Глава 6

Мне казалось, что вот так, с приставленным к затылку пистолетом, я простояла целую вечность. Я понимала, что пистолет в любую минуту может выстрелить и я бессильна что-либо сделать. Мне стало страшно. Я не могла шевелиться.

В голове пролетели мысли о том, что я не зря появилась на свет и жизнь предоставила мне великую возможность любить и быть любимой. Я встретила своего принца. Именно Жан показал мне, что настоящая любовь есть, что это не сказка.

По моим щекам текли слёзы. Я вспомнила Тунис. Мы стоим с Жаном, держась за руки на берегу моря. А оно шепчет нам о любви. Я подставляю лицо свежему морскому ветру и улыбаюсь, потому что я счастлива и чувствую тепло и нежность, которые исходят от стоящего рядом со мной человека. Я счастлива оттого, что я есть. И Я ЕСТЬ ЖЕНЩИНА. Хочется петь, кричать от радости, когда в глазах любимого человека видишь восхищение и благодарность за то, что ты есть и ты рядом. Всё это было. Жан писал мне стихи и носил на руках по берегу моря… Всё это было на самом деле.

– Где Жан? – задыхаясь, произнесла я и потеряла сознание.

… С трудом разлепив веки, я попыталась вспомнить, где я и что происходит. Первым, кого я увидела, был Влад.

– Ну, очухалась?

– Что со мной было?

– Не знаю. Мне даже показалось, что ты ласты отбросила. Не думал, что ты такая слабая. Пистолета, что ли, испугалась?

– Голова болит.

– Ещё бы. Так шарахнуться!

– А где Жан? – всхлипнула я и посмотрела на Влада умоляющим взглядом.

– Да не бойся ты за своего француза. Жив он, здоров. Что с ним сделается?

– Он в гостинице?

– Почти, – уклонился Влад от ответа.

– Что значит почти?

– Он в надёжном месте.

– С ним по-плохому нельзя. Он ни в чём не виноват. Он тоже не имеет к этим драгоценностям никакого отношения. Он приехал ко мне посмотреть Казань.

– Насмотрится он ещё на Казань, если будет вести себя хорошо и делать то, что ему велено.

– А что он должен делать?

– Он знает.

– Как это знает? Что он вообще должен знать?

– Я же сказал, что он знает. Это тебя не касается. Ты лучше о себе побеспокойся.

Голова кружилась, встать не было сил, и я решила пока остаться в горизонтальном положении.

– Да вы что тут, с ума посходили, что ли?! Человек приехал ко мне, и, значит, я несу за него ответственность. И это не просто человек. Это мой любимый, близкий и дорогой человек.

– И давно ты по иностранцам шерстишь? – усмехнулся сидящий на стуле Влад.

Но я никак не отреагировала на его оскорбление.

– Влад, уходи. Я тебе ничего не должна. У меня ничего нет. Я не виновата в том, что твой дед бросил тебя вместе с матерью на произвол судьбы.

Мне чужого не нужно. Если бы я знала, где драгоценности, то обязательно бы их тебе отдала. Но, увы, вынуждена тебя разочаровать. У меня их нет. Я живу на те деньги, которые получаю в своей фирме. Я тебя не знаю и никогда не вспомню о том, что ты сюда приходил. Уйди, пожалуйста, из моей квартиры и из моей жизни. Я тебе ничего не должна. Верни мне Жана. Он приехал в Казань в первый раз, и мне хочется, чтобы об этом городе у него остались самые хорошие и светлые впечатления.

– Мне наплевать, какие у него будут впечатления, – тут же перебил меня Влад, – глубоко наплевать.

Не успела я ему возразить, как услышала громкий стук и тут же подняла голову.

– Что это?

– Всё нормально. Просто мои ребята ищут сокровища.

– Их здесь нет.

– Откуда тебе знать?!

– Да я уверена!

– Ты же утверждаешь, что тебе о них вообще ничего не известно. Допустим, я тебе верю. Я сказал, допустим. Возможно, твоя полоумная бабка соорудила себе тайник и переложила все драгоценности туда. Куда-то же она должна была их положить!

Я с трудом села и с ужасом стала наблюдать, как люди Влада громят мою квартиру. Они двигали мебель, выкидывали все из шкафов, заглядывали везде, куда только можно заглянуть, и даже стучали по стенам.

– Тут ничего нет, – глухо произнесла я и перевела взгляд на Влада.

– Да ты успокойся. Не переживай так сильно.

Сейчас мы проверим, есть тут что или нет.

Не прошло и минуты, как к Владу подошёл один из мужиков, демонстративно постучал по паркету.

– Влад, внешний обыск ничего не дал. В принципе, этого и следовало ожидать. Не дура же она – сокровища в шкафу держать. Нужно снимать паркет, смотреть стены. У неё в ванной и на кухне пластиковый потолок. Его бы тоже не мешало снять. Одним словом, нужно ломать всё, что ломается, и отдирать всё, что отдирается.

– Да вы что! – схватилась я за голову. – А кто мне потом ремонт будет делать?! Это же кучу денег стоит!

Влад усмехнулся:

– Дорогая, ты должна думать не о ремонте, а молить Бога о том, чтобы нашлись эти драгоценности. Потому что, если в квартире не найдётся тайника, я буду спрашивать их с тебя. А если ты по-прежнему будешь водить меня за нос, то тебе уже никакой ремонт не потребуется. На том свете ремонт не нужен. Собирайся.

– Куда?

– Поживёшь пока в другом месте.

– Я никуда не пойду из своей квартиры, – замотала я головой.

– Я два раза повторять не буду. – В голосе Влада появилась угроза. – Мои ребята не смогут эту квартиру за одну ночь проверить. Бабка твоя слишком хитрая была, и уж если она тайник замуровала, то наверняка его так просто не отыщешь. Возьми всё самое необходимое. Уже поздно. Закроешь квартиру и поживёшь пока в другом месте. А с завтрашнего дня мои ребята приступят к поискам.

– Как же так, – окончательно растерялась я, – они начнут стучать, всё ломать. Соседи, когда поймут, что в квартире чужие люди, сразу вызовут милицию. Может, лучше не надо?

– Никто никакую милицию не вызовет, – тут же рассеял мои опасения Влад. – Ребята наденут строительные комбинезоны и сойдут за рабочих. В случае чего отговорка будет одна: ты заказала бригаду и делаешь капитальный ремонт. Да не смотри ты на меня так!

– Я не смотрю, – отвела я глаза в сторону.

– Милицией хочет меня напугать! Да не боюсь я милиции! Понятно?! Не боюсь. Не в том возрасте. Это в детстве, когда я плохо себя вёл, мать постоянно говорила мне, что сейчас придёт дядя милиционер и меня заберёт. Тогда мне и правда было страшно. А сейчас мне уже не страшно, а смешно. Меня ни чёртом лысым, ни милицией, ни даже твоей бабкой-колдуньей не напугаешь! Собирайся, я сказал!

Я вздрогнула и направилась к шкафу.

– А надолго я уезжаю? – осторожно спросила я.

– Не знаю, как получится. Я же сказал, чтобы ты взяла самое необходимое.

Немного помолчав, Влад закурил сигарету и усмехнулся:

– Может быть, на всю жизнь.

– Это не смешно. Что значит – на всю жизнь? У меня на работе отпуск всего на неделю.

– На черта тебе вообще работать. С такими-то драгоценностями. – Влад замолчал и внимательно посмотрел на меня.

– Я не понимаю, о чём ты.

Взяв пакет, я попыталась найти среди вываленных из шкафов вещей самое необходимое. Хотя и не понимала, что именно мне нужно. Хочется упасть на пол и забиться в истерике.

– Ты что так долго копаешься?! – послышалось за моей спиной. – Ты хочешь к своему французу или нет?!

– Что? – Я резко повернулась, отчего сразу же закружилась голова.

– Давай быстрее. Там тебя твой француз ждёт, – издевательски произнёс Влад и гадко оскалился. – Если, конечно, он ещё не умер от разрыва сердца. Когда мои ребята его из квартиры выводили, он чуть было в штаны не наложил. Смотрел, как тупой баран, и повторял: «Где Тома? Где Тома?» Как будто Тома придёт и его спасёт. Ну мы его немного по череёушке погладили, чтобы он про Тому забыл и быстрее нитками шевелил, а то у нас время поджимало.

– Ты что говоришь? Жан здесь совсем ни при чём! Разве можно так с иностранцами обращаться? Ты только представь, какое у него впечатление останется о стране и о нашем городе, когда он к себе домой вернётся! Он же это всем рассказывать будет.

Влад хитро прищурился и посмотрел на меня:

– А с чего ты решила, что он к себе домой вернётся?

– Как это? – Я вздрогнула и почувствовала, как сильно забилось сердце.

– Так это.

– Ты что говоришь?! Ты думаешь, что ты говоришь?! – Я бросила пакет с вещами на пол и захлопала глазами. – С ним так нельзя. Он гражданин другой страны. У него там семья. Жена, ребё – нок и куча родственников. Они это так не оставят.

– Жена, ребёнок, говоришь…

– Ну да.

– А что же ты с женатыми иностранцами таскаешься?!

– А я его люблю! – произнесла я голосом с вызовом.

– Вот и люби его на здоровье.

– Вот и люблю!

– Люби, кто тебе мешает.

– Ты!

– Ну уж, дорогуша, извини. Как бы ты ни хотела, но я просто вынужден тебе помешать. Бабку свою благодари. Она моему деду всю жизнь кровь пила и мне все испортила. Кабы не её алчность и жадность до чужих денежек, то не было бы у тебя никаких конфликтов и крайне неприятных ситуаций. Валялась бы сейчас со своим французом в койке и делала бы ему приятное, ублажала, из кожи вон лезла, чтобы доставить ему удовольствие.

Я хмыкнула:

– Это уже моё личное дело, с кем валяться и чем заниматься.

– А я и не спорю. Я просто задаюсь вопросом: почему наши бабы такие шлюхи? Тебе что, местных мужиков не хватает? Неужели надо тащить мужиков черт-те откуда?! Поэтому и мнение о вас всех такое, таскаетесь с семейными иностранцами, а потом хотите, чтобы мы вас уважали. Он тебе хоть за секс платит?

– Что?! – не поверила я своим ушам.

– Я говорю, он тебе хоть бабок нормально отваливает? Не за так же ты с ним спишь? Дери с него побольше. Пусть знает наших!

Увидев мои обезумевшие глаза, Влад расплылся в довольной улыбке:

– Или ты ему на халяву даешь?! За просто так. По любви, так сказать? Халява сейчас как называется, любовью, что ли?! Хотя что тебе деньги-то с него брать, тебе вон сколько мой дед оставил.

Я с трудом сдержалась, чтобы не дать этому мерзавцу хорошую затрещину. Только непредсказуемые последствия тормозили меня. Правда, всё же я не смогла удержаться и процедила сквозь зубы:

– А может, нашим мужикам стоит задуматься, почему это нас так к иностранным тянет?! Может, дело не в нас, а в вас. Ведь смотрю и думаю: перевелись мужики. Ох, перевелись! Если раньше я хотела встретить мужчину и красивенького, и богатенького, и умненького, и чтоб надеждой и опорой был, то в последнее время у меня критериев всего два: чтобы он был психически здоровым и хоть немного вменяемым.

– Что, тебе на психов везло?

– А в последнее время мне только они одни и попадались. Как ни познакомишься, так дурно становится. Понимаешь, что ни парень, то с отклонениями. Иностранцы хоть ухаживать могут, а от вас никогда ничего не дождёшься! Вот Жан, например. Встретил меня Золушкой и сделал – королевой, а вы, даже если и встретите королеву, то обязательно сделаете её Золушкой! У нас на работе одна женщина умерла. Ей было всего тридцать пять. Милая такая, приятная женщина. Всегда улыбалась и никому никогда плохого не делала. На работе её ценили, уважали и любили за то, что у неё душа была чистая, за то, что она всем всегда готова была помочь. Чужую боль воспринимала как свою. И вдруг она умерла. А знаешь, почему она умерла? Потому что устала. Очень устала жить. В тридцать пять лет жизнь только начинается, а у Татьяны она уже закончилась. Разве это возраст для смерти женщины?! Мы с ней довольно близко общались. Она вышла замуж, когда ей было семнадцать лет, и ни одного мужчины, кроме своего мужа, не знала. В шесть утра уже стояла у плиты и готовила еду для своего чересчур привередливого мужа. Если борщ был слегка пересолен, то он запросто мог вылить его в унитаз. Он заставлял её печь печенье и пироги. Ты представляешь, как можно в наше время печь печенье? Его же в магазине полным-полно, но он не ел магазинное. Он любил только домашнюю выпечку, сделанную её руками, и ел всё только свежее. Нужно было готовить еду только на один раз, потому что второй раз то же самое уже не ел. Она вынуждена была стоять с мясорубкой и крутить мясо, потому что к котлетам из готового фарша он не притрагивался. Нельзя было покупать ни пельмени, ни манты, ни вареники. Нужно было лепить всё самой, и чтобы каждый день было всё разное. Она не знала, что такое отдых, – работала и на работе, и дома. А когда что-то не успевала днём, делала это ночью. Вставала ночью и пекла это чертово печенье. А в дачный сезон ко всему этому ещё прибавлялся и огород. Копала, сажала, полола, консервировала и украдкой посматривала на мужа, сидящего, выпятив пузо, с удочкой на пруду, попивающего пивко. Татьяна даже и представить себе не могла, что можно жить по-другому. У неё не было ни своей жизни, ни своего мнения, обо всём «надо спрашивать у Пети». Ей не разрешалось общаться с подругами – «ведь у тебя же есть я». А отдых ей обещали только на том свете. Даже то, что на её глазах Петька тискался с соседками, женщина считала нормальным – он же мужчина. И даже то, что, когда она умирала от рака, муж не приносил ей лекарств, потому что они стоят дорого, она считала нормальным. И ни в чём его не укоряла. Посторонние люди заботились о ней больше, чем «родной» и «любимый» мужчина. А она молила Бога, чтобы всё это поскорее закончилось, а то она «очень обременяет Петю». И это закончилось. Закончилось в тридцать пять лет. Был человек – и больше нет. Она умерла с улыбкой, потому что скоро сбудется её самая большая мечта – отдохнуть и выспаться. Как же страшна ЖИЗНЬ ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ ЖИВЁТ ЖИЗНЬЮ МУЖЧИНЫ. Жаль женщин, которые не знают, что же такое безудержная радость, громкий смех, цветы, стреляющее шампанское… Жаль, что некоторым так и не удаётся узнать, что такое любовь. «Свято место пусто не бывает», – сказал Петя, подтянул свой жирный живот и отправился искать новую хозяйку. И нашёл новую жертву. Страшно то, что претенденток на эту роль было много, и никого из них не испугала чудовищная искалеченная судьба Татьяны. Слишком много у нас одиноких женщин, а тут надо же, мужик освободился. И каждая думала о том, что с ней всё будет совсем не так. С ней будет всё совсем по-другому. А проклятое одиночество превращает нас в безропотных Татьян.