Глава 4

Не знаю, сколько времени мы пролежали под кроватью, я просто потеряла ему счет. Я лежала лицом вниз и, только когда наступила полнейшая тишина, потихоньку подняла голову. Именно с этой наступившей тишиной мне показалось, что застыло и само время, а может быть, оно не застыло, но с этой минуты начался совсем другой отсчет. Мы с Серегой посмотрели друг на друга. Первым пришел в себя Сергей:

– Ты как?

– Не знаю, – судорожно пожала плечами я.

Сергей взял меня за руку и посмотрел мне в глаза.

– Нина, послушай меня внимательно. Ты сейчас лежи, пожалуйста, здесь и не вздумай вылезать. Я скоро вернусь.

– Ты куда? – Я сжала руку Сергея как можно сильнее. Он понял, что я очень боюсь остаться одна.

– Я ненадолго. Хочу посмотреть, что случилось. Сейчас вернусь.

– Я с тобой.

– Я не могу тобой рисковать. Я должен убедиться, что в доме никого нет.

Посмотрев на Сергея беспомощным взглядом, я тихонько всхлипнула.

– Ты говоришь, что в доме никого нет… Как же так, ведь столько народу было?! День рождения все-таки. Там Ленька, твой друг, мой одноклассник… Послушай, музыка не играет. Почему не играет музыка? Ведь было очень весело. Все танцевали. Когда мы с тобой уходили, все танцевали. Я хорошо помню, что все танцевали. Ленька заигрывал с соседкой по столу. Кормил ее с ложечки и украдкой смотрел на мою реакцию. Сереж, почему не играет музыка?

– Наверное, потому, что закончился диск.

– А почему никто не поменяет диск?

– Не знаю. Наверное, потому, что менять некому.

– Как это – некому? А где все?

– Нина, я ничего не знаю. Я же был здесь с тобой. Сейчас все узнаю.

– Ты хочешь оставить меня одну?

– Я ненадолго.

– Почему в доме так тихо? Почему никто не смеется? – Я почувствовала, что еще немного, и у меня начнется истерика. Меня слегка затошнило и помутнело в глазах.

– Наверно, потому, что все спят…

– Спят?!

– Спят. Нина, лежи здесь, я пойду посмотрю, может, кому-нибудь еще можно успеть оказать помощь.

– Помощь?!

– Вот именно, помощь.

Я вцепилась в Сергея мертвой хваткой и затряслась как в лихорадке.

– Сереж, я здесь одна не буду! А вдруг ты уйдешь и больше не вернешься?! Вдруг эти люди сюда вернутся?!

– Какие люди?

– Те, у которых автоматы… Которые стреляли по кровати и шкафу.

– Обычно они не возвращаются…

– А вдруг вернутся?!

– Именно поэтому я и прошу тебя остаться здесь.

– А если с тобой что-нибудь случится?

– Тогда ты дождешься, пока прибудет милиция, и только тогда вылезешь из своего укрытия.

– Я с тобой…

Поняв, что со мной бесполезно спорить, Сергей освободился от моих настойчивых рук и вылез из-под кровати. Я выползла следом за ним и тут же почувствовала, как затекло мое тело. Ноги были ватными, казалось, я просто разучилась ходить. Мы были совершенно голые, но просто не замечали этого. Когда мы открыли дверь и вышли из спальни, я вскрикнула и чуть было не лишилась рассудка. Везде была кровь. Вся комната, в которой еще совсем недавно шло шумное веселье, была залита кровью… Кровь была на лицах, на костюмах, на вечерних платьях, на рубашках, на руках… Было тихо, только у кого-то звонил мобильный, а этот кто-то даже при самом большом желании не мог ответить на вызов…

– Все спят. – Я не узнала свой собственный голос. Он стал каким-то глухим и грубым. – Все крепко спят…

Я подошла к спящему Леньке, голова которого лежала на столе рядом с простреленной головой девушки, совсем недавно оказывавшей ему знаки внимания. Автоматная очередь пробежала прямо по их затылкам. Взяв Ленькину руку, я попыталась нащупать пульс, но после всего, что произошло, его не могло быть.

