинуть, все равно. Этот свидетель больше не нужен, вместе с ним уйдет прошлое. Стало легко. Теперь все будет по-другому. Граф Жан-Марк де Труасу опустил руки под стол, положил их на колени и незаметно для окружающих помахал кому-то ладонью.

Очевидно, уличный музыкант пропевал каждый куплет дважды – на французском и на английском, потому что прекрасно владеющий английским Эрнесто Рохо потом уверял, что запомнил многие строфы именно на английском, тогда как все остальные цитировали французские строки.

Впоследствии не удалось достичь согласия и по вопросу содержания баллады. Каждый определенно понял, о чем пел музыкант. Каждому на мгновение стало понятно, почему его жизнь сложилась именно так, а не иначе. Удачи, невзгоды и соединяющие их случайности выстроились вдруг в бесконечно сложную, но прозрачную цепь Великой алхимии. Понимание стерлось с последним ударом барабана, а ощущение осталось.

Когда поэт закончил петь, все еще довольно долго сидели молча. Он спокойно ждал.

Первым опомнился де Труасу.

– Вы не поужинаете с нами?

– С удовольствием. Тем более, что я, собственно, и хотел заработать на ужин. Большего мне не надо.

Так началось знакомство. Звали поэта Джозеф Джиби. Поужинав, он попрощался и пообещал прийти ровно через неделю. Граф де Труасу смотрел ему вслед, пока красная майка с изображением барабана и раскрытой ладони не затерялась в толпе прохожих.

12

Гуго замолк. Лис и Олли тоже молчали, глядя на вечереющее небо. Наконец Олли как будто очнулся, встряхнул головой и спросил:

– Ну, а при чем тут марсианские пузыри?

– А я не сказал? Ах, да… Так вот, в одной из своих баллад Джозеф Джиби создал поэтический образ рая. Он описывает рай как место, которое находится внутри божественного барабана джембе, наполненного свежим воздухом и ароматом священной травы. Похоже на ваши пузыри, правда?

– Да, пожалуй, похоже, – сказала Лис, рассматривая медальон.

– Видишь? Барабан символизирует рай, а ладонь – одновременно руку Джа и ветвь конопли. Этот символ на одном из полинезийских языков называется «фулуфулу-талатала». Медальон достался мне от моего учителя графа де Труасу. Его убили на Ямайке, когда он собирал материал для книги о Джозефе Джиби.

Из кабинета раздались первые аккорды Марсельезы.

– Это уведомление от Либерти-чат! – подскочил Гуго. – Оперативно!

Они побежали в кабинет. Принтер выплюнул два листочка.

============================================

КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО ЗНАТЬ!

Либерти-чат на службе свободы информации.

============================================

Обязательное предупреждение!

Вся информация, на основании которой мой искусственный интеллект делает аналитические выводы, является результатом утечек и взломов, поэтому использование платформы Либерти-чат нарушает законы вашей страны.

Аналитическая справка

по запросу #SDR-6741-006

«Источник и способы грибкового заражения Марса»

В 60-70 годах прошлого века правительства всех космических держав в своих секретных планах рассматривали Луну, Марс и другие космические тела Солнечной системы как перспективные цели для разработки и добычи ресурсов, и в соответствии с так называемой Доктриной открытия, исходя из предположения, что в будущем между странами неизбежно возникнут территориальные споры, стремились зафиксировать свои права на те или иные территории путем отправки туда автоматических и пилотируемых спускаемых аппаратов. Особое внимание в этих секретных программах уделялось проблеме терраформирования Марса и проведению связанных с этой темой биологических экспериментов.

В моем распоряжении нет документов, прямо подтверждающих, что подобные эксперименты выходили за пределы земных лабораторий, поэтому на основании всех имеющихся в моем распоряжении данных я выдвигаю 3 версии, вероятность которых превышает установленный мною порог в 33%. При необходимости получения версий, вероятность которых ниже указанного порога, необходимо сделать дополнительный запрос.

