Домой иду в оцеплении. Слева Кир, справа Белый, Малой и Бус сзади. Болтают о своем, обсуждают предстоящий день рождения. Кирилл по большей части молчит. Я бросаю на него косые взгляды, никак не могу перестать его изучать. Суровое, непробиваемое выражение лица чарует. Я тоже молчу. Наблюдаю, прислушиваюсь. Парни болтают беспечно, но меня не покидает ощущение, что они напряжены. Как и я. Но по другой причине. И скоро становится ясно, по какой. Когда мы огибаем недостроенную парковку, Мекку неблагополучной молодежи, из тени выходит Макар со своими парнями. Их всего трое. Мои замолкают, как по команде. Мои? Ну, на сегодня так точно. Кир каменеет лицом и говорит, чуть повышая голос:
– Как дела, Макар?
– Все путем, Гильдия, – тот старается не подавать вида, но выглядит удивленным.
И тут наконец до меня доходит. Они ждали меня. Одну. Что хотели сделать – даже думать не хочу. Но точно не ожидали, что меня проводят. Как только узнали, где я живу? Достали личное дело? Думаю об этом каким-то краем сознания, а сама испуганно замираю.
– Гуляете? – Белый улыбается во все свои тридцать два.
– Гуляем.
– Так и мы гуляем, – Тимур снова навешивает на меня свою руку. – Тогда расход? Вы по своим делам, мы по своим.
Макар молчит, а потом нехотя подтверждает:
– Расход.
Я некстати вспоминаю, что так говорит Ник, когда в зале появляется менеджер. Эта мысль кажется настолько неуместной, что я даже теряюсь. Кир берет меня под руку и тянет вперед. Я перебираю ногами, но мало что соображаю. Тогда, пять лет назад, Макар бил не сильно. А сейчас? Бил бы? Или как он хотел отомстить?
Выходим на освещенную часть дороги, ребята сжимаются вокруг меня плотнее. И, как ни странно, дают мне этим дополнительный заряд. Я наконец включаюсь и прихожу в себя. Размыкаю непослушные губы:
– Спасибо.
Ребята переглядываются.
Гильдия говорит:
– Мы же сказали, своих не бросаем, киса.
– Так я не ваша.
– Ой, заткнись уже, – произносит Дима, и они смеются.
– Слушайте, вы не должны были.
Бус фыркает:
– Ну, мы, наверное, сами будем решать? Давай, Мальвина, двигай, поздно уже.
Я проверяю часы на телефоне, почти пять вечера. А значит, отец скоро будет дома. Я мгновенно сникаю.
– Малая, все в порядке? Не боись, мы прикроем.
– Вы не должны, – ворчу я.
– Упрямая, – констатирует Тимур.
Кир берет меня за шею сзади, чуть сжимает и говорит:
– Ша. Разноглазка, шагай. Нет времени реально.
Я замолкаю, потому что его прикосновение к моей коже запускает волну мурашек по всему телу. Пытаюсь с ними бороться и на это бросаю все силы. Торможу эмоциональные процессы и даже пытаюсь контролировать ток крови. Потому что мои щеки теплеют, а я не хочу краснеть при всех.
Доходим до моего подъезда, и я разворачиваюсь, окидываю взглядом всех четверых:
– Спасибо, что проводили.
– Дверь открывай, – произносит Малой.
– Я дальше сама.
– Дальше мы будем решать, – говорит Кир угрюмо, – что ты сама, а что нет.
– Совсем обалдели?
Белый проверяет карманы моей куртки и находит ключи:
– Не поняла еще?
Прикладывает к домофону ключ-таблетку и открывает дверь. Приподнимает брови и взмахивает рукой в приглашающем жесте.
Я стою. Смотрю на него. Потом на остальных. Оберегают меня? Серьезно? После двух дней? Я не дура, чтобы в такое поверить. Наверняка они чего-то от меня хотят. Унизить? Может быть. Этого все хотят.
Но я захожу. Потому что я – железная леди.
Когда вызываем лифт, приезжает маленький. Набиваемся плотно. И я снова концентрируюсь на том, что мое левое плечо прижимается к груди Кирилла. Даже сквозь обе наши куртки меня прошибает ток. Ненавижу свою реакцию на него.
Двери открываются на пятнадцатом, и я выхожу. А парни остаются в лифте. Я смотрю на них и молчу. Они тоже.
