«Надо же, какой душевно располагающий диапазон связок! – удивилась я божьему дару, не подумав, что всевышний вообще-то многообразен по части комбинации даров и что вообще нужно быть осторожным, разговаривая по телефону.
– Конечно, конечно! – я, как и положено, нацепила маску услужливости, плотная ткань коей затеняет опасность, – я вас уже жду! Поднимайтесь ко мне!
Всё правильно – где выгода, там и услужливость. Но, в корыстном предвкушении, скрашиваемом благородством предстоящего действа, скрипка профессионального долга играла первую партию в моём сердце – как бы там не было, а прежде всего, будет оказана больному помощь. Гиппократ прочно засел внутри, отодвигая все коммерческие моменты на второй план. «Не навреди» – старо как мир. Да предастся каре забывший клятву! Следование заповеди, возможно, и уберегло меня впоследствии от более серьёзных проблем.
Не подозревая, что последние возможны, я на стук открыла дверь кабинета. Представшая предо мной пациентка, несмотря на слегка отталкивающую внешность, обаятельно улыбнулась, после чего и была приглашена присесть на стул. Больше приземистая, чем невысокая, одетая довольно невзрачно, но опрятно, она приняла приглашение. Мне даже показалось, что я уже где-то уже встречалась с обладательницей этой нечистой кожи, покрытой какими-то мелкими бугорками и оспинками. Но сквозь затёмнённые стёкла очков – оправа подобрана безвкусно: позолота местами отлетела, на дужках сколы – глаз не разглядеть.
«Наверное, веки с дефектами, поэтому и прячет», – решила я и, дожидаясь, пока устроится поудобней, продолжила её рассматривать.
Молодая дама, лет двадцати пяти, имела – оговорюсь, что это сугубо частное мнение – внешность «неприметной красоты» из старой песни. Про ту, кою и на танцы не приглашают и до дому не провожают. Общество по обыкновению с некоторой жалостью относится к категории населения, воспетой в этой песне, будь то мужская или женская часть. Получается: ты некрасив, а значит, обижен богом, то есть где-то убог, что прямиком ведёт к праву на получение сертификата жалости.
Но здесь надо немного разобраться. Некрасив, вовсе не значит убог. Кроме этого к убогости можно отнести и физическую увечность, а так же и духовную посредственность. А вот тут действительно трудно что-то поделать: ума порой не дашь, а увечность далеко не всегда исправишь. В отличие от неприглядности, которую всегда можно как-то примять косметологией, навалится на неё пластической хирургией. Да и фокус интеллекта порой сильней ужимки красивого взгляда, так как мышцей, даже мимической, всегда движет извилина. Поэтому, коль твой образ прост, то усложняй рисунок своего мозга. Если в этом достичь успеха, то внешний мир в глазах наблюдателя (собеседника) затмится внутренним. При определённом усилии это более чем возможно; в истории много тому доказательств, и перечислять все попросту нет смысла – всё в книгах написано.
Неприметная афиша может вещать о невиданном действе, хотя в наше время возможно и обратное. Поэтому-то я не спешу с выводами, когда вижу невзрачного человека: а вдруг его лицо имеет не общее выражение, скрывающее необозримые просторы интеллекта. Последний больше и долговечней.
Поэтому-то, прежде чем жалеть дурнушку, я задумывалась о том, а что я о ней знаю. За невзрачной внешностью может скрываться что угодно: и доброта, и мыслительные способности, и обаятельный дар. И ещё зло. Но вся эта умственная гимнастика уходила глубоко на задний план, когда передо мной являлся пациент, особенно клиент. Кто бы он и какой не был.
– Ну, и что у вас стряслось? – совершенно не обращая внимания на прыщики и оспинки лица, я задала стандартный вопрос пациентке.
Она, мило улыбнувшись, пожаловалась на боли в плечевом суставе, плохом его функционировании. Особенно смущало её отсутствие причин расстройства – не ударила, не застудила, не наджабила. Недуг, как выяснилось, беспокоит уже достаточно длительное время и порой причиняет серьёзные страдания.
– Уснуть иногда невозможно, как ноет, – заключила девушка и в доказательство повернула плечо, сопроводив движение стоном.
