Пролог

Я закрыла глаза, со стоном откинулась на спинку водительского кресла и с трудом сдержала слёзы. Мне захотелось выть от отчаяния. В разбитой машине я торчала посреди дороги, не веря, что осталась жива. Сейчас, как никогда, я реально поняла: жизнь – чертовски непредсказуемая штука, и она может оборваться в любой момент.

Пару минут назад я мчалась на своём автомобиле, слушала прекрасную музыку и даже что-то мурлыкала себе под нос, как вдруг со встречной полосы выскочила потерявшая управление машина. Произошло столкновение. Странно, что не сработала подушка безопасности, но, может, это и к лучшему. Ведь в момент сильного удара она может просто-напросто сломать водителю нос или оставить на лице множество синяков. А так – только шок и ни одной царапины на теле…

Я с огромным трудом открыла перекосившуюся дверцу и заковыляла к машине-убийце. Увидев, что в старом, раздолбанном «ЗИЛе» сидит подвыпивший перепуганный тип, я процедила сквозь зубы, что в таком состоянии нужно отсыпаться дома, а не садиться за руль и не давить людей, потом набрала 02 и стала ждать сотрудников ГИБДД…

Шёл второй час ожидания.

Мимо на огромной скорости пролетали патрульные машины, но ни одна не остановилась и не зафиксировала факт аварии. Конечно, теперь им это невыгодно. Обязательное гражданское страхование лишило гаишников дополнительной возможности подзаработать на оформлении ДТП. Причём метрах в двухстах от моего помятого автомобиля стояла патрульная машина, возле которой стражи порядка собирали дань с тех, кто устал ездить на метро или передвигаться на общественном наземном транспорте.

Я подошла к патрульным и попыталась обратить их внимание на то, что в результате аварии на узкой дороге образовалась внушительная пробка, но те безразлично махнули рукой, с усмешкой объяснив мне, что они не оформляют ДТП. Мол, нужно ждать, пока приедут сотрудники, которые занимаются именно этим.

Я люблю свою страну, но устала чувствовать себя бесправным человеком второго сорта, которого унижает собственное государство. Иногда по ночам я думаю, что настанет момент, когда моему терпению придёт конец. Я обязательно отсюда уеду туда, где буду чувствовать себя человеком, а не дойной коровой, где у меня будут гражданские права и обо мне станут заботиться. А когда я стану совсем старенькой, то на свою пенсию смогу объехать весь мир. Да, именно так. Мне ещё далеко до старости, но я боюсь стариться в нашей стране. Когда я смотрю на иностранных туристов, на этих улыбающихся, ухоженных бабушек и дедушек, радующихся жизни… я им по-доброму завидую, потому что государство, в котором они живут, о них заботится. А в нашей стране я предоставлена сама себе, конечно, пока есть силы и здоровье, жить не страшно, но что будет, когда они оставят меня? Когда я думаю об этом, у меня просто начинается нервная лихорадка. Я получу другое гражданство и с улыбкой встречу старость, стану милой старушкой, которая будет жить по законам другой страны, получать хорошую пенсию в евро, путешествовать по разным странам и с ностальгией вспоминать свою родину, которой почему-то она была не нужна.

Один раз я познакомилась с такой пенсионеркой на Поклонной горе. Она вовремя уехала из страны и в ответ на мой вопрос, какую пенсию получает, тут же поинтересовалась, что именно меня интересует – «белая» пенсия или «чёрная»? Оказывается, бывает и так. С «чёрной» пенсии она отдает часть денег в определенные фонды, а затем эти фонды покупают ей путёвки на самые лучшие мировые курорты и предоставляют экскурсионные туры в те страны, которые ей хотелось бы посмотреть. А с «белой» пенсии она покупает экологически чистые продукты, ни в чём себе не отказывает и откладывает деньги для того, чтобы помочь своим детям, которые всё же остались в России.

Мы гуляли с ней на Поклонной горе и смотрели на наших ветеранов, на тех, кто ещё жив… Мне было стыдно, а ей было больно… Я часто вспоминаю эту свою знакомую и одобряю её поступок – в один прекрасный момент она решила позаботиться о надвигающейся старости и круто изменила свою жизнь…

Вот и сейчас я жду машину ГИБДД уже два с половиной часа, создавая пробку на дороге, и понимаю, что совершенно бесполезно ждать помощи от доблестных гаишников, расположившихся на ближайшем перекрёстке. Их не интересует ни пробка, ни авария, потому что все финансовые вопросы сейчас решает страховая компания. Их интересуют только живые деньги. А составлять протокол для страховых компаний – кому нужна эта общественная нагрузка? Когда не существовало обязательного автогражданского страхования, работники довольно быстро приезжали, потому что знали, что на чужой беде можно всегда нагреть руки.

Я вновь набираю 02, объясняю, что сижу в разбитой машине уже третий час, а мне, словно издеваясь, снова говорят до боли обидное: «Ждите. Приедут…»

В трубке слышны короткие гудки, я вновь проклинаю свою страну и ненавистных сотрудников ГАИ. Я не хочу носить одно и то же пальто десять лет, ходить в стоптанных сапогах и отдавать половину пенсии за коммунальные услуги, оставляя копейки на хлеб и воду. Я так этого боюсь и так этого не хочу!

Недавно в магазине я заметила старушку, выбирающую буханку ржаного хлеба, но тот оказался таким дорогим, что у неё не хватило денег. Пожилая дама смотрела на эту буханку с такой тоской, что я предложила за неё заплатить. Она отказалась, на её глаза навернулись слёзы. Ей было стыдно: она честно трудилась на благо родины всю жизнь, отдала отчизне силы и здоровье, а теперь не имеет самого необходимого.