– В живых никого не оставили, – гробовым голосом сделал заключение Сергей и, взяв лежавший рядом с Ленькой мобильник, стал нажимать на кнопки.

– Ты куда звонишь?

– В милицию.

– В милицию?

– Конечно. Если бы это был не мой дом, мы просто хлопнули бы дверью и уехали, но так как я хозяин, я просто обязан вызвать милицию.

Пока Сергей объяснял дежурному, что здесь произошло, и называл свой адрес, я взяла другой мобильный телефон, который не замолкал ни на секунду с того момента, как только мы вошли в зал. Сама не зная зачем, я нажала «ОК» и, проглатывая слезы, произнесла:

– Да, слушаю.

– А кто это? – послышался детский голос.

– Это Нина.

– А где моя мама?

– Мама сейчас не может подойти к телефону.

– А папа?

– Папа сейчас тоже не может подойти.

– Родители обещали приехать ровно в двенадцать, а уже первый час. – Детский голос был близок к истерике. – Мама позвонила, сказала, что они скоро приедут и чтобы я ложилась спать, но я не могу лечь спать, мне очень страшно. Я жду своих родителей.

– А у тебя есть бабушка?

– Есть.

– А где она?

– У себя дома.

– А где ее дом?

– В другом районе.

– Позвони бабушке и скажи, чтобы она срочно к тебе приехала.

– А зачем?

– Затем, чтобы тебе не было страшно.

– А где мои родители?

– Они задержатся. Только обещай мне, что сейчас ты позвонишь бабушке. Обещаешь?

– Обещаю, – растерялся ребенок.

– Вот молодец. Как только папа с мамой освободятся, они сразу к тебе приедут.

Почувствовав, что я больше не могу врать, я выключила телефон, бросила его на пол и, обхватив голову руками, громко, по-бабьи, заревела. Я чувствовала, как оттаивают мои мысли, которые еще совсем недавно были будто замороженные. Я сразу поняла, что сейчас осталась жива по счастливой случайности, что, если бы мы с Сергеем не решили уединиться в спальне, я бы уже лежала вместе со всеми с простреленной головой.

Подошел Сергей, обнял меня и попытался успокоить:

– Нина, сейчас сюда приедет милиция. Успокойся, пожалуйста, скоро здесь будут сотрудники милиции…

– И что будет?

– Да ничего не будет.

– Что она сделает?

– Ничего она не сделает.

Взволнованный Сергей вытер мои слезы и посмотрел мне в глаза. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что он с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться вместе со мной.

– Если бы ты только знала, сколько сегодня у меня погибло друзей… Если бы ты только знала…

– А кто их убил? Кто были эти люди?

– Я не знаю. Я вообще ничего не понимаю…

– Сережа, ты веришь в Бога?

– Верю, – тихо сказал Сергей.

– И я верю. Вот только не пойму, почему Бог это допустил. Ведь он же всегда за справедливость. Как же можно было такое допустить?

– Бог их накажет.

– Он должен был этого не допустить…

– Зачастую люди сами не ведают, что творят, и идут против воли Божьей. Бог никому ничего не должен. Он их накажет, вот увидишь, он их накажет…

– Послушай, ведь даже подумать страшно, что все эти люди ехали сюда для того, чтобы встретиться с собственной смертью. Наряжались, надевали вечерние платья, костюмы, покупали цветы, дорогие подарки, целовали своих детей и говорили, что скоро вернутся… А почему же мы с тобой остались живы? Почему?

– Мы остались живы по великой случайности.

– А разве можно остаться живыми по случайности? Можно умереть по случайности, но чтобы остаться живыми…

– Выходит, что можно.

Я посмотрела на свои руки и увидела, что они в крови: я пыталась нащупать хоть у кого-нибудь пульс, везде натыкалась на кровь… Милиция примчалась очень скоро и была поражена тем, что увидела. Я стояла совершенно голая, смотрела на людей в форме полными слез глазами и не понимала, что я раздета. Не понимала. Когда один из сотрудников милиции предложил мне одеться, уже одевшийся Сергей взял меня под руки и отвел в спальню, чтобы я смогла привести себя в божеский вид.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он, бережно помогая мне одеться.

– Паршиво.

– Нам придется всю ночь давать показания. Дождемся, пока дом покинет милиция и увезут трупы. Потом я отвезу тебя. Ты сможешь?

– Что?

– Сможешь давать показания?

– Я не хочу ничего давать. Я ничего не видела.

– Так и говори, что ничего не видела, что когда случилась трагедия, ты была под кроватью.

Давая показания, я говорила чистую правду и искоса наблюдала за тем, как из дома начинают уносить тела погибших. Я говорила, что ничего не видела, потому что все время находилась под кроватью, и что сегодня я уцелела по счастливой случайности, потому что захотела остаться наедине с понравившимся мне мужчиной. Когда меня спросили, замужем я или нет, я робко ответила, что замужем, и точно так же робко продиктовала свой домашний адрес. Когда люди в форме принялись рассматривать ту кровать, под которой мы прятались, они были очень удивлены, потому что она вся была иссечена пулями. Как в нас не попали, оставалось загадкой. Милиционеры непонимающе качали головами и говорили, что мы оба родились в рубашках и что сегодня у нас второй день рождения, у нас не было шансов спастись. Странно, но у нас не было ни единой царапины. В их глазах читалось даже какое-то недоверие.

Меня еще о чем-то спрашивали, искали хоть что-то, за что можно было зацепиться, давали листок и просили нарисовать те три пары ботинок, которые я видела. Но у меня ничего не получалось, потому что после того, как я увидела иссеченную пулями кровать, я стала плохо соображать. Помню только, говорила, что поехала со своим одноклассником на день рождения, и что когда я ехала в эту компанию, никого, кроме него самого, не знала.

– А как же виновник торжества по имени Сергей? – Оперативник прищурил глаза и посмотрел на меня пронзительным взглядом. – Как же он? Вы были знакомы с ним ранее?

– Нет, – покачала я головой. – Сегодня я увидела его в первый раз.

– В первый раз?

– В первый.

– Вы видели человека в первый раз в жизни и пошли с ним в постель?

Оперативник неприятно усмехнулся и посмотрел на меня все тем же подозрительным взглядом. Видимо, в наших «органах» так всегда. Независимо от того, кто ты – потерпевший или преступник, – ты заслуживаешь только подозрительного взгляда, напрочь лишенного хоть какого-нибудь сострадания.

– Да, пошла. А что, в постель нужно идти со второго раза?

– Мне кажется, что в постель люди должны идти только тогда, когда они достаточно хорошо друг друга знают и между ними есть определенные чувства.

– Вы рассуждаете по старинке. Сейчас на подобные вещи смотрят иначе.

– Возможно. Наверное, именно то, что вы смотрите на подобные вещи иначе, чем я, вас и спасло. – Оперативник по-прежнему не сводил с меня своих недружелюбных глаз. – Скажите, а вы не знали, чем занимался ваш одноклассник?

– В смысле?

– В смысле того, где он работает и какими делами крутит?

– Нет. Мы про это не говорили. Я же вам объясняю, мы очень давно не виделись.

– Слишком давно не виделись, а когда встретились, вам было совсем неинтересно узнать, чем занимается ваш старый друг?

– Я об этом как-то не подумала… А что, он занимается, вернее, нет… – Я замолчала, а затем продолжила: – Он занимался чем-то противозаконным? – Мне было тяжело привыкать к тому, что теперь я должна говорить о своем однокласснике в прошедшем времени.

– Это мы хотели бы уточнить у вас.

– Но я не располагаю такой информацией… Простите, но мне кажется, я ничем не могу вам помочь.

Когда так называемая беседа наконец-то закончилась – оперативник понял, что я не могу внести хоть какую-нибудь ясность в это дело, – я оперлась о стенку и закрыла глаза. В висках пульсировала кровь, перед глазами один за другим возникали люди, насквозь пробитые автоматной очередью. Мне даже стало казаться, что я вижу, как их расстреливают… Вижу эти пули, похожие на черные молнии. Я все это вижу, все это чувствую и принимаю чужую боль…

– Нина, ты в порядке?

Я открыла глаза и увидела стоящего рядом с собой Сергея.

– Разве я могу быть в порядке после того, что произошло?

– Ты держишься молодцом. Народ потихоньку вывозят.

– Леньку уже увезли?

– Леньку увезли.

– Жалко, я ведь с ним даже попрощаться не успела.

Когда мы остались с Сергеем вдвоем, он подошел к столу, который просто ломился от давно уже остывших блюд, налил себе полный стакан водки и выпил его одним махом. Засунув в рот соленый огурец, он посмотрел на меня заметно покрасневшими глазами и произнес:

– Ты не смотри, что я водки выпил. Я обещал тебя домой отвезти, значит, отвезу. Можно ехать. Начало светать.

– Но ведь ты же выпил водки?! Целый стакан!

– Я могу выпить бутылку…

– Это много.

– Ничего страшного. Я могу вести машину в любом состоянии.

Я вновь посмотрела на столы и неуверенно спросила:

– А со всем этим что делать?

– Оставить все как есть.

– Ты сюда скоро вернешься?

– Не знаю, смогу ли я вообще сюда вернуться… Пока я к этому не готов.

– Ты предлагаешь оставить все как есть?

– Вот именно.

– Но ведь все протухнет… Представляешь, что будет в этой комнате, когда ты решишь сюда вернуться?

– Ты хочешь убрать? У тебя есть силы, чтобы все убрать и перемыть посуду?

– У меня нет таких сил, – честно призналась я и опустила глаза.

– Даже если бы они у тебя были, я бы тебе никогда не позволил. Я оставлю ключи соседке. Она постарается сделать все возможное, чтобы этот дом как можно меньше напоминал о той страшной трагедии, которая в нем произошла…

– Что ты будешь делать с домом в дальнейшем?

– Не знаю. Я об этом еще не думал.

– Даже если ты и захочешь его продать, его вряд ли кто купит. После такой трагедии его не продашь даже за гроши.

– Я не могу его продать. Здесь прошло мое детство.

Окинув прощальным взглядом некогда гостепри-имный дом, мы вышли на улицу. Пока Сергей отдавал ключ соседке, я не без боли в сердце смотрела на припаркованные к дому машины и с ужасом понимала, что они уже никогда не дождутся своих хозяев. Остановив свой взгляд на машине Леонида, я тяжело вздохнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы…

– Нин, ну что, поехали?

– Что будет с этими машинами?

– Родственники приедут и заберут.

– А с Ленькиной?

– У Леньки тоже есть родственники.

Уткнувшись головой в мощную грудь Сергея, я застонала и еле слышно произнесла:

– Мне страшно.

– Уже нечего бояться. Самое страшное позади. Все обошлось.

– Мне страшно оттого, что к тебе я ехала с Ленькой, а уезжаю одна. Мне страшно, потому что его больше нет.

Мы сели в Сережкин джип, я почувствовала себя значительно лучше и немного расслабилась. Я и сама не знаю, почему его мощная красивая машина подействовала на меня подобным образом. Возможно, потому что я почувствовала себя в безопасности и поняла – мне больше ничто не угрожает. Джип вызывал на дороге двоякое чувство – как уважение, так и опасение. Его боялись. Ему уступали дорогу… А его хозяин не обращал внимания ни на дорожные знаки, ни на правила дорожного этикета. Он громко сигналил, гнал машины в другой ряд, несся с бешеной скоростью, перестраивался тогда, когда считал нужным, и откровенно кого-нибудь подрезал.