«Ещё немного, и её сустав либо заскрежещет, или кость треснет», – подумала я, увидев явно гипертрофированную гримасу.
– Странно, – с долей недоумения заключила я, закончив осмотр, – рука нормально функционирует. Нужен рентген.
– А у меня уже есть рентген, – вновь заулыбалась она, – вы только скажите, сколько нужно будет вам заплатить?
Я удивлённо посмотрела на даму: ещё нет даже диагноза, а она уже решает вопрос оплаты. Если придерживаться логики, естественно любая работа чего-то стоит, но как можно определиться со стоимостью не зная объёма. Время, силы, расходные материалы – всё это нужно учесть. Не особняком стоят и материальные возможности заказчицы. Но возможна, она имеет в виду именно аспект диагностики. Так или иначе, я решила уточнить.
– За что вы хотите мне заплатить?
– За обезболивание.
Ну и ну! Ещё неизвестно, что и как лечить, а она уже поднимает вопросы анестезии. Знай заранее, чем обернётся это обезболивание, так я уже в этот момент – как в кино показывают – дёрнула бы за руку так, что очнуться ей пришлось бы уже в гипсе. Вот и вся анестезия! Но зло, как уже говорилось чуть раньше, коварно: я не насторожилась, ни на грамм.
– Думаю, мы обо всём договоримся.
–Тогда давайте, – она в очередной раз улыбнулась.
– Что давайте? – некоторое недоумение возникло в моём сознании.
– Говорите, сколько будет стоить обезболивание.
Чего это она так озабочена анестезиологической стороной лечебного процесса, подумала я? Обычно люди прежде о сути болячки справляются: что будет да как быть. Наверное, наслушалась страшилок от медицины. Или попросту трусиха. Ведь падают же некоторые в обморок даже от вида шприца. Да что там от шприца – от ватки с капелькой крови валятся. Если она такая, решила я, сразу нужно обнадёжить.
– Не в цене суть, а в качестве. Правильный путь введения, удачно подобранный препарат, и посещение врача запомнится как сеанс релаксации.
– Здорово! А какие препараты вы будете делать?
– Обезболивающие конечно.
– Понятно, что обезболивающие. А какие?
– Да любые, – пожала плечами я, – я обычно с комплексом препаратов работаю.
– А какие именно? Реланиум будет?
– Если хотите, будет и реланиум, – с некоторым недоумением заверила я, даже не задумываясь, чего это она прицепилась к обезболиванию.
У меня как раз залежались пара ампул этого препарата, относящегося к группе сильнодействующих (прошу не путать с наркосодержащими – это совсем другая история). К слову, в эту группу входит даже спирт – если сотрудник нарконадзора задержит вас со ста граммами его девяносто процентного, то запросто может завести уголовное дело. Это что-то вроде хранения в больших количествах, а если вы подарите этот пузырёк другу, то ещё и за сбыт. А если рядом будет кто-то третий, то могут пришить и преступное сообщество. К сильнодействующим относятся: анаболики – обратной стороной могучей мускулатуры культуриста является уголовный кодекс; снотворные – не дай бог, замучает бессонница, можешь в итоге загреметь на нары; ещё какие-то: не буду ворошить весь уголовный кодекс. Так что, если захочется успокоить нервишки, лучше воспользоваться валерианой (хотя она тоже на спирту – главное не закупать больше двух пузырьков, не то статья обеспечена), а не реланиумом.
– Отлично! – обрадовалась она, – ну, и сколько?
– Чего сколько?
– Ну, сколько будет стоить с реланиумом?
– Но это лишь транквилизатор: так, немного страх поубавит и всё, – пояснила я наивная, даже не догадывающаяся о сгущающихся надо моею головушкой грозных туманностях.
– Пусть поубавят. Вы только скажите – сколько.