И когда двери закрываются, Бус успевает кинуть:
– Пока, малая.
– Пока, – отвечаю растерянно.
Что это было? Почему они меня проводили? Почему защитили? Эти вопросы мечутся в моей голове до того, как я открываю входную дверь. После – меня занимает совсем другое.
– Лана! – кричит отец с кухни.
Я выдыхаю. Терпи. Просто терпи.
Разуваюсь и иду на голос.
– Да, пап?
– Что за проблема сегодня была в школе?
Он сидит, сложив руки перед собой на столе, прямо перед бутылкой. Я зажимаюсь. Мышцы спины сводит спазмом. По рукам – мурашки. Потому что я боюсь.
– Ничего. Просто повздорили с параллельным.
– Ваша классная сказала, что это ты начала.
– Наверное, она ошиблась, – я вру и сама себе не верю.
– Не думаю.
– И кому ты веришь?
– Себе, Лана. Себе, – жестко высекает отец.
И я каменею. Потому что знаю этот тон. Он будет меня бить.
На первом уроке физры я уже сижу в зале, когда все только начинают подтягиваться в школу. Никого из моих одноклассников еще нет, а я уже переоделась и бездумно листаю социальные сети, сидя на низкой скамейке. Смотрю фотографии чужой счастливой жизни. Даже странно, что я ей не завидую. Вряд ли я вообще что-то чувствую, все эмоции давно атрофировались. Или заперты так далеко, что я уже и не помню, где лежат ключи.
Из тренерской выходит Косатон и измеряет меня удивленным взглядом:
– Кицаева?
– Доброе утро.
– Ты чего так рано?
Я криво улыбаюсь:
– Тяга к знаниям.
– Тебе в этом не жарко будет? – учитель кивает на мою форму. Спортивные штаны и лонгслив.
– Способствует похудению, – вяло отзываюсь я.
Сил сегодня нет ни на что. Особенно на вранье. Но физрук принимает все за чистую монету:
– Вот вы, девчонки, сумасшедшие, все худеть вам надо. Еле дышит, а все туда же.
– Нормально я дышу. Да вы не переживайте, я же шучу. Просто все остальное в стирке.
Да, так куда правдоподобнее. Молодец, Лана, заставила мозги работать.
– Ну смотри мне.
– Смотрю, Константин Антонович. Смотрю.
Я снова утыкаюсь в свой телефон, надеясь, что он поймет намек. Он понимает. И опять скрывается в тренерской. А я надеваю наушники и отгораживаюсь от происходящего. Зал потихоньку заполняется одноклассниками, но я их начисто игнорирую. Даже Ваняева. Мне просто нужно отдохнуть.
– Здорово, Мальвина, – пробивается через музыку голос Буса.
Вынимаю один наушник и чуть поворачиваю голову:
– Привет.
– Как дела?
– Лучше всех.
– А чего такая грустная?
– Это я так веселюсь.
Он хмыкает:
– Хреново ты веселишься. Хочешь, научу?
– В следующую субботу научите. Буду конспектировать.
С другой стороны приземляется Белый и забирает у меня из рук наушник. Пару секунд слушает и с улыбкой говорит:
– Зачет!
– У вас вообще нет понятия личного пространства? – я ворчу, но на самом деле странным образом рада видеть этих парней.
– Очень даже есть. – Это Малой присаживается на пол напротив меня. – Но у нас другой принцип, все мое – твое. Слыхала такое?
– Что, прям все?
– Ага.
– И девушки тоже? – я прищуриваюсь, а Антон давится смешком.
– Кир, Мальвина кусается. Говорит, нарушаем личное пространство.
– Переживет.
Кирилл, как всегда, немногословен. Он садится на пол напротив Малого, привалившись спиной к моим ногам. От этой неожиданной тактильности я буквально теряю дар речи. Но ненадолго.
– Это что? – говорю грубо.
– Доказательство того, что у тебя нет личного пространства, – ржет Дима.
И я чувствую, как Кир легонько вздрагивает. Догадываюсь, что смеется. И на душе как-то теплеет. В окружении этих парней я чувствую себя какой-то укротительницей тигров. Или заклинательницей змей. Чувствую, что я есть. Потому что свое присутствие в этой жизни я ощущаю не всегда. Удивительные эмоции, не потеряться бы только в них.