Версия 1 / Вероятность 57,8%

Каннабиноидные грибы выведены в секретной биолаборатории ЦРУ Объект-171 «Силли пингуин», расположенной в пещере в джунглях штата Чьяпас, Мексика. Эта лаборатория специализировалась на каннабисе и даже находилась на территории контролируемой ЦРУ подпольной фабрики по производству марихуаны, якобы принадлежавшей одной из местных преступных группировок.

Лаборатория действовала с 1977 по 1984 годы и была эвакуирована во время кратковременного и быстро подавленного властями вооруженного бунта, поднятого группой радикальных студентов, отделившейся от Сапатистской армии национального освобождения при ее создании. По имеющимся сведениям, в настоящее время лаборатория заброшена.

Споры грибов были доставлены в атмосферу Марса в 1993 году аппаратом Mars Observer, который по официальной версии потерял связь с Землей за три дня до выхода на орбиту, однако по мнению некоторых экспертов, все же достиг атмосферы Марса, где в рамках проводимого военными секретного эксперимента запустил аэрозонд с самораскрывающимся контейнером.

Версия 2 / Вероятность 43,2%

Каннабиноидные грибы зародились естественным путем в Казахстане, в районе города Семипалатинск, в результате случайного скрещивания грибка-дерматофита с пыльцой каннабиса с последующей мутацией полученного гибрида под воздействием повышенной радиации. Полезные свойства гриба были открыты и изучены жителем деревни Бурбук Лоскутковым Г.И. При попытке продажи продуктов жизнедеятельности гриба группе ученых-ядерщиков под видом гашиша, Лоскутков Г.И. был арестован и его дальнейшая судьба неизвестна. Гриб был передан в секретную биолабораторию КГБ в Подмосковье.

Доказанная способность гриба расти в условиях пониженных давления и температуры, в атмосфере чистого углекислого газа с низким содержанием влаги сделала указанный гриб наиболее подходящей на тот момент культурой для начала практической реализации процесса терраформирования Марса.

В рамках секретного эксперимента споры гриба планировалось прорастить в специальном герметичном контейнере, установленном на спускаемом аппарате советской автоматической межпланетной станции Марс-2. 27 ноября 1971 года спускаемый аппарат был отстыкован от станции, но в результате неправильного входа в атмосферу врезался в поверхность Марса в точке с координатами 4°с.ш. и 47°з.д., что практически совпадает с обнаруженной в 2021 году так называемой «кислородной аномалией».

Версия 3 / Вероятность 33,9%

Грибы были выведены в лаборатории доктора Мо Цзяньхуна, профессора Калифорнийского университета в Беркли в период с 1967 по 1969 годы. В своих экспериментах он использовал метод гибридизации, скрещивая различные виды дрожжей с полезными растениями при одновременном применении метода мутагенеза, то есть применяя радиоактивное облучение и химические мутагены, чтобы вызвать изменения в генетическом материале растений. При этом выращивание грибов происходило в экстремальных условиях – при сверхнизких температурах и давлении, в агрессивных средах и атмосферах. Таким образом было получено несколько видов дрожжей, производящих биологический материал, по своему химическому составу полностью соответствующий веществам, содержащимся в сельскохозяйственных культурах, таких, как кукуруза, батат и конопля.

В 1969 году, когда ФБР заподозрило доктора Мо Цзяньхуна в работе на китайскую разведку, он спешно покинул Соединенные Штаты и вернулся в Китай, где он был привлечен к космической программе по подготовке пилотируемого запуска. В 1972 году программа пилотируемого полета, в которой работал Мо Цзяньхун, была закрыта по экономическим причинам. Его перевели на кафедру микробиологии в Университете Циндао, но все результаты его исследований и выведенные им дрожжи остались в ведении спецслужб.

Еще в бытность свою в Соединенных Штатах, особенно после допроса, учиненного ему ФБР, Мо Цзяньхун стал показывать признаки неадекватности, которые усилились после отстранения его от космической программы. В 1978 году Мо Цзяньхун бежал из Китая предположительно через Тибет, и в дальнейшем никаких сведений о нем не поступало.

В рамках данной версии остается непонятным, каким образом грибы были доставлены на Марс.

– Ну, что вы думаете? – спросил Гуго.