Мне стало невыносимо стыдно за государство, на которое она пахала больше сорока лет и которое бросило её теперь на произвол судьбы. Я представила на месте этой старушки себя, и от этого мне стало смертельно страшно. И всё же я люблю свою страну и не могу понять одного: почему она-то меня не любит? Почему любимое государство забирает у несчастных одиноких стариков последнее, выкидывая их из жизни как ненужную вещь?

Тысячи «почему» лезут в голову, а работников ГИБДД всё нет и нет. Мимо моей разбитой машины медленно проезжают автомобили. Кто-то качает головой, кто-то смотрит на меня с сочувствием, а кто-то откровенно злорадствует, несмотря на то, что в любой момент может оказаться на моём месте.

Да, и это неудивительно: ни в одной стране так не радуются чужому горю и с такой ненавистью не завидуют чужому успеху. Но я ко всему привыкла и поэтому пытаюсь быть сильной. Я стараюсь быть хозяйкой своей судьбы, и мне кажется, что у меня это получается.

Я сижу в искалеченной машине и осознаю, что разбита не только машина, но и вся моя жизнь, и я не хочу склеивать её по кусочкам. Лучше начать жизнь с чистого листа. Я буду делать то, что хочу, а не то, что должна. Я свободна от любых условностей, стандартов и стереотипов, и мне никогда не нужно доказывать свою значимость, потому что сама знаю, чего стою. Я хочу говорить то, что я думаю, и не заботиться о том, что подумают обо мне другие. Я хочу жить в нормальной стране, хочу любить и быть любимой, хочу… Я много чего хочу… Хочу, чтобы мужчины на меня тратили деньги, водили в рестораны, решали все мои проблемы и говорили комплименты…

Время тянулось бесконечно; посмотрев на часы, я с ужасом поняла, что я уже больше трёх часов жду гаишников, ещё немного, и терпение моё лопнет. Я уже была готова разбить стёкла в стоящей рядом патрульной машине. Но никому до меня нет дела, никто не поймёт, что я решилась на этот хулиганский поступок только из отчаяния, обозлённая бездействием доблестных сотрудников нашей милиции.

Дабы не наделать каких-либо глупостей, чувствуя, что больше не могу собой владеть, я использовала старый психологический приём, к которому всегда прибегала в стрессовых ситуациях и благодаря ему возвращала душевное равновесие за считаные минуты. Слегка наклонившись вперёд, я опустила расслабленные руки и стала раскачиваться из стороны в сторону. Я представила себя обезьяной, сидящей на ветке дерева. Мимо моей клетки в зоопарке текут толпы народа, все показывают на меня пальцем и постоянно дразнят. А я вишу вниз головой, и мне начихать на эту толпу, потому что мне нет до неё никакого дела и, если мне сильно захочется, я всегда смогу показать этим людишкам свою задницу.

Изображая обезьяну из зоопарка, я всегда восстанавливала душевное равновесие, освобождалась от внутренней напряжённости и выходила из состояния стресса.

– Девушка, что с вами? Вам нужна помощь?

Я стала раскачиваться ещё больше, касаясь грудью руля. Мне представлялась толпа зевак, которые, не прекращая, меня дразнят, и среди этой толпы не было ни одного приличного человека, который предложил бы мне хотя бы банан.

– Тут с водителем не всё в порядке. Гражданка то ли в шоке, то ли с ума сошла.

Моментально опомнившись, я открыла глаза и удивлённо посмотрела на стоящего рядом с моей машиной гаишника.

– Девушка, вы нас вызывали?

– Да, четыре часа назад. Пешком шли?

– Нет. Просто работы много. Ну что, давайте оформлять документы…

Процедура оформления аварии была слишком долгой, и мне казалось, что она никогда не закончится. Не выдержав, я набрала по мобильному Ленку и убито произнесла:

– Лена, я сегодня зря потеряла день и кучу нервов. В меня со встречной полосы врезался «ЗИЛ» с щебёнкой. Ты можешь себе представить?

– Нет… – испуганно ахнула Ленка. – Ты жива? С тобой всё в порядке? Ты в больнице?

– Этого ещё не хватало! Я-то в порядке, а вот машину придётся отдавать в ремонт, и, по всей видимости, надолго.

– Самое главное, что ты жива-здорова. А машина – это кусок железа. Ты Сергею позвонила?

– Нет, – ледяным тоном ответила я.

– Почему? – опешила Ленка.

– Потому что теперь я решила обходиться без него.

– Ты уверена?

– В чём?

– В том, что у тебя это получится?

– Да. Всё это время он внушал мне, что он незаменим и что, кроме него, я никому не нужна. Я хочу доказать обратное. Я хочу научиться жить без него, а ещё я хочу найти приличного мужа, и желательно иностранца.

– А почему именно иностранца?

– Потому что я не хочу ждать машину гаишников по полдня, – ответила я.

– Может, всё же попробуешь поискать на родине? Говорят – удивительное рядом.

– Что-то мне как это удивительное попадётся, так мало не покажется. А как твоё удивительное?

– Моё удивительное – неплохо. Вот если бы не эти дети!

– Выживают из замка?

– Выживают – это слабо сказано. Уже почти выжили. Такое впечатление, что они пытаются меня морально уничтожить.

– А побороться?

– С кем? С чужими детьми? Они меня ненавидят!