Какое-то время еще сидим так. Я не шевелюсь, не говорю, только слушаю их беспечную болтовню. В какой-то момент ловлю злой взгляд Дунаевой. Оскаливаюсь в ее сторону радостно и с вызовом. Если здесь есть что-то ее, так пусть подойдет и отнимет.
А потом Бус снова закидывает мне на плечо свою смуглую жилистую руку, и я вдруг шиплю от боли сквозь сжатые зубы. Вчетвером они вцепляются в меня внимательными взглядами.
– Че ты сделал? – спрашивает Малой.
Тимур выглядит растерянным:
– Да я просто руку положил на плечо.
Я беру под контроль свои реакции, но уже поздно. Поэтому приходится снова врать:
– Да все в порядке, я просто вчера спину потянула.
– Хочешь, я посмотрю? Я на футбол ходил, я с растяжениями на ты, нас там тренер учил, что надо делать, – предлагает Белый.
– Нет! Нет, не нужно, все нормально. Пройдет.
Кир смотрит на меня, повернувшись вполоборота. Молча. Я трусливо отвожу взгляд.
Спасает меня Косатон. Свистит и велит всем строиться. С облегчением перевожу дух. Встаю и иду в конец шеренги. За это меня тоже всегда трепали. Что я низкая. Это потом уже я выучила более приятные определения – маленькая, миниатюрная, изящная.
Урок мы начинаем с разминки, упражнений на общую физическую подготовку, а в конце снова играем в баскетбол. С Дунаевой одновременно на поле мы больше не оказываемся, Косатон отслеживает. В своей длинной форме я действительно к концу вся взмокаю. Но когда нас отпускают переодеваться, в раздевалку я не тороплюсь. Помогаю собрать мячи и коврики, пристаю к физруку с каким-то дурацким вопросом про нормативы.
Так что все девчонки уже готовы, когда я появляюсь в раздевалке. Я увлеченно перебираю свои вещи и жду, когда они выйдут. И только тогда скидываю мокрые шмотки. Теряю бдительность и разворачиваюсь спиной к выходу, натягивая джинсы. Что дверь открылась, я слышу не сразу. Понимаю это по сквозняку, который холодит голую исполосованную спину.
Разворачиваюсь и вижу Кирилла. Зубы сжаты до перекатывающихся желваков. В глазах – гневная бездна. Вдруг думаю, что, когда он злится, его радужка меняет цвет. А может, дело в зрачках, которые расширяются. Он заходит и прикрывает за собой дверь.
Я не пытаюсь прикрыться, все самое стыдное он уже видел. Ощущения мерзкие. Как будто меня секли в его присутствии. Щеки становятся горячими. Но покраснеть при нем уже не кажется мне таким ужасным. На глаза наворачиваются злые слезы. Кто его просил приходить?! Внутри все воет и ревет в истерике. Но я только снова поворачиваюсь к нему спиной, чтобы взять майку. Хотел смотреть? Пожалуйста! Пусть любуется!
Надеваю белую майку-борцовку, сверху натягиваю толстовку с капюшоном. Из одного глаза выскальзывает непослушная слеза. Беглянка. Сердито вытираю щеку рукавом. Достаю из рюкзака черный карандаш, жирно подвожу глаза, глядя в зеркало.
Кир все это время молчит. Я аккуратно убираю вещи. Вешаю портфель на плечо и подхожу к Разгильдееву. Останавливаюсь совсем близко. Его гнев почти жжется. Но больнее мне уже не может быть. Задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– На алгебру идешь? – говорю с вызовом.
– А ты?
– Я не прогуливаю.
Он кивает. Произносит:
– Ну, тогда пошли.
– Правильно говорить «пойдем».
– А я вообще, – он облизывает нижнюю губу, – неправильный.
– Я тоже.
– Знаю, Разноглазка.
Кир открывает дверь и пропускает меня вперед. Расправляю плечи и твердо шагаю по коридору с бугрящимся линолеумом. Кирилл идет рядом, приноравливаясь к моему темпу. А сзади, я не вижу, но чувствую – остальные трое.
Я чувствую себя униженной и вместе с тем почему-то очень сильной. Особенно когда за моей изувеченной спиной – дьявольская четверка.
О проекте
О подписке