– А он не врет? – Олли подозрительно прищурился, рассматривая листы. – Может, он все это придумал, чтобы доставить нам удовольствие? Я читал, что искусственный интеллект иногда откалывает подобные фокусы.

– Он не умеет врать, – ответил Гуго. – Просто он анализирует имеющуюся в его распоряжении информацию, а недостающие данные он… как бы это сказать… домоделирует, или даже домысливает, создавая наиболее вероятный сценарий.

– Он утверждает, что американская версия самая вероятная. С нее и начнем! – сказала Лис.

– Что начнем? – спросил Олли.

– Я хочу попытаться проникнуть в ту секретную лабораторию и взять пробы биологического материала. Если генетический анализ выявит совпадение с данными АММОКСа, это будет доказательством.

– То есть, мы летим в Мексику?

Лис в затруднении посмотрела на него. Она многое хотела сказать ему. Хотела объяснить, что он вовсе не обязан пускаться с ней в очередное приключение с непредсказуемым концом, что ей очень тяжело нагружать своими проблемами совершенно непричастного к ним человека, пользуясь его глубоким к ней чувством, чувством, которое она старается и хотела бы разделить, но не из благодарности за помощь, а из самой природы этого чувства, которое должно вызреть и угнездиться естественным путем, а не быть натянутым на душу всё из той же благодарности… Но у нее не было слов, чтобы выразить все это, а те слова, которые она могла бы произнести, глубоко обидели бы его.

– Да.

– Обожаю текилу! – обрадовался он.

– А вы знаете, что вам очень повезло? – сказал Гуго.

– В чем?

– В том, что эта ваша лаборатория находится в Мексике, и не просто в Мексике, а в штате Чьяпас, и даже не просто в Чьяпасе, а в джунглях!

– Да, это исключительное везение – бегать летом по тропическим джунглям! – саркастически заметил Олли.

– Это, кстати, не самое худшее занятие в жизни – это я вам говорю, как практикующий антрополог. Но повезло вам в другом. У меня там есть друг, полуиндеец-полуитальянец, который работает проводником и знает в джунглях не только каждую тропинку, но каждого индейца, который по ней ходит. И они его знают. Когда я писал книгу о преступных группировках Мексики и Гватемалы, он помог мне встретиться с такими людьми, которых нормальному человеку лучше бы и не знать. Зовут его Гильерме. Я сообщу ему ваш рейс, он вас встретит и доставит до места. Довольны?

– Конечно! Только вот насчет рейса…

– Сейчас глянем, – Гуго сгреб со стола ноутбук. – Вот, есть завтра в одиннадцать тридцать и пятнадцать двадцать до Мехико. Есть еще ночной рейс в Паленке.

– Нет уж! – запротестовал Олли. – Выспимся нормально и завтра полетим – я по швейцарскому паспорту, а ты по украинскому. Только билеты возьмем на месте.

– А если они внесли и эти наши паспорта в базу?

– Вот заодно и проверим. В любом случае, других вариантов у нас нет, – Олли встал и налил себе полстакана виски. – Ну что, попытаемся взлететь?

Ночью скрипнула дверь.

– Олли, ты тут? – раздался в темноте шепот Лис.

– Тут, иди сюда.

Слышно было, как Лис наощупь пробирается к кровати. Наконец она подошла и юркнула под одеяло. Лис была голой и пахла зеленым яблоком. Она прижалась к нему и в низу живота у него на мгновение возник водоворот, а по позвоночнику прошло цунами.

– Я убежала от Ирис, – прошептала Лис, ложась ему на грудь. Он провел рукой по ее бедру и прижал ее к себе.

«Дзиииииинь…» – раздался громкий, дребезжащий, омерзительный звонок стоящего в гостиной огромного старинного коричневого телефона. Гуго категорически отказывался ходить по дому с мобильником. Аристократ хренов! Чтоб ты провалился со своими антикварными затеями!

«Дзиииииинь… дзиииииинь… дзиииииинь…»

Тело Лис, сжавшееся при первом звонке, так и не расслабилось. Олли лежал, обняв ее и машинально считал звонки.

«Дзиииииинь… дзиииииинь… дзиииииинь…»