Цитаты из книг автора «Юлия Щербинина»

Самые разные преступления инкриминировались литературной критике последних 10-15 лет. Толстожурнальную критику ругали за скучность, многословие и неоперативность освещения литературной жизни. Филологическую критику упрекали в наукообразии, излишней сложности и отсутствии диалога с читателем. Глянцевой критике пеняли на продажность, пустословие и потакание массовому вкусу.

Паракритике можно противопоставить текстофилию – любовь к тексту как таковому. Служение литературе, а не самовыражение за её счёт. Литературный критик должен не грубо и хаотично хватать «тело текста» за разные места (преимущественно – за «общие»), а чувствовать его энергию, слышать его пульсацию, улавливать его динамику.

что больше всего спекуляций – с самими понятиями свобода слова и цензура. Превратно понимаемая свобода слова скрывает словесный произвол, а справедливые попытки его пресечения спекулятивно именуют цензурой. При этом мало кто замечает и такой момент: отказывая в публикации писателю, редактор позиционирует себя как «санитар» и «сторож» Литературы; а отказывая критику, редактор рискует прослыть Бенкендорфом, «душителем свободной мысли».

взаимные славословия наглядно свидетельствуют о примитивном размежевании, о несправедливом (а для критики вообще неприемлемом!) ранжировании «своих» и «чужих», «друзей» и «врагов». Людей своего круга (творческого объединения, дружеской компании, светской тусовки)

двойные стандарты – как в агрессивном, так и в комплиментарном диалоге. Не

двойственность в отношении словесной агрессии и ненормативной лексики. С одной стороны, невозможно ведь открыто сознаться в грубом нарушении общепринятых норм – социальных, моральных, культурных, цеховых. С другой стороны, сложно бороться с хорошо описанной Гоголем «страстишкой нагадить ближнему»

двойные стандарты оценивания. В современной литературной среде они становятся чем-то вроде неперсонифицированной тоталитарной власти, диктующей поведенческие стратегии, модели общения и формы речи.

невдомёк, что «читать невозможно» – не аргумент, что «провокационные банальности» – предельная абстракция и что уже лет через десять не вспомнят, кто такие «хомячки» в данном контексте. Однако паракритике безразличен её читатель, диалогу она предпочитает монолог.

Назидательный тон, брезгливое тыканье пальцем – и рецензия деградирует в нотацию.

паракритик берёт на себя функцию учителя и просветителя, поучая авторов «как надо писать», щедро раздавая советы, наставления, рекомендации.