Откуда мне было знать, что две ампулы банального транквилизатора из ящичка рабочей тумбочки могут подвести под статью с квалификациями хранения, сбыта, и все это в больших количествах и в группе лиц со сговором. Во как! Значит могут, если это кому-то стало нужно. Я, естественно, даже не подозревала, что найдутся чудаки на букву «М», кому это надо, и такие же чудачки в погонах, которые возьмутся за это дело со всей профессиональной серьёзностью, даже используя в процессе последние достижения прогресса – мобильные телефоны с диктофоном и функцией СМС. Многогранность гаджета удачно дополняет однобокость мозга. А порой и полностью выполняет пустую черепную коробку электронным веществом, но давайте не будем так категоричны ко всем служителям закона. Радует во всём этом лишь то, что при определённом раскладе вещей ночной небосклон становится чище, лишившись нескольких паршивых звёздочек. Но пока они, законопаченные то ли в созвездии Малых Валетов, то ли в скоплении Больших Козлов, ещё только вибрировали, перед тем как слететь вниз, я неосознанно продолжала противодействовать звёздному искрению.
– Да причём здесь «сколько», – отчего–то мой разум на подсознательном уровне не шёл на обсуждение финансового вопроса, – моя работа вообще не зависит от денег. Дадите ли вы мне, не дадите ли, я всё равно буду делать свою работу на совесть. Сейчас дам распоряжение медсестре, пусть готовит инструментарий и накрывает столик. Раздевайтесь, ложитесь на кушетку. Оплата потом, сначала дело.
Не получив желаемого ответа, настырная пациентка вновь раскрыла рот для очередного уговора, но вдруг увидела шкаф, содержимым которого медсестра должна будет накрыть столик по моему распоряжению. Челюсть отвисла, сведя губы в гримасу ужаса: на стеклянных полках сверкали хромом те самые приспособления, коими предстояло делать дело. Уже при одной мысли о том, как клыкастые щипцы дробят суставы, а зубастая пила превращает бедро или плечо в крошку (горки костных опилок вперемешку с сочащимися сероватой лимфой кусочками костного мозга, сдобренного расплывающимися пылинками крови), тема оплаты попросту выдувается из головы через уши. Здесь же обстоятельства принимали конкретный характер: клиентка, на деле оказавшаяся оперативницей под прикрытием, решила, что сейчас её начнут таким образом лечить. Она, возможно, допускала в своей работе идею расстрела преступника без суда и следствия, и сейчас ощутила себя в ситуации участника казни, но не палачом, а жертвой.
– Ну что вы мешкаете? – заметив ступор в поведении клиентки, мои руки потянулась к её плечам, дабы уложить на кушетку, – давайте уже начнём.
Я, конечно же, хотела приступить к первичной диагностике, без которой лечение лишено любого смысла, но как будто бы оказалась не понята. Лицо клиентки вдруг приняло землистые тона (пятьдесят оттенков серого!): она в ужасе отпрянула от меня, на мгновение замерла, а потом решительно сунула руки в карманы. Далее, вытаращив глаза – не накинусь ли, резким движением извлекла из закромов пиджака в одной руке телефон, а в другой какую-то бляху.
– Нарконадзор! – истошно завопила она, размахивая сжатой в пальцах бляхой по сторонам, как сошедший с ума поп изгоняет крестом бесов, только намного более дергаными движениями, – Всем стоять! Не двигаться! Нарконадзор!
Другой рукой, большим её пальцем, «клиентка» давала ход заранее заготовленной СМСке: что-то невероятно засекреченное, типа «ВОГСПЗИБВКМЗПП» (наисложнейше зашифрованный код: Всей Оперативной Группе Срочно Покинуть Засаду И Быстро Выдвинуться К Месту Задержания Предполагаемых Преступников) полетело в эфир.
Я, ничего непонимающая в происходящем и этим совершенно дезориентированная, практически оцепенела от такого поворота событий.
II
1.
Вопрос, не одно столетие терзающий концептуальные умы, звучит так – «Что первично? Материя или сознание?». Не вдаваясь в доводы материалистов и идеалистов, а как раз опираясь на их извечные споры, можно уверенно утверждать лишь то, что истина пока от нас укрыта. Даже по сей день человек задыхается в вакууме дилеммы курицы и яйца. У меня и здесь есть своё мнение: если кто-то/что-то способен/способно порождать материю, обладающую реальной стоимостью, а материя усложняет сознание создателя, то первичен дуализм. Нагружен ли мой подход к проблеме философским смыслом, не задумывалась – не изучала ни Гегеля, ни Маркса. Но, думаю, если вдруг курица несёт золотые яйца, то первичны и она, и её продукт. Точнее – скорлупа: уже с эмбрионом в желтке или ещё нет, содержимое не может быть драгоценным, если только за стенами курятника не идёт борьба за пищевые ресурсы. В общем-то, для рационального человека важны и курица и яйцо: без того и/или другого не будет скорлупы, в том числе золотой. Вот именно такую я себе и оставила бы, предоставив обладателю запутанного сознания всю прочую материю: пусть он её крутит во времени и кривит в пространстве.
