Окинув прощальным взглядом некогда гостеприимный дом, мы вышли на улицу. Пока Сергей отдавал ключ соседке, я не без боли в сердце смотрела на припаркованные к дому машины и с ужасом понимала, что они уже никогда не дождутся своих хозяев. Остановив свой взгляд на машине Леонида, я тяжело вздохнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы…

– Нин, ну что, поехали?

– Что будет с этими машинами?

– Родственники приедут и заберут.

– А с Ленькиной?

– У Леньки тоже есть родственники.

Уткнувшись головой в мощную грудь Сергея, я застонала и еле слышно произнесла:

– Мне страшно.

– Уже нечего бояться. Самое страшное позади. Все обошлось.

– Мне страшно оттого, что к тебе я ехала с Ленькой, а уезжаю одна. Мне страшно, потому что его больше нет.

Мы сели в Сережкин джип, я почувствовала себя значительно лучше и немного расслабилась. Я и сама не знаю, почему его мощная красивая машина подействовала на меня подобным образом. Возможно, потому что я почувствовала себя в безопасности и поняла – мне больше ничто не угрожает. Джип вызывал на дороге двоякое чувство – как уважение, так и опасение. Его боялись. Ему уступали дорогу… А его хозяин не обращал внимания ни на дорожные знаки, ни на правила дорожного этикета. Он громко сигналил, гнал машины в другой ряд, несся с бешеной скоростью, перестраивался тогда, когда считал нужным, и откровенно кого-нибудь подрезал.

Мы ехали молча, не проронили ни единого слова. Наверно, каждый из нас думал о чем-то своем. Каждому хотелось разобраться со своими чувствами наедине с самим собой. Не знаю, о чем думал Сергей, но я думала о Леньке, о том, что в школьные годы мы были по-настоящему дружны. Между нами не было никаких «личных» чувств. Ни детских, ни юношеских и уж тем более повзрослевших. Мы просто дружили и испытывали друг к другу братские чувства. У нас были, если так можно сказать, товарищеские отношения. Хотя… В эту встречу мне показалось, что Ленька испытывает ко мне нечто большее, чем просто дружеские чувства… Я уже давно стала женщиной, а женщина всегда чувствует душу мужчины. Он смотрел на меня глазами, в которых была грусть, тоска по чему-то давно ушедшему, которое уже никогда не вернется… Может быть, у него это со школьной скамьи? Может быть, он это просто умело маскировал? Может быть, я значила для него больше, чем просто одноклассница? От этих мыслей у меня стала разламываться голова, и я почему-то вспомнила тот давний случай, когда Ленька набрал мой номер телефона и сказал, что он женится. Он не приглашал меня на свадьбу, не говорил о том, что счастлив и как ему повезло… Он просто сказал одну-единственную фразу: «Нина, я женюсь», и ничего более. Я пожелала ему счастья, сказала, что очень за него рада, и положила трубку. А ведь этот звонок что-то значил. Я просто не поняла тогда.

– О чем думаешь? – нарушил ход моих мыслей Сергей.

– Обо всем и ни о чем…

– Ты думаешь о Леньке?

– Откуда ты знаешь?

– Догадываюсь. Ленька был отличным парнем.

Увидев Москву-реку, Сергей съехал с основной трассы и поехал по боковой дороге в сторону реки.

– Давай немного посидим у воды…

– Давай, – с радостью согласилась я. Сама не знаю, чему обрадовалась. Может, просто не хотелось расставаться.

Поставив машину у самой реки, мы подошли к воде и сели на корточки. Я бросила небольшой камешек и смотрела на расходящиеся круги.

– А ты знаешь, Ленька был в тебя влюблен… – Голос Сергея был крайне взволнованным.

– Откуда ты знаешь?

– Он мне об этом говорил.

– Тебе?!

– А почему это так удивляет? Мы с ним были друзья. Нормально, когда друзья друг с другом делятся.

– А почему он говорил тебе, а не мне?

– Не знаю. Наверно боялся…

– Чего боялся?

– Говорить о своих чувствах.

– А разве можно бояться говорить о своих чувствах?

– Выходит, что можно.

– Я этого не понимаю.

– Ты хочешь сказать, что, если бы ты что-то к кому-то чувствовала, обязательно сказала бы это вслух?

– Конечно.

– Я не разделяю твою точку зрения.

– Жизнь и так коротка. Только на первый взгляд кажется, что она очень длинная, а ведь она очень даже короткая. Такая короткая, что оглянуться не успеешь, как она закончится. Я считаю, что если есть чувства, то их никогда нельзя скрывать и прятать.

– По-твоему, чувства нужно выставлять на показ?

– Не обязательно. Я просто за то, что их нельзя прятать. Если они есть, о них необходимо говорить.

– Ты рассуждаешь о взаимных чувствах. А если нет взаимности? Что тогда? Если тот человек, которому ты хочешь сказать о них, не думает их принять? Если эти чувства не вызовут ничего, кроме раздражения? Это же удар по гордости и самолюбию. С чувствами надо быть осторожными, потому что взаимность – довольно редкая штука. Очень редкая.

– И все же о чувствах нельзя молчать, – стояла я на своем. – Даже если они не нужны тому человеку, к которому ты что-то чувствуешь.

– Ты хочешь сказать, что, если бы Леонид сказал тебе о своих чувствах, ты бы их приняла?

– Нет. Я бы их не приняла.

– Тогда зачем говорить, если изначально знаешь, что они не нужны?

– Не знаю. Но я должна была о них знать. Я имела на это право.

– И что было бы, если бы ты о них знала?

– Возможно, в моей жизни что-то было бы иначе… Что-то бы изменилось. Пусть не кардинально, но изменилось.

– Это ты сейчас так говоришь, потому что Леньки нет в живых, и ты чувствуешь какую-то необъяснимую вину. Если бы он был жив, все было бы совсем по-другому. Скажи, ты замечала Леньку в школе?

– Конечно, Леньку трудно не заметить.

– Я совсем не это имел в виду. Ты к нему что-нибудь испытывала?

– Ты имеешь в виду чувства?

– Чувства…

– В школе мне нравился совсем другой мальчик. Максим Андриенко. Я была в него влюблена все школьные годы. По-детски страдала, мучилась. А Ленька… Ленька был просто товарищем.

– А что этот Максим?

– Ничего. Он меня даже не замечал, не проявлял ко мне интереса.

– Почему? Разве тебя можно не заметить?

– Выходит, что можно. В детские годы я была некрасива и даже, можно сказать, неинтересна.

– Получается, что ты тайно любила своего Максима, а Ленька тайно любил тебя…

– Получается именно так.

– А почему тебе нравился этот Максим?

– Не знаю. Разве люди нравятся за что-то? Теперь, спустя годы, мои юношеские чувства кажутся мне смешными.

– Тебе за них стыдно?

– Стыдно?! Быть может, и в самом деле стыдно. То, что казалось серьезным, теперь представляется просто смешным. Конечно, стыдно… Стыдно за слезы, за бессонные ночи, за душевные обиды. Стыдно, что я не замечала того, кто очень во мне нуждался и готов был положить к моим ногам целый мир. – Я вновь бросила в воду камешек и посмотрела на небо. – Интересно, сколько уже времени?

– Одиннадцать.

– Сегодня была самая кошмарная ночь в моей жизни.

– В моей тоже.

– Почему сегодня ночью всех убили? – спросила я, с трудом выговорив эти слова.

– Не знаю, – покачал головой Сергей. – Будет расследование.

– Меня не интересует результат расследования. Я хочу услышать твою гипотезу.

– Мою гипотезу… Я сам ничего не понимаю. Думаю, что убили всех из-за кого-то одного, скорее всего, это было заказное убийство.

– Откуда убийцы знали про день рождения?

– Наверное, они были близко знакомы с тем, кого хотели убить.

– Но кого именно хотели убить?

– Не знаю…

Я обхватила голову руками и села прямо на землю.

– Неужели смерть одного человека можно прировнять к смерти многих?

– Я не понимаю, что произошло…

– Зачем расстреливать всех, да еще на дне рождения? Ведь они могли застрелить того, кто им нужен, в подъезде его собственного дома. За смерть одного человека наказание намного меньше, чем за смерть многих. Получается, что люди, хладнокровно расстрелявшие столько народа, просто уверены в своей безнаказанности. Получается так?!

– Получается так. Они были уверены, что не оставят свидетелей, а когда нет свидетелей, очень трудно найти убийц. Они и не предполагают, что двое остались живы.

– Ты хочешь сказать, что мы свидетели?

– Да.

– Да какие мы, к черту, свидетели, если ничего не видели?! Ничего, кроме трех пар ботинок!

– Этого достаточно…

Меня охватил страх, и я тяжело задышала:

– Ты хочешь сказать, что нам угрожает опасность?

– Не знаю, но думаю, тебе не надо выходить из дома без особой надобности хотя бы первое время. И держи со мной связь. Я оставлю тебе номер своего мобильного. Если заметишь что-нибудь подозрительное, непонятное, ты просто обязана мне позвонить.

– Но откуда бандитам знать, что мы были в доме?!

– Я тебя предупредил так, на всякий случай…

– На какой еще «всякий случай»?! Да мы же ничего не видели, кроме ботинок! Обыкновенных, ничем не примечательных грязных ботинок стандартного фасона, которые продаются в любом магазине! Правда, я заметила, что у одного были короткие брюки и виднелись непонятного желто-розового цвета носки. Такие носят женщины и маленькие дети… Я вообще не понимаю, как мужик может надеть такие. Может, он голубой?!

– Из голубого вряд ли получится киллер…

– А может, это была женщина?

– Из женщины тоже.

– Ну да… Ботинки-то были не меньше сорокового размера. Сережа, ведь это все, что мы видели…

– Я видел больше.

Я почувствовала, как учащенно забилось мое сердце, оно готово было выскочить из груди.

– Эти люди были в масках.

– Каких?

– Ну, понятное дело, не в карнавальных. Они были в черных масках.

– В тех, в которых совершают убийство?

– Вот именно, в тех, в которых совершают убийство. А еще, они были в робе. В солдатской робе защитного цвета с темно-зелеными разводами.

– Я тоже видела военные брюки. Отец такие на рыбалку надевал. Они продаются в охотничьем магазине. Сережа, но ведь это еще ничего не значит. Мы не видели их лиц, не видели особых примет. Почему нам угрожает опасность?!

– Я не говорю, что она нам угрожает. Я просто хочу, чтобы ты была осторожной. Ты была на месте трагедии… – Сергей говорил так холодно, что по моей спине пробежала дрожь. – Ты была там, где совершено убийство, пугающее своим масштабом. Но ненужно паниковать. Просто береженого Бог бережет. Возможно, мы никому не нужны и до нас никому нет никакого дела. – Сергей обнял меня за плечи и поцеловал в шею. – Я уверен, что все будет хорошо. Самое страшное уже позади. Если мы остались живы, значит, так было угодно Господу Богу. Значит, теперь будет все хорошо. Значит, мы должны жить.

– Сергей, скажи, а Ленька занимался чем-нибудь криминальным?

– Не замечал. Мы с ним очень большие друзья. Если бы что-то было, я бы обязательно знал.

– А может, кто-то из гостей был бандитом?

– До этого дня рождения из гостей я не был знаком только с одним человеком. С тобой. Со всеми остальными очень хорошо был знаком и могу с полной ответственностью заявить, что все эти люди никогда не принадлежали к преступному миру и не занимались чем-то противозаконным. Все они мои близкие друзья.

– Тогда я вообще ничего не пойму.

– Я тоже.

В машине мы молчали, а когда въехали в Москву, Сергей посмотрел на меня грустным взглядом и тихо спросил:

– Ты в каком районе живешь? Тебе куда?

– К Леньке. Я оставила машину на стоянке рядом с его домом.

– А может, заедем ко мне? Выпьем по чашечке кофе? Тебя муж еще не ищет? – При слове «муж» Сергей немного смутился и опустил глаза.

– Не знаю. Я не говорила ему, когда вернусь.

Сергей испытующе посмотрел на меня и положил теплую ладонь на мое колено.

– Может, заедем ко мне? – повторил он свой вопрос.

– Я боюсь.

– Чего именно?

– В первый раз, когда мы решили с тобой заняться любовью, всех перестреляли. Страшно подумать, что может быть во второй раз, если мы… – Я немного помолчала и добавила: – Понимаю, это черный юмор.

– Чтобы ничего не произошло, мы не будем заниматься любовью. Мы просто выпьем кофе. Едем?

Я улыбнулась и подумала, что все написано на моем лице, отражено в моих глазах. Даже если бы я знала, что мне угрожает очередная опасность, я бы все равно занялась любовью с человеком, которого очень сильно хотела. Никогда не думала, что можно кого-то так сильно хотеть.

Сережкина квартира была в старом московском доме и казалась большой благодаря высоким потолкам.

– Прости за беспорядок. Не рассчитывал, что у меня будут гости. Это раньше коммуналка была. Я ее целый год расселял. Думал, вместе с этим расселением сам на тот свет отправлюсь. До ремонта руки еще не доходят.

Сергей повесил пиджак на стул и направился на кухню.

– У тебя очень даже мило.

– Да брось ты. Квартира почти голая. Сначала надо сделать ремонт, а потом уже думать о мебели. На расселение ушло столько сил и средств, что пока у меня передышка. Но ничего, скоро соберусь и отгрохаю такой ремонт, что тебе и не снилось. Приедешь на новоселье?

– Приеду, если пригласишь.

– Приглашу. Мне больше и приглашать некого. Всех, кого я мог пригласить, убили.

Я опустила глаза, кашлянула и спросила:

– Сережа, а где у тебя можно помыть руки?

– В ванной. Вон та дверь. Только не пугайся. В ванне тоже бардак.

Я вернулась на кухню совершенно голая. Сказать, что на лице Сергея было удивление, значит не сказать ничего. Он покачал головой и улыбнулся.

– Господи, какая же ты быстрая…

– А зачем медлить?

– Ты уверена, что, если мы сейчас ляжем в кровать, не взорвется этот дом?

– Я хочу тебя…

– А как же кофе?

– К черту кофе! Я могу попить его дома.

– Но ведь и сексом ты можешь заняться дома, есть с кем. – В голосе Сергея слышалась ревность.