Вряд ли и подобная, и вообще какая-нибудь философская вошь колупается в складках извилин Листикова. По кой хрен ему загонять мозги в интеллектуальные виражи, если это грозит свалом в пике заумностей. Подполковник, скорее всего, мыслит – и всегда мыслил – простыми категориями.
Мыслил и вообще, и когда он шёл по коридорам управления на аудиенцию к начальству. Если чем и свербела рана его неудовлетворённых амбиций, так это, как уже известно, отсутствием видимой перспективы карьерного роста. Даже прапору известно, чем больше звёзд и чем они крупнее, тем ярче блеск. Довесок – «скромная» льготы в виде повышенного жалования; опять же плюс. И если генерал подписывает разрешение на оперативно-следственные мероприятия, возникает шанс продвинуться. Поэтому-то на карту и поставлено раскрытие ни какого-то очередного притона токсикоманов-одиночек, а, возможно, отлаженной сети хищений и сбыта сильнодействующих препаратов, а может, если подфартит, и наркотиков. Если постараться, можно наскрести и на сговор в группе лиц, и особо крупные размеры партий, и потребление. В общем, если заблаговременно поднатореть в убедительности доклада, генерал всегда подпишет. Когда на плечах звезда размером с Сириус, для вынесения вердикта достаточно голословных доводов, доказательства не обязательны. Он, генерал Александр Григорьевич Кривена, имея поднятое настроение, как-то сказал, что у медиков как минимум должно быть по одному уголовному делу. Иначе, мол, они плохо лечить будут, если их за шарики не держать. Весёлый парень, живёт юмором. А почему бы не веселиться, когда и зарплата ничего, и пенсия приличная гарантирована, и подруга клеевая, санитарка из госпиталя инвалидов войны, на стороне есть.
Но оперативные хроники порядком набили оскомину идущими сплошной чередой репортажами о недоумках, доведших себя до деградации всевозможными коктейлями из химикатов. Фотографии безнадёжных дебилов с гноящимися от инъекций венами давно стали атрибутом социальных сетей. Сайтов, предлагающих смертоносных смесей не меньше, чем рецептов их изготовления. Более масштабных историй же – сюжетах о сетях наркотрафика, разгромах лабораторий, раскрытиях картелей – очень мало. А когда не видно работы, высшее начальство может обломать хорошую «житуху». Поэтому, дабы продлить профессиональное веселье, нельзя стоять на месте – нужно движение. Отсюда и секретная директива об усилении работы на местах. Текст документа, расписанный на нескольких страницах, можно выразить несколькими словами – «работайте ребята, работайте»! И все, кто не хочет в охранники или ещё куда, кинулись исполнять приказ.
Но на местах многое оказывается несколько иным, чем видится из центра: наркотрафики охраняются, лаборатории «крышуются», картели с кем-то там сращиваются. Ситуация порой такая, что даже к простому наркодиллеру не подступишься – всё проплачено. А сверху жмут. Вот некоторые перегретые головы, отмеченные кокардами, и обнаружили для себя благодатную нишу – медицину. Оказалось, что буквой закона, при желании, можно прижать к стене правосудия, например, ветеринара. Или врача, и даже онкобольного. Да что там онкобольной – обычный алкоголик, если приобретёт в аптеке спирт (не путать с антисептической жидкостью – это напиток не имеет ограничений по части реализации) без рецепта, может не только сам пойти по этапу, но потянуть за собой и фармацевта. Купи два пузырька корвалола и ты становишься потребителем. Подари их соседу – сбытчиком, а уже сосед – потребителем. А не фиг брать по два пузырька!
В общем, когда перспектива высвечена, очередь за действием. Но чтобы процесс пошёл, нужен, как уже стало ясно, не опустившийся алкоголик. На нём, несмотря на примитивность, логическую цепочку – преступление и наказание – выстроить можно, но реализовывать не престижно. Для шумного дела требуется относительно публичная личность, и долго искать не пришлось. Первыми под удар попал ветеринар: он, видишь ли, решил оперировать кошечек не под тем наркозом. А нарконадзору плевать на кошечек, если наркоз вне закона. Раз – и уголовное дело! Следом пошёл терапевт. Умирающему от рака помог, но не вровень с колеёй кодекса – получи статью. Два! Кто следующий на очереди? Хирург! Три! Операцию обезболил чем-то посильнее анальгина – на тебе судимость! И далее в этом духе. Таким образом, «отстрел» начался. Естественно, кто жал на курок, в качестве отдачи получал повышение.
Последнее, однако, отчего-то не касалось Листикова. Ну, никак он не мог нащупать ниточку, ведущую к успеху. Уровень рутины с отбросами общества уже не соответствовала его амбициям. Информация о подзаборной шушере наполнила пространство между извилинами, как кислятина забивает зубы оскоминой, что, естественно, причиняет беспокойство. Фантазии амбициозного (мне здесь больше нравится термин «имбецильный») мозга всё чаще рисовали с ума сводящие картины грандиозных операций с выстрелами и криками. Иногда дело доходило до лучей прожекторов и рёва серен, а так же разрывов авиабомб или, на крайний случай, гранат, а не только до стрельбы. Причем стрельбы из разнокалиберного оружия во все стороны, обязательно со свистом трассирующих пуль и искрами рикошета. Крики оперативников, бесперебойно палящих предупредительными выстрелами, должны сопровождаться громогласными командами из мегафона, сотрясающего воздух. И воздух, и волю тех, на кого производится облава. Но в реальности они – те, на кого по большей части были направлены фантазии Листикова – никакой воли вообще не имели, а безвольному человеку даже наручники не нужны. Поэтому начальство, не видя необходимости в грандиозных мероприятиях, остужало пыл. В такие моменты полного разочарования приходилось отключаться на мыслях о выпивке или о бабах.
Ох уж это начальство! Скольким подчинённым оно обломало крылья, не дав воспарить в бесконечную синь. Последняя, в большинстве случаях, ассоциировалась с отсутствующими в реальности званиями.
«Маршалиссимус, – когда молекулы этанола устремлялись в атаку, порой размышлял Федя (это полное имя Листикова; сокращённое – Фёдор), – это тот, кто должен стоять над генералиссимусами. Если постараться, можно стать даже маршалиссимусом. А перед ним никакая баба не устоит».
Но в один из таких моментов его, видимо, осенило – не обязательно обуздывать бабу званием. Можно попросту прижать её к стенке, шантажируя некими уликами. Не имея выхода, она, конечно же, станет более податливой.
Имелась ввиду, естественно, я. Откуда он узнал о тонкостях моего промысла, не знаю – у них всегда имеется своя агентура. То есть мелкие доносчики, так называемые стукачи. По всему один из них и стукнул на меня, вот Федя и решил поиграть на этом андрогенами. А если не выйдет, то в отместку "Дело" провернуть. Как в истории с петухом и курицей; «если догоню – потопчу, не догоню – согреюсь». «Петух», конечно, имеет право на свою поведенческую позицию, но последнее слово за «курицей». Эпизод нашей случайной встречи у «Нормана» показал, что потоптать не получится, и тогда он решил согреться. Уголовное дело – а лучше тома уголовных дел – отличный источник тепла для подобных чаяний.
В общем, шеф подписал согласие на проведение оперативно следственных мероприятий без проволочек. Лаврухе – так в непринуждённой обстановке генерал Кривена называл Листикова – пришлось, конечно, накидать в ходатайство отсебятины, но, как говорят следаки за бутылкой, без оперативной лажи не сваришь уголовной каши. Руководствуясь этим правилом, Фёдор полистал Уголовный кодекс и набрал из него в прошение несколько параграфов, едва не перегнув